Странная дружба

Глава 18. Не паук

С этой фразы начинаются все проблемы. Всегда. По крайней мере — в отношениях. У Максима это, видимо, вшито в подкорку. Пусть фраза лично для него никогда и не звучала. Но когда Женя её произнесла, холодом сразу подвело что-то в Максимовом нутре.

«Нам надо поговорить».

Хоть Макс и не слышал такого раньше, но какие тут могут быть варианты? Глядя на уверенно подбирающую подол платья, чтобы присесть, Женю, он машинально начал припоминать все свои большие и малые косяки. К несчастью или к счастью ничего хуже забытых в стиралке носков в голову не приходило. И от этого становилось тревожнее вдвойне. Тем более ещё и Таньки не было — с самого утра ушла домой. Чувствуя себя от этого ещё беззащитнее и подозревая, чего может коснуться разговор, Максим механически кивнул, усаживаясь в кресло. И рука его сама нащупала на подлокотнике пачку сигарет в глянцевой бумаге. Не его. Это Женя с недавних пор начала курить. Что ж, вполне возможно, теперь начнёт и Максим. Только узнает, где зажигалка.

Женя тревожно глянула на него из-под длинной светлой чёлки. И Максим, кажется, уловил все белые вкрапления в её голубых зрачках. Инстинктивно сжал в ладони пачку сигарет.

— Максим… — начала Женя с его имени, взяв долгую паузу. За время которой Макс почти что возненавидел собственное имя. — Понимаешь… Ты о нас с Танькой не всё знаешь…

Ох, уж эта неизвестно откуда взявшееся стремление брать театральные паузы. И чудовищно медленно подходить к сути вопроса. Максим успел зло прокрутить несколько вариантов, чего он о них не знает, пока Женькины пальцы сминали ткань подола на её коленках. Они с Танькой на самом деле актрисы бродячего цирка? Или были рождены мужчинами?

У Максима явно было не очень с чувством юмора в моменты напряжения.

— Понимаешь… У нас с ней… разные мамы…

Максим несколько раз непонимающе хлопнул глазами. Разные мамы должны что-то сказать ему о Таньке с Женькой? Вообще-то такой термин как «сводные сёстры» он знал. Ерунда и чушь, не стоящая внимания. Но почему тогда Женька так тушуется?

— Ну и что? — сдавленно спросил Максим, поняв, что Женька ждёт его реакции. — У людей же бывают разные отцы. Так почему не быть разным матерям?

— Нет… — безнадёжно прервала Женька. — Ты, кажется, не понял…

Сделав, глубокий вдох, она выпрямилась. И уже твёрдо, почти смело посмотрела на Максима. А тот уже был готов начать жевать сигарету, как жевательный табак. Наконец, Женька вздохнула и, словно она перед школьной доской, начала отвечать заученный урок.

— Мою маму зовут Лера, а Танькину — Света. Они — сёстры-близняшки. И папа у нас один, — Женька запнулась, уводя взгляд к полу. Но решила пока не говорить, кем ещё приходится Лере со Светой её папа. — И мы живём все вместе. Ну, есть ещё Славка с Вовкой… Ну, они тоже с нами.

Уточнять, кто и кого рожал из мальчишек Женька не стала. Наверное, это сейчас лишнее. Тем более, что Максим и так хлопает перед ней глазами.

— Подожди… — Макс постарался ухватить за хвост сумбурные, разбегающиеся в стороны мысли. — То есть у тебя что-то вроде шведской семьи?

— Ну… да… — такого названия по отношению к семье Женька не употребляла. Но, наверное, оно было самое точное.

Максим задумался. Потому что почувствовать, что творится внутри, было сложновато.

С одной стороны, вроде ничего страшного — это известие не самое жуткое, могло быть и что-нибудь похуже. С другой… Всё-таки такой формат семьи отличается от других. От нормальных. И в голове волей-неволей мелькнуло что-то пошлое, связанное с развратом и всякими извращениями.

Хотя с какой стати? У Максима ведь с девчонками то же на то же практически. Только у них не семья… Поэтому данное известие ещё и вроде как угрожало Максиму — будто ему намекают на такую же семью. А кто задумывается о семье в девятнадцать лет? Это слишком серьёзно. Да и тайна… Всё-таки, не очень приятно, когда от тебя держат что-то в тайне. И неважно, насколько эта тайна мала или велика — скрыли одно, скроют и другое. А кроме того, Максим считал себя кем-то эксклюзивным, если две девушки согласились на отношения с ним. Чем-то лучше других парней, возвышающих его над остальными. А, оказывается, для этих девушек в таком формате нет ничего необычного. И на его месте вполне мог бы оказаться кто-то другой.

И какую сейчас реакцию надо выдать Женьке? Сказать, что всё в порядке и это даже классно? Попросить познакомить с семьёй? Наверное… Но почему-то не только язык, даже губы не двигались, чтобы натянуть на себя хоть какое-то подобие улыбки. А Женька между тем ждала, внимательно глядя на него. И с каждой секундой её ожидания Максим чувствовал себя всё хуже. Но всё равно не мог выдавить из себя никакой реакции. Даже пачку сигарет выпустить не получалось.

— Ладно… — Женька первой прервала тишину и улыбнулась. Одними губами, отчего лицо её приобрело непривычно жалкое выражение. И которое неприятно кольнуло Максима. — Я думаю, тебе нужно это переварить.

Голос её звучал тихо и заботливо. Женька поднялась с дивана, машинально поправив юбку. И попыталась напустить на себя весёлости:

— Я пока пойду домой.

Она будто ещё что-то собиралась сказать, но передумала и сама себе кивнула. И лёгкой походкой направилась в коридор. Максим сообразил подняться, только когда Женька почти обулась.

Он стремительно вышел в прихожую. Женька подняла голову. Их взгляды пересеклись. Но Максим всё ещё не знал, что хочет говорить.

Женька коротки кивнула и, не спеша, вышла за порог, не закрывая двери. Максим взялся за дверной косяк и только смотрел, как Женина высокая фигура останавливается возле лифта.

Сколько-то времени она прождала, периодически поправляя сумку на плече и не глядя на него. И только когда металлические двери лязгнули, глянула на Макса.

— Пока! — будто ни в чём не бывало улыбнулась она и шагнула в невидимую Максиму кабину. А тот ещё с минуту хлопал глазами на пустую лестничную клетку.

***

Женька себя ругала. И шла, почти не видя дороги, домой.

Наверное, не стоило ему говорить. Пока. Надо было ещё подождать. Или обронить как-нибудь случайно. Или вообще не доводить отношения до такого. Кто его знает…

У Женьки перед глазами стояло его лицо. Серьёзное. С очертившимися скулами. С как-то отяжелевшими бровями, отчего в глазах явственно проступил металл. Наверное, теперь он считает их семью сборищем извращенцев. И от этой мысли Женька злилась — кто он такой, чтобы судить? И что он вообще знает? Да и вообще — как он мог согласиться на такие отношения, если их не приемлет?

Но эта злость перемежалась с приступами отчаяния: да любой бы, наверное, отреагировал так же… Иначе зачем их всех с детства приучают врать и скрывать? Для нормальных людей это не норма. Но зачем тогда нужно было соглашаться на отношения втроём?.. Из сексуального интереса?.. В таком случае всё объяснимо — сексуальный интерес удовлетворён.

Женька беспомощно поёжилась. И уже почти подошла к подъезду. Интересно, он теперь так и останется жить в этом районе? Тогда они наверняка будут пересекаться… Ладно… Хорошо хоть родители ничего не знают.

Женька поднялась на свой этаж и, вставив ключ в замочную скважину, почувствовала усталость и тупую головную боль. Хотелось бухнуться на кровать и просто полежать.

Она открыла дверь. Тишина. Непривычная тишина. Значит, дома никого нет. Какое счастье. Но, почти сразу, как только Женька защёлкнула дверь, ей на плечи навалилась тоска. Почти что захотелось взвыть. От одиночества.

Короткие, тихие шаги. Значит, дома всё-таки кто-то есть. Женька не спешила оборачиваться.

— Ну? Как? — осторожный, с тщательно замаскированным напряжением вопрос.

Женька обернулась. Наткнулась на почти олений взгляд Таньки. И непонятно повела плечом. Танька одним движением отвела глаза. И, к счастью, больше не стала ничего спрашивать.

— Ты одна? — на всякий случай уточнила Женька, разуваясь и убирая туфли с пути.

— Ага, — немного чужим голосом отозвалась Танька. — Папа с Лерой и Вовкой уехали в парк, а маму вызвали на смену.

Повисла пауза. Вроде бы обычная фраза. Если не уточнять, кто такая Лера. И как бы всё сложилось, будь это всё по-другому.

— Что-то есть хочется. Пошли перекусим? — тихо предложила Женька. На что Танька быстро кивнула и двинулась на кухню.

Правда, за большим столом сидеть на захотелось — как-то он напоминал об их общем и глухом одиночеством. Так что вместе с чашками и тарелкой пирожных сёстры переместились в свою комнату. Хорошо, что в этом доме всегда есть пирожные. Света их вроде бы с первой беременности полюбила, и теперь они не переводились.

Песочные полоски завлекательно поглядывали на них богатым и аккуратно уложенным кремом, образующим витиеватые розочки и чуть ли не подмигивающим яркими мармеладками. Правда, недолго — Танька со всей решимостью впилась ложкой в мягкую кремовую поверхность. На ребре ложки остался гладкий маслянистый след.

Что ни говори, а сладкое всегда улучшает жизнь. Даже когда кажется, что она просто пролетает мимо, и ты не в силах хоть как-то на неё повлиять.

Женька откусила пористый бочок, мягко прошедшийся по губам. И слизнула с уголка губ сахарную крошку.

Пирожное свежее, мягкое. И не слишком приторное — как раз, чтобы только подсластить горький, перезаварившийся чай. Мягкая масса во рту как раз пропиталась его пряным, гвоздичным вкусом. А после глотка осталось приятное кремовое послевкусие и сладковатая плёнка на кончике языка. Который буквально сам потянулся к очередному укусу.

Танька расправлялась с пирожными ещё быстрее — уже дожёвывала первое и не без приятия посматривала на второе. Женьке даже захотелось спросить, куда в неё лезет. Но рот был занят розовой розочкой плотно-воздушной консистенции. А Танька меж тем начала расправляться с тяжёленькой «картошкой». Молочный крем с которой так и остался на кончике её носа. Но та этого не замечала. И нырок в чайную кружку ничего не изменил — кремовая пенка так и мозолила Женьке глаза.

Та уже машинально потянулась, чтобы смахнуть её, как Танькин нос вдруг виртуозно и шустро убрался с траектории Женькиной руки. Вместе с практически всей Танькой — потому что та, зачем-то дёрнув вверх коленками, мотнулась назад и впечаталась спиной в стенку. Чашка, оставшаяся в её руках не удержала чая внутри и выплеснула его на не успевшую прикрыться Женьку. Перепуганную. Пока неизвестно чем.

Круглые, как «Киндер-сюрпризы» глаза Таньки, не мигая, смотрели вперёд. И, кажется, с каждой секундой «киндер» становился всё «сюрпризее». А Женька всё не горела желанием смотреть, что же так впечатлило сестру. Может, если Женька притворится статуей, оно просто исчезнет? Чем бы оно ни было…

Но, судя по не меняющемуся выражению Танькиного лица, никуда оно деваться не собиралось. И, поняв, что не имеет выбора, Женька посмотрела в ту же сторону. Мысленно перекрестившись и готовя себе какую-нибудь крутую прощальную фразу.

Честно, она не поняла, в чём сыр-бор. Никаких призраков, зомби или скелетов в комнате не материализовалось. Но Танькин ужас не проходил — та была всё такой же бледной. И Женька сощурилась. И, наконец, поняла, что крупное пятно на обоях — это вовсе не элемент узора. А паук. Паучок.