Странная дружба

Глава 10. Дела семейные

Проснулась Танька рано — видимо, школьный режим принёс свои плоды в восстановлении графика. Правда, что делать с этим графиком в семь субботних утра, Танька не знала. И режим тоже не знал.

Она повернулась на другой бок и уставилась в Женькину спину с соседней кровати. Та, свернувшись клубком, уткнулась носом в закрытую штору, через которую пробивался сероватый свет, становясь через ткань желтоватым.

Женька казалась мелкой. Даже накрытая до самой шеи толстым одеялом. Изгиб талии, переходящий, как у скрипки, к ягодицам. Словно трамплин для начинающих велосипедистов. Танька рассеянно опустила глаза на себя. Естественно, ничего не увидела, кроме бугорков груди под голубой тканью пижамы. Коснулась талии и защипнула кожу. Многовато.

Танька перевернулась на другой бок. И глаза упали опять на причиндалы сестры — на стуле, аккуратно сложенные, висели Женькины джинсы. С узкими и длинными штанинами, словно их шили на ствол молодой берёзки.

Странная мысль посетила Таньку.

Она развернулась к сестре. Дрыхнет.

Села на кровати. И воровато оглядываясь, поползла прямо на коленках к стулу. Встала с кровати и взялась за брюки. Наверное, она застрянет в них примерно в районе бёдер. Или колен. Надо бы проверить. Чтобы оценить масштабы собственного бедствия.

Присев на краешек кровати, она стала натягивать на себя стоящие колом штанины. Как ни странно, они проскользили до самого верха бёдер. Чуть ободренная Танька тихонько встала на ноги, снова оглянулась на Женьку — не хватало ещё, чтобы та наблюдала за ходом примерки. Танька в этом случае просто сгорит со стыда. Но эту, видимо, и из пушки не разбудишь.

Джинсовый пояс обнял Танькину талию. Это было выше ожидаемого. А если попробовать ещё и застегнуть? Пояс растянулся, когда Танька его потянула, но пуговица легко просунулась в петлю и даже не давила на живот. Танька, не веря, глянула вниз.

Ткань плотно обхватывала бедра, колени и икры и даже не растягивалась, демонстрируя белые резиночки. Но ходить бы в таких она всё равно не смогла — разве что по ним, потому что стояла прямо на штанинах. И те ещё уходили далеко вперёд от её стоп. То есть, Танька не толстая. Просто короткая.

Классно!

Если укоротить, вполне можно присвоить себе.

Танька снова развернулась к Женьке. В этот раз уже с победой и чуть ли не злорадством во взгляде — дрыхнет и не знает, что её штаны сейчас могут стать не её. Где там ножницы?

Ладно, пусть живут.

Таньке и без них не плохо.

Она стянула с себя предмет чужого гардероба, повесила обратно на стул и довольная, залезла обратно под одеяло. Свернулась на манер сестры.

Однако спокойно провести это утро, несмотря на то, что Танька успокоилась, не вышло.

Дверная ручка сама по себе поползла вниз. Дверь приоткрылась. Очень медленно и без единого звука, словно кто-то включил перед ней запись немого кино. В полоске коридорного света никого не появилось. Сквозняк? Но сквозняк не мог повернуть дверной ручки…

На Таньку уставились два горящих глаза. На высоте чуть выше метра. И некстати напомнили фильмы обо всех этих куклах-убийцах, в которых вселялись демоны.

Дверь отошла дальше… Её увидели…

Чувствуя смесь облегчения и раздражения, она узнала в пришедшем не-демона. Но почти демона — Вовка иногда демонил. А теперь просто выжидающе заглядывал в комнату. Уже собираясь рявкнуть на мелкого, Танька всё-таки передумала подавать признаки жизни. Потому что у мелкого в руке был, оказывается, немелкий нож.

Но Вовка заметил её сам и вперился тёмно-карими глазами. Такой фильм Таня тоже видела, и закончилось там всё очень грустно.

Так… Когда она в последний раз задирала мелкого? А не задирала?.. Н-да… Ей крышка.

