Странная дружба

Глава 5. Дискотека

Максим думал, что под дискотеку приспособят большую крытую площадку, на которой в дождливую прогулку выгуливали младшие отряды. И она, наверное, подошла бы — крытое пространство, огороженное с трёх сторон. Защита от ветра и осадков. Удобство наблюдения. Возможность организовать хорошую иллюминацию.

Но что-то в головах администрации пошло не так — странно, учитывая недавний случай со вроде как маньяком — и танцы решили организовывать прямо под открытым небом. На площади, где недавно проходило открытие смены.

В центре так и стоял флагшток, который днём вожатые и воспитатели не меньше двадцати минут проверяли на устойчивость — ещё бы, свались такая махина на кого-нибудь, то случай с возможным маньяком покажется просто весёлой и безобидной хохмой. Но металл стоял прочно, не гнулся и не шатался ни с какой стороны. И если никому в голову не придёт разбудить глубинную память и, как на ярмарке, залезть по столбу за подарком, то всё должно быть нормально. Поэтому надо особенно следить, чтобы никто не пронёс алкоголь. Взять его здесь, конечно, неоткуда, но когда и кого это останавливало?

Фонари и гирлянды развесили по всему периметру, усиливая иллюминацию. В ней пока нет особой необходимости — только начинают сгущаться сумерки. Но сумерки здесь не имеют обыкновения затягиваться, так что обманчивый, только чуть приглушённый свет очень скоро затянется длинной ночью.

Пока что дискотечная площадка изображала полнейшее спокойствие. Но педагогический состав как-то напряжённо переговаривался и хихикал. Возможно, в прежних сменах были прецеденты.

С самого утра настроение у Максима было отличным. Чем-то похожее на предчувствие праздника, которое накрывает в детстве аккурат тридцать первого декабря.

В спальне мужской половины девятого отряда после победы в соревнованиях стало как-то весело. Возможно, на общее настроение повлиял небольшой кубок под золото, стоящий теперь на специально освобождённом столике. Правда, награда была переходящей и после окончания смены останется в лагере — для награждения других победителей. Зато металлические медальки на длинной трёхцветной ленте навсегда окажутся в собственности девятого. Даже тогда, когда смена в «Юннате» останется далёким воспоминанием.

Но случится это ещё нескоро, так что девятый продолжал жить своей жизнью. Вадик балагурил во всю и даже шутки его стали более остроумными. Димка, кажется, более или менее себя принял и с насмешливым превосходством взирал на Вадика, который временами пытался его подколоть.

— Ты во сне разговариваешь, — в очередной раз беззлобно попытался Вадик. — Мамку зовёшь?

— Нет, — невозмутимо отозвался Димка, который действительно периодически бормотал что-то по ночам. — Я просто говорю: разбудите меня, я хочу есть.

Под коллективный смех никто не стал развивать тему про мамку.

— Эй, Макс, дай книгу свою! — Данька уже протянул Максиму руку, не сводя глаз с огромной, раздражающей своим монотонным жужжанием мухи.

— С хрена ли? — Максим и не подумал отдавать пусть и не любимую книгу на благие цели. — Башкой бей — звенеть будет.

Конец доброй беседе друзей, а заодно и мушиной жизни, положил Олег, метко запустивший в нужное место кроссовкой. Жужжание стихло, а на стене под потолком остался рельефный след подошвы.

Кроссовка, выполнив задачу, тяжело бухнулась на пол. И Олег не стал её поднимать — снова уткнулся в экран смартфона, быстро-быстро щёлкая по экрану и почти не скрывая широкой улыбки.

Вечер надвигался с неукротимой силой. Со всеми своими ожиданиями и опасениями. Дискотечная площадка уже была готова — вожатые теперь проверяли качество звучания музыки. Кажется, всё должно было быть нормально.

Наконец, вечер окончательно сгустился.

Корпус девятого дальше всех от площадки. И чтобы хоть немного срезать путь, приходилось пробираться окольными тропами, а местами и получать ехидными ветками по лицу. Растения слишком бездушны, чтобы понимать человеческие устремления.

Шёл Максим один — Данька с Олегом уже успели по очереди улизнуть, а Вадик с Димкой вроде и не выказывали особого намерения идти. Да и вообще — не ходить же теперь строем с песней всё время. Максим себя больше относил к индивидуалистам, и одна командная победа не в состоянии этого изменить.

Сначала он увидел свет. Не в конце тоннеля — тот красным и синим переливался на потемневших от времени суток листьях, делая их резкими и на вид почему-то острыми. Как если бы они были стеклянными. Потом раздался звук. Очень резкий и оглушающий. И громкий. Наверное, тише настраивать не имело смысла, но всё равно первое касание ушей — не очень.

Максим машинально замер. Площадки ему видно всё ещё не было. Да и вообще ничего не видно — даже соседних корпусов, настолько густые заросли.

Он вдруг почувствовал, что остался один. Совершенно нелогичное и непонятно с чего возникшее ощущение. Как можно быть одному, если буквально за поворотом во всю закипает жизнь?

Чтобы избавиться от этого чувства, Максим тряханул плечами. И, уйдя с тропы, дальше пошёл прямо по мокрой от росы траве. Чтобы быстрее выйти из природной пустоты.

Ощущение одиночества с него разом слетело. Глаза обожгло цветомузыкой, и звук то ли успели отрегулировать, то ли Максим привык.

Народу ещё было немного, и в основном кучковались по краям танцплощадки. Даже младшие отряды, которых должны были в десять разогнать по спальням, не спешили отрываться. Наверное, ждали примера старших.

Максим вдруг почувствовал себя глупым. Не сказать, чтобы обычно он ощущал себя гением. Просто только сейчас, стоя пока ещё поодаль от танцевального пространства, он вдруг понял, что так никого и не пригласил.

Вернее, не пригласил Женю.

Для него это было как-то самим собой разумевшемся. Будто между ним и этой девушкой успела установиться ментальная связь. Которая теперь, когда он в одиночестве вышел из какой-то чащобы, будто рассеялась.

Он торопливо огляделся по сторонам. Ни Жени, ни её сестры. Может, самому пойти ближе к десятому корпусу?

— Эй, Макс! Давай к нам! — неожиданно окрикнули его.

Это был Олег в компании седьмого отряда и явно стесняющейся девушки.

Максим подошёл. И попав в компанию, почувствовал себя увереннее. А тем временем, привлечённые звуком и цветом лагерные обитатели всё теснее сбивались на подступах к танцполу.

Наконец, парень из десятого, которому велели диджеить, догадался, что некоторым нужно особое приглашение и двинул какую-то бессмысленную, но ободряющую приветственную речь.

Народ, как стайки разномастных рыбок, потянулся ближе к центру. Какое-то общее движение, общий порыв незримо пронёсся, подхваченный мощными басами.

Максима тоже вынесло. Или он сам был рад вынестись? В любом случае, движения становились всё смелее и всё больше попадали в такт. Максиму даже ненадолго показалось, что он снова на спортивном поле и ловит что-то незримое, будто исходящее от мяча. Энергию.

Удивительно, как легко было танцевать даже под те песни, которые всегда считались чисто девчачьими. Главное — ритм. Становилось жарко, несмотря на вечернюю прохладу. Сердца бились быстрее, будто срощенные единой мелодией. И даже те, кто не умел танцевать, становились частью обоюдного движения.

Максим бездумно повернул голову и то, что он увидел, заставило разгорячённое сердце зайтись с новой силой. Тело, кажется, без малейшего участия со стороны сознания двинулось в нужную сторону.

На краю площадки стояла Женя. Разглядеть её было достаточно легко — благодаря высокому росту, дополнительно удлинённому каблуками. Обуви Максиму видно не было, но разум сам как-то отметил, что в кроссовках Женя смотрелась ниже. Светлые волосы её отливали голубовато-зелёным — именно этот цветовой режим включился на лампе. И были собраны в две косы почти что до пояса. Не пионерских колосков, а объёмных, каких-то витых прядок, то тут то там скреплёнными разноцветными резинками. Максим не знал, но Женя потратила на подобное сходство с молодой фройляйн не один час. И была вполне собою довольная. Особенно когда всё-таки смогла отвоевать утюг и выгладить ядовито-розовый пиджак, который смотрелся, только если ткань почти стояла. Под него можно было просто надеть короткую чёрную юбку и топ и выглядеть красиво. Что Женька и сделала.

Максим почувствовал, как улыбка сама собой растягивает лицо. Возможно, окажись рядом зеркало, то оно отразило что-нибудь похожее на клоуна-убийцу из фильма ужасов — когда захлёстывает радость, мимические мышцы как-то перестаёшь контролировать.

Женя его ещё не видела и продолжала аккуратно стоять с самого края, чуть выставив вперёд ногу и будто покачиваясь в такт музыке. Она тоже улыбалась, но никому конкретному, будто просто миру. И вечеру, наполненному всеми цветами и звуками.

Максим уже преодолел половину площадки. Женя становилась ближе и ближе. Пока резкая волна холода не грохнулась ему на плечи, оглушая.

Нет, конкурса мокрых маек или чего-то подобного на этой дискотеке не предполагалось. Предполагалось гораздо более гадкое и ожидаемое.

Женя пришла не одна.

Непередаваемо противная рука легла ей на плечо и скользнула ниже — к ярко-розовому локтю. Там наглые и смуглые пальцы сделали сминающее движение — заломы на ткани было видно даже при не самом хорошем освещении. Женин нос в секунду указал прямо на эту ладонь. И она по-паучьи исчезла, уползла куда-то за пределы человечьего зрения.

После победы девятого Максим подспудно считал восьмой посрамлённым. И от того появление вожатого восьмого отряда на арене было для него полной неожиданностью.

Лев, нисколько не сомневаясь в своей неотразимости, наклонился к Жене и что-то ей сказал. Где была его вторая рука, Максим до сих пор не знал. А Женя потупила взгляд и улыбнулась.

Лев совершенно не по-львиному, а скорее по-змеиному нырнул вперёд, заходя на танцпол. И рука его, поддерживая Женю за предплечье, уверенно потянула её за собой. Женя не сопротивлялась.

У Максима запищало в ушах. Сначала показалось, что накрылась музыка. И только через несколько секунд Максим понял, что писк этот раздаётся где-то внутри головы. А в затылок ещё и стало давить будто пушечным ядром. Мельтешение цветов перед глазами стало раздражать до тошноты. И скачущих вокруг бегемотов захотелось перешибить огромной мухобойкой.

Возможно, в этот момент Земля решила сменить свои полюса. Это объяснило бы то, что Максима как по щелчку перестало тянуть в сторону Евгении и будто даже начало отталкивать.

Надо уйти. Подальше от этого места. Перед глазами даже мелькнула картинка, как он перелезает через забор и уходит в ночь. Но в сознании она не прижилась — всё-таки от отца ему досталась большая доля основательности, и ночные побегушки даже сейчас казались глупыми. Но как тогда справиться с навалившейся пустотой мира?

Сделав над собой усилие, Максим даже не ушёл с танцпола, а стал мужественно пытаться поймать музыкальный ритм. Который отказывался ловиться. И ощущение спортивного подъёма осталось где-то там, очень далеко.