Странная дружба

Свете бы напрячься и заметить, что глотка дочь не делает, а только тупо набивает рот… Но она была уже утомлена и родительская зоркость притупилась. Так что плевок каши прямо в материнскую грудь вышел для Светы крайне неожиданным.

Брезгливой она не была — можно ли быть брезгливой, работая врачом? — но сам факт настолько обескураживал, что Света едва-едва сдержала грубое слово, глядя, как слюнявая овсянка стекает вниз, к столешнице.

Со смесью раздражения и отчаяния она взглянула на дочь, которая совершенно не раскаивалась и всем своим детским видом показывала, что при малейшей возможности манёвр повторит.

И тут в жизнь их вмешалось провидение. Вернее, тихая и смирная Женя.

Крепко зажав в кулачке черенок своей ложки, она отважно стукнула выпуклой лопастью прямо в центр Танькиного лба. Ибо нефиг.

Повисла немая сцена. Офонарели и мать, и дочь, потому что до сего момента Женя в своей жизни не обижала даже мухи.

Таня вылупилась на сестру совершенно круглыми глазами. Такого в её детском опыте ещё не было, так что решить, как реагировать, она не могла. И только-только приоткрыла рот, ещё даже не поняв, что будет говорить.

Женя воспользовалась и этим. Зачерпнув собственной ложки из Танькиной тарелки, она моментально заткнула ей рот кашей. И та… Сделала несколько жевательных движений и проглотила! Женя повторила манёвр. И Таня снова съела кашу.

Света сидела, боясь пошевелиться, и запачканная футболка её совершенно не волновала, хоть кожу и начинало противно холодить. Бог с ним. Лишь бы е спугнуть момент.

А Женька, как заправская нянечка, очень скоро скормила сестре весь её завтрак и как ни в чём не бывало принялась за свой.

— Спасибо, Женя, — по-взрослому поблагодарила её Света, когда Танька как ни в чём не бывало взялась за кружку с какао. И Женька почти по-взрослому улыбнулась ей в ответ.

С тех пор между ними у становилась необъяснимая симпатия, хотя и Женька, и Танька тот эпизод благополучно забыли. Разве что Танька с тех пор смутно признавала авторитет сестры.

В эту субботу в доме было куда более шумно, чем обычно. И не в последнюю очередь из-за приехавшего в гости Славки. Тот жил в студенческом общежитии соседнего города. Но пока ещё частенько наведывался в родительский дом. Но шумел вообще-то не он.

Всё дело было в Вовке, который с недавнего времени обрёл особую страсть ко всем видам борьбы. И если с отцом он по каким-то причинам пока не связывался, а в детском саду его достаточно быстро призывали к порядку вездесущие воспитательницы, то уж на Славке он отрывался сполна. Правда, без вреда для последнего вследствие очевидной разницы габаритов.

Вот и сейчас Вовка ракетой взлетал вверх и приземлялся на руки брату, уверенно хватающего его подмышки. И если поначалу мелкий и пытался изобразить что-то вроде гнева, то примерно к третьему запуску растерял все его остатки и только восторженно попискивал в высшей точке своего полёта.

— Слава! Ты его сейчас головой ударишь! — предостерегла Света, взглядом следящая за запуском нового спутника.

Славка снизил амплитуду движения, чем вызвал недовольство младшего.

— У меня крепкая голова! — запротестовал он то ли для брата, то ли для Светы.

— Голова-то крепкая — полы у соседей не железные, — флегматично заметила Лера, которую ситуация волновала явно меньше, чем тётю Свету.

Славка, видимо, решил не рисковать и всё же перешёл на обычные кувырки Вовки. А потом тот и вовсе повис на его вытянутой руке, покачиваясь, словно обезьяна на ветке.

Лера даже хотела назвать его обезьяним сыном, но вовремя осеклась — самой матери такого говорить не полагается. Потому что в этом семействе кто-нибудь обязательно уточнит, что же за обезьяна его рожала.

Наконец, все уселись завтракать. Места за столом не то, чтобы хватало с размахом. Танька отказалась сидеть на краю, потому что тогда не выйдет замуж. Тогда на край сел Славка, потому что для него проблема не актуальна. А Вовка начал теребить за локоть Женьку, вопрошая, «альтуальна» ли эта проблема для него.

Взрослые вроде бы молчали, так что молодёжь бесстрашно усиливала активность. Пока Славка, намазывая тост маслом, как бы между делом не сказал:

— А мне предлагают стажировку в Швеции.

Тут звук как-то сам собой затих, и все без исключения посмотрели на Славку. Который, будто этого не замечая, откусил от бутерброда и принялся его расслабленно жевать.

— А ты что? — задала вопрос, вертящийся у всех на языке, Света.

— Не знаю… Я ж шведского не знаю.

— Ты и русского не знаешь, — отозвался Стас. — Больше тройки никогда не было.

Это как-то разрядило обстановку — Славка начал спорить и говорить, что на русском программы не пишутся. Вовка начал хвастаться, что у него по русскому будет пятёрка. Женька — рассуждать, что алгебра и геометрия куда сложнее русского. А Лерка явно планировала, когда малышня покинет территорию, ввернуть что-нибудь про шведскую семью.

Возможно, подобная мысль посетила и Танька — уж слишком ехидно она улыбнулась, торопливо засовывая в рот краешек чайной чашки.

Вдруг аура над столом неуловимо изменилась — будто похолодела и приобрела тревожные нотки. Неприятный хруст услышали все. Звук, который рассекает твёрдую ткань поломкой.

Теперь все смотрели на Таньку. Которая неестественно замерла и взгляд которой расфокусировался — уплыл куда-то внутрь. Словно глаза пытались увидеть поломку внутри организма. Все без исключения приобрели более светлый оттенок кожи — даже Вовка, который ничего особо не понял, по неосознанно присоединился к общему настроению.

Подрагивающими руками Таня отодвинула от лица чашку. Сидевшие рядом Славка и Лерка увидели, что на чашечной стенки не хватает внушительного куска — как раз под размер девичьей челюсти. С некрасивого обломанного края капал чай, который оттенком почему-то напоминал кровь.

Таня, всё так же ни на кого не глядя, не спеша, зажала губы раскрытой ладонью. Почему-то именно этот жест привёл немую сцену в движение. Все повскакивали со стульев, бездумно подаваясь в её сторону.

Светка отточенным врачебным жестом оттеснила в сторону и Лерку, и Славку. Стас вцепился ладонью в Танькин затылок, чтобы та не запрокидывала башку. Вовка крепко и испуганно обхватил Женьку вокруг пояса.

Светка уверенно убрала Танькину руку от лица и заставила открыть рот. Та не сопротивлялась.

Слюнявый белый осколок быстро вынырнул в руку матери. Но её это не успокоило, и Светка принялась придирчиво осматривать освободившуюся ротовую полость. Женька гипнотизировала осколок — вроде бы совпадает очертаниями с чашечным боком.

— Не глотай! — рявкнула Светка, подскакивая к столу и хватая Славкину кружку и заливая чай Таньке в рот. — Полоскай!

Танька послушно принялась гонять жидкость во рту, преданно глядя на мать. И явно не зная, что делать дальше.

— Плюй!

Таня выплюнула прямо на пол, но это абсолютно никого не смутило. Таким макаром Светка заставила Таньку перевести весь Славкин чай. И снова придирчиво оглядела её ротовую полость.

— Ну… Вроде ничего… — не слишком уверенно произнесла она, но у всех всё равно отлегло.

Славка ещё приложил осколок к разбитой (разгрызенной?) чашке. Тот сел как влитой. И все сразу о чём-то загономили, снова наливаясь человеческой краской. Та же офигевшая Танька пыталась что-то сказать.

Кажется, обошлось. И теперь весёлый адреналиновый дух захватывал многочисленное семейство Солдатеевых. Светка ругалась на Таньку, Танька доказывала свою невиновность, Лерка под шумок вытирала пол прямо столовой тряпкой, а Славка потихоньку начинал надо всеми подтрунивать. Кажется, Вовка даже задумал на него подлую атаку исподтишка. А Стас не слишком настойчиво призывал всех успокоиться.

Решив, что впечатлений на неё сегодня хватит, по крайней мере на утро, Женька тихонько ушла в свою комнату. Думала, что её отсутствия никто не заметит, но буквально через минуту с кухни раздался мамин голос:

— Жень! Ты нормально?

— Да, — отозвалась она, усаживаясь на диван и беря в руки телефон.

Столько шума для неё явно многовато.

Она разблокировала экран. Как она и думала. Ничего.

Женька откинулась головой на диванную подушку.

Ждать она перестала. Почти.

Может быть, её телефонного номера Максим не нашёл. Может, он вылетел из книжных страниц и уборщица «Юнната» давно замела его вместе с остальным мусором. А может Максим и намеренно его проигнорировал. К последнему Женька и склонялась. Потому и не искала его, считая в этом случае данный процесс жалким.

Ох, уж её стремление к киношным жестам… Если бы не оставляла ему ту самую бумажку, которую написала для Льва, может сейчас и можно было с ним списаться. По-дружески. А теперь — стыдно. Будто Женька собирается навязываться равнодушному парню.

Ладно. Это на самом деле не страшно. Страшнее, например, было бы, если бы Танька подавилась этим дурацким осколком.

И вдруг непонятная стрела ударила Женьку в самую грудь. Ничего не имеющая с описанием сердечной боли — уж об этом-то она от Светы слышала много. Просто будто какая-то радость ударилась и расцвела в солнечном сплетении. И сердце то ли ускорило, то ли замедлило свой ритм. Как предвкушение чего-то…

Зажегся экран телефона. Раздалась привычная мелодия. Женька подняла его к глазам. Номер незнакомый. Но радость внутри не унималась. Сердце подпрыгнуло ещё выше. Потому что она чётко, безошибочно знает, кто скрывается за этими цифрами.

И всё стало неважно и радостно. И можно идти обратно на кухню и обсуждать дурацкий эпизод — потому что Женьке стало очень весело. Но вместо этого она, нажав кнопку приёма вызова, поднесла телефон к уху. И постаралась сделать голос нейтрально-приветливым.

— Алло. Да, это я. Привет. Помню… Макс.