— Та-ань… — донёсся до неё братский шёпот. — Та-ня…

Наверное, этого утра ей не пережить. Успеть бы раскаяться в грехах… Которые, как на зло, в голову не идут. Мелькают только мысли о святой воде и высоте этажа — может, удастся выскочить в окно?

— Та-а-ня, — продолжил звать вестник смерти, стоя в дверях. И смотря на неё. И держа в кулаке огромное серое лезвие.

— Чего? — ощущая себя Скруждем из «Рождественской песни», вопросила Татьяна.

— Тань, порежь мне колбаски, пожалуйста.

Она едва не чертыхнулась. Сердце сначала расслабилось, а потом ускорило свой бег. Танька выразительно глянула на братца, но тот по доброте душевной ничего не понял.

Ему по малолетству действительно запрещали пользоваться ножами, а ждать, пока все нормальные люди встанут, он устал. И сам пошёл на поиски взрослых.

Чувствуя, как остатки страха покидают тело, Танька встала и поплелась на кухню. Там на столе уже лежала разделочная доска, а на ней — батон колбасы. Вовка явно успел подготовиться. Таньке осталось только забрать у меньшого резательный агрегат и откромсать несколько кусков мясного тела.

Довольный Вовка залез на стул и, схватив коляску колбасы обеими руками, откусил приличный кусок и принялся с удовольствием его жевать.

— А спасибо? — Таня вспомнила, что мелкого надо приучать к культуре.

— Спасибо, — согласился мелкий.

Это утро они провели, смотря мультики по мелкому телевизору кухни. Больше идти было всё равно не куда — комнату, где спал Вовка, занял приехавший на выходные Славка. Который, как и все нормальные люди, не страдал «жаворонкизмом».

Звук пришлось ставить на минимум — когда живёшь в большой семье, автоматически учишься уважать чужой комфорт. Когда же один из её членов работает сутками и отсыпается днём, это становится вопросом нормального выживания. Так что слух и Таньки с Вовкой, как у младших, был крайне хорошим. А Танька ещё и хорошо умела скрывать, что эти мультики нравятся ей не меньше, чем Вовке. А может даже и больше.

Потому что в детстве все эти милые персонажи и хорошие концовки воспринимаешь как должное, а вот с возрастом, когда тихонько узнаёшь, как бывает на самом деле…

Наконец, дом начал оживать — послышался нестройный топот всяких ног.

Зевая, на кухню зашла Лера и поинтересовалась у молодёжи, какой петух клюнул их попы в такую рань.

Вовка принялся радостно смеяться над «попами», а Танька попросила не мешать познавать тайны анимешного бытия. Лерка, приняв такую просьбу за хамство, только выключила телевизор. На что Танька закатила ей глаза и вышла с кухни. В коридоре уже образовалась небольшая пробка из страждущих посетить ванную — кажется, на правах дамы как обычно победит Света, а Стас со Славкой останутся решать вопрос дальше, скидываясь на «камень-ножницы-бумагу». Вовка с ними не скидывался, потому что в ванну идти не хотел, но за ходом состязания следил внимательно.

Танька зашла к себе и обнаружила Женьку, которая возилась с джинсами, перекинув их через предплечье и вытягивая застрявшую в самой себе штанину. В этой семье всё определённо очень синхронно — или все дрыхнут, или подрываются, как по свистку.

— И чего мои джинсы таким комком висели? — в пустоту посетовала Женька, уже аккуратно перевешивая предмет гардероба на положенную спинку стула.

— Как повесила — так и висели, — на всякий случай буркнула Танька и принялась под шумок собирать свой диван.

Вообще-то процесс утренних сборов был давно автоматизирован, так что ничего особенного не происходило. Разве что, когда подошла Лерина очередь на банные процедуры, раздался её чеканящий глас:

— Же-ня! Иди сюда!

Судя по тому, что имя дочери она произнесла с расстановкой и по слогам, ничего хорошего Женьку не ожидало. Но, зная материнский характер, игнорировать, или упаси боже опровергать призыв было непозволительно.

Женька подошла к ванной и заглянула в открытый дверной проём. Увидев её, Лера пошла в наступление:

— Это что?

Указующий перст она направила на полку над раковиной. Вернее, то место, где обычно была полка, потому что самой полки было не видно. Из-за многочисленных тюбиков, склянок и пузырьков различных размеров и модификаций. Сбоку, будто и не при делах, маскировалась раскрытая косметичка с желто-зелёным рисунком. Из которой и высыпалось всё косметическое содержимое. Видимо, никому из ранее посетивших ванну сей бардак не мешал. Покуда туда не пришла вездесущая Лера.

— Я сейчас уберу, — Женька подошла к раковине и принялась складывать тюбики обратно, внутрь предательского косметичного нутра.

Лера выжидающе посторонилась в сторону. От неловкого движения тюбик с тональным кремом загрохотал о дно раковины, крышка его отскочила в сторону, и на воде остались светло-бежевые разводы.

— Жень, блин, вечно у тебя всё из рук валится! — пробурчала Лера и принялась сама закручивать крышку тюбика, пачкая пальцы плотным покрытием.

— Ты чего развыступалась? — эта фраза принадлежала, конечно же, не Женьке. Это на звуки семейных дрязг явилась Света и выжидающе остановилась в дверном проёме. Если не знать, то можно было подумать, будто в нём появилось ещё одно зеркало, которое отражало Леру — с сестрой они родились близняшками и даже с возрастом не утратили сходства.

— Чего-чего? — переключилась Лера уже на сестру. — Шагу негде ступить от её причиндалов.

Она кивнула на дочь, которая уже закончила убираться и не без любопытства наблюдала за матерью и тёткой. По совместительству — матерью Славки и Таньки. Та неспешно глянула на целую уже косметичку, перевела взгляд на Женьку и пожала плечами:

— Ни так уж их и много. К тому же красивые девушки всегда используют косметические средства.

Она коротко подмигнула улыбнувшейся Женьке. А Лера, как и ожидалось, зацепилась за слово «красивые».

— Ты сейчас на что намекаешь? — сощурилась она на сестру.

— Ни на что, — та наивно тряхнула головой, отчего рыжие волосы выбились из заколки и непослушными прядками легли на плечо. — Я тебе всё прямым текстом сказала.

Лера насупилась, но всё равно не смогла скрыть короткой улыбки.

— Ой, идите отсюда! Обе! — она махнула рукой в изгоняющем жесте и отвернулась к раковине.

Света и Женька решили не перечить и исполнить её просьбу. В коридоре они коротко и понимающе переглянулись.

Наверное, в больших семьях между её членами всегда устанавливаются стихийные и прочные связи. Как, например, у Светы с Женькой. Не сказать, чтобы остальные были менее любимы. Просто им двоим всегда было крайне просто найти общий язык.

Света помнила тот день, когда было положено начало их крепкой дружбе. Она тогда осталась одна с мелкими Танькой и Женькой. Лерка была на работе, а Стас повёз Славку на прогревание — тот как раз восстанавливался после бронхита.

Женьке тогда было пять, а Таньке — четыре. И последняя крайне хорошо выучила слово «нет» и использовала его по любому поводу и в любых ситуациях. Особенно если дело касалось еды.

В тот день у дочери было особенно плохое настроение, и смотрела Таня на мать взглядом, полным презрения. И начисто игнорировала тарелку с кашей. Хорошо, хоть Леркина Женя всегда была смирной и тихо расправлялась со своей порцией.

А Света играла с Танькой в гляделки. Нужна была ментальна ловкость и повышенное внимание, чтобы заметить, что Танькина челюсть чуть-чуть, едва-едва расслабляется. В этот момент нужно было со спринтерской скоростью зачерпнуть ложкой кашу и отправить её в детский рот, пока челюсти не успели сомкнуться. И так очень медленно, черепашьими шажками, Танькина каша убыла на четверть.