Наивная для мажора

Глава 12

Направляюсь в туалет, по дороге пытаясь сообразить, как поступить дальше. Вот черт, знала ведь, лучше было взять с собой Мами. Туалеты для парней и девушек разные, но темно-бордовый коридор, ведущий туда, один для всех, и он таинственно темен и мрачен. Сквозь мрак неожиданно появляется мужская рука и хватает меня, с силой прижимая к стене. От страха хочу завизжать, напавший человек тоже понимает это, накрывая мой рот ладонью.

От лютого ужаса хочу взвизгнуть в полноту легких, но ладонь, повелевая заткнуться, не позволяет осуществить намерение и открыть рот. Немой крик застывает в горле. Сердце испуганно ухает в груди, по спине проносится ледяной озноб из-за простого понимания того, кто может быть преследователем. В страхе замираю, затравленной жертвой, прижатой лопатками к стене. Отчаянно напрягаю зрение. Вглядываюсь сквозь полумрак красно-бордового коридора в черты незнакомца, опасаясь увидеть маньяка — Камиля. Постепенно глаза привыкают, и я начинаю различать знакомые черты лица. Черные брови, сдвинутые на переносице, пухлые губы и суженные от недовольства глаза, следом в ноздри проникает особый мужской аромат, который наполняет моё тело будоражащей энергией. Личность человека хорошо узнаваема, от понимания этого никак не легче, даже наоборот: он вызывает во мне неописуемое бешенство. Прекращаю бояться. Сердце еще сильнее сбоит, заходится, как сломанный прибор, то стучит, то замирает. Не понять его — предателя хозяйки.

Одно хорошо: весь страх трансформируется в злость и неприкрытую агрессию, буйствующую внутри. Кипит проклятое варево эмоций, требуя немедленного выхода из тела, в противном случае, грозится сделать кому-