Странная дружба

Глава 3. Макс

Вообще-то среди кустов Максим привычки шататься не имел — ещё не хватало, чтобы его приняли за подглядывающего или ещё какого извращенца. Но больно интересный образец растительного мира попался ему. Особенно если учесть то, что как любой нормальный молодой человек, Максим флорой интересовался не очень. Вернее, не интересовался совсем.

Но этот куст, притулившийся у самых входных ворот, привлёк его чем-то неуловимым и необычным. А может, ему просто было слишком скучно — на лагерь обрушилось свободное время, а не запароленный вай-фай не обрушился.

Так или иначе, бродя на приятно ноющих после тренировке ногах, Максим сошёл с тропы и остановился около этого самого куста.

Было в нём что-то, навевающее мысли о южных широтах, где растениям не нужно тянуться к солнцу и можно вольготно расползтись в ширину, не заботясь о том, какому листку и когда не хватит света. Оттенок этих самых листьев напоминал изумруд — своим холодом и будто затаившейся в глубине недоброй искрой. И сами листья имели тонкую, продолговатую форму, порождая ассоциацию с северной, дымчато-свежей елью.

Максим протянул одному листку палец, словно жертву, ожидая твёрдого укола. Но, против ожиданий, изумрудный листок прохладным бархатом скользнул по подушечке и с готовностью примялся, будто уступая человеку.

Среди зелени затерялись на ветках и небольшие цветы — пришлось нагнуться, чтобы лучше их рассмотреть. Размером с девичью серёжку и её же напоминали хитрым, каким-то неприродным переплетением. Будто три совершенно разных бутончика срослись друг с другом, превращая неровный узор лепестков в непривычный орнамент. Один бутончик напоминал фиалку, если бы её поместили под фэнтезийный фильтр — прожилки на тонких лепестках отливали платиной, а тычинки, как серебряные струйки, аккуратно высовывались наружу, будто проверяли температуру. Вторая головка — пухлая бело-розовая маргаритка, вся сплетённая из сахарной ваты. С мелким солнечным желтком, который казался пуховым, словно спинка цыплёнка. Третий же элемент необычного соцветия был чёрным и поблёскивал, как жучок. Издалека его и можно было принять за жучка, случайно подползшего к двум нежным бутонам и замершего перед их красотой. Лепестки его выглядели гофрированными, плотно окружающими глазки коротких тычинок.

Не зная зачем, Максим осторожно протянул руку и дёрнул за тонкий стебелёк. Уничтожать природу, конечно, такое себе. Но Максим оправдывал себя тем, что таких соцветий ещё много, а в «Гринписе» он вроде как не состоит.

А сунув в карман честно добытое соцветие, он обнаружил, что больше не один. На основной тропе из-за поворота показались две фигуры. Одна — высокая, другая — нет. Они, хоть и двигались неспешно, как-то очень быстро оказались вблизи Максимова импровизированного убежища от «безвайфайного» мира. И тот их сразу узнал — это были высокая болельщица, которая едва не получила вчера мячом, и та мелкая девчонка, которую на линейке можно было принять за пятиклашку и которая гордо, как буревестник, реяла впереди основного строя.

Они шли рядом и о чём-то переговаривались на повышенных тонах. Та, что ниже, бросала на вторую такие злобные взгляды, что имей зрение физическую силу, из них двоих уцелела бы только одна. Вторая же предпочитала брать жёсткими, настойчивыми интонациями, как если бы пыталась без любого оборудования распилить лист стали. И у неё это получилось бы.

Самого разговора Максиму слышно не было. И, несмотря на то что девушки вроде как ругались, он почему-то порадовался. Просто от осознания того, что эти две друг друга знают. Хотя, возможно, и не любят.

Тропа уже подходила к своему логическому концу — запертым на висячий замок воротам. Поэтому девушки, не сговариваясь, остановились. Друг против друга. Мелкая сложила руки под грудью, чётко выделив её под свободной футболкой. И Максим невольно отметил, что не каждая девушка может похвастаться таким размером. В цифрах он, конечно, не разбирался, но ассоциация с грейпфрутами родилась сама собой.

Вторая устало и немного картинно поднесла ладонь ко лбу, невольно позволяя рассмотреть свой силуэт. Если и был где-то в мире образец, где были прописаны идеальные пропорции фигуры, то, даже не зная о них, можно было догадаться — девушка им соответствовала. И лёгкий сарафан, вроде как струящейся тканью их совершенно не скрывал. Наоборот, узким пояском даже подчёркивался прогиб в спине и рюмочно-впалый живот. Красиво.

Обе, на самом деле, красивые.

Максим присел ниже. Выходить теперь было бы глупо, а застигнутым в кустах — ещё глупее. Он и чувствовал себя дураком. Но ничего, абсолютно ничего не мог с этим поделать. Оставалось только ждать и надеяться, что девушки не будут прерывать выяснение отношений, чтобы рассмотреть какого-то там Максима. Или что у них обеих не такое уж хорошее зрение.

А конфликт, кажется, нарастал. Та, что ниже, буквально подпрыгивала на месте, рьяно стараясь что-то доказать. На икрах её от каждого движения появлялся красивый рельеф, на который было очень легко засмотреться. Вторая же, будто расставшись с последней надеждой доказать что-то всяким дуракам, бессильно махнула рукой и крутанулась на месте. Подол её сарафана от этого сделал красивый круг и по инерции на секунду обмотался вокруг стройных бёдер. А потом бессильно повис.

Собиралась она уходить или просто эффектно показала своё фи — неизвестно. Но на вторую это подействовало, как красная тряпка на быка. Кажется, внутри неё произошёл мини-взрыв — так яростно она отшатнулась назад. А потом тоже крутанулась. Не так эффектно, потому что юбка на ней была короткая и узкая — кажется, та же самая, что на линейке. Поэтому она даже не шелохнулась. А шелохнулась сама девушка, упорно, как ледокол, шагая к воротам.

Вторая, почуяв неладное, развернулась и что-то сказала. Но слова её, какими бы они ни были, эффекта не возымели.

Та, что оказалась более рьяной, подошла вплотную к воротам. С секунду посмотрела на замок. А потом из-за плеча что-то запальчиво выкрикнула подруге. Или уже не-подруге.

Максим с самого начала подозревал, что не слишком полному человеку эти ворота никогда не станут препятствием для побега. А теперь воочию в этом убедился.

Девушка повернулась к нему спиной, а к воротам — боком. Схватилась руками за решётку, ближайшие прутья которой расставились на весьма приличном расстоянии. И, не дрогнув душой, перекинула ногу через низкую поперечную перекладину. Видимо, сделанную для толстых, но высоких — чтобы при необходимости можно было махнуть по верхам.

В боевом запале девушка растопырилась, как морская звезда — и Максим машинально отвёл глаза в землю. Просто юбка её оказалась слишком короткой и узкой для подобной акробатики. Поэтому в процессе выполнения элемента как раз в его сторону мелькнуло белым то, что принято обычно скрывать.

Хвала небесам, много времени торчать между прутьями девушке не понадобилось — уже через секунду она полностью и бесповоротно оказалась за пределами «Юнната». И победно глянула на вторую, которая, как принцесса, оставалась «заточена» внутри.

Та, даже на торопливый взгляд Максима, стала бледнее. И, будто растерявшись, сделала несколько бездумных шагов к разделяющей их ограде.

Неужели тоже полезет? Вторая, видимо, в этом сильно сомневалась, потому что принялась её по-обезьяньи поддразнивать и подначивать. И даже сделала несколько решительных шагов в сторону запылённой дороги. Но, не дойдя до неё нескольких шагов, как по команде, замерла. Машинально припав на колени и втянув голову в плечи.

Максим посмотрел в ту же сторону, куда указывала её тёмная голова.

Вдоль высокой ограды снаружи стихийно разрослись кусты. Не такие непривычные, в которых теперь по своей воле или нет пребывал Максим, а совершенно обычные типа шиповника или чего-то такого. Достаточно высокие, за такими тоже можно было спрятаться.

Чем кто-то и воспользовался, потому что среди зелени прошлось ощутимое шевеление.

Максим инстинктивно напрягся, вглядываясь в ставшие очень чёткими очертания листьев. И неприятель не заставил себя долго ждать.

Мужчина в тёмной, похожей на мешок одежде, не торопясь, вылез из укрытия. Выпрямился во весь рос. И окинул хозяйским взглядом близлежащие окрестности. В которых не было никого, кроме двух дев.

Лицо его Максим разглядел сразу. И первое, что бросилось в глаза — это какие-то по-животному хищные глаза, блестящие нехорошим блеском даже на большом расстоянии. Смотрел он прямиком на покинувшую, и уже наверняка пожалевшую об этом, территорию лагеря девушку. Неотрывно. Без тени эмоций. Будто в его голове уже давно вызрел одному ему известный план. Который теперь, несмотря ни на что, всё равно развернётся.

Что-то жуткое и тёмное кольнуло Максима в груди. Будто кадр из криминальной хроники развернулся и перехлестнулся с привычно-безопасной реальностью. Мерзкое, до одури неправильное чувство.

Мужчина коротко оглянулся и, окончательно в чём-то уверившись, по-хозяйски упёр руки в бока. А обе девушки, как овечки, продолжали стоять на месте.

Тут Максима стрельнуло. Не заботясь боле о своей репутации, он подскочил на ноги и напролом кинулся к воротам. Так же грациозно, как несчастная беглянка, перемахнуть через них у Максима не получилось — ободрал он себе и живот, и левое плечо. Но это было чем-то совершенно несущественным.

Оказавшись снаружи, он в два прыжка, не отводя взгляда от тёмной угрозы, оказался рядом с девушкой. Ни слова не говоря, схватил её за локти и потянул обратно к воротам.

Он бы справился с ней, даже начни она от страха или ещё от чего сопротивляться — макушкой она едва доставала ему до солнечного сплетения, и по общему телосложению была достаточно компактной: локти легко обхватились чуть ли не в кулак. Но физической силы ему особо не понадобилось — тело девушки с лёгкостью крутанулось в нужную сторону и почти само подскочило к решётке. Максиму осталось только упихнуть его обратно, в недра ставшего таким родным лагеря.

И сделать это хоть сколько-нибудь щадящим способом у Максима не вышло. Кажется, к железной решётке со всей силы приложило и её череп, и парочку рёбер. И даже попу пришлось дополнительно утрамбовывать. Сузились, что ли, дурацкие решётки?

Наконец, вся девушка, вроде без серьёзных потерь, оказалась на территории зря покинутого «Юнната». А Максим, не переводя духа, глянул на мужчину.

Всем своим видом он напоминал взъерошенного пса. У которого изо рта зверски вытянули лакомую кость. Казалось, ещё немного, и он двинется на Максима.

Чувство лютого презрения охватило того. Если и было сейчас в мире материальное выражение всей мерзости бытия, то оно сошлось именно в этом хмыре. Максим почувствовал жжёную волну, поднимающуюся из глубин бытия и сливающуюся с чем-то в его собственной груди. И готов был почти разорвать кого-нибудь одной её силой.

Маньяки часто обладают отменной интуицией и хорошо чувствуют людей — поэтому довольно редко попадают в тщательно организованные засады. Если сей субъект и не был маньяком, то людей чувствовал. По крайней мере, состояние Максима. Который сам ощущал, каким тяжёлым и выматывающим стал его взгляд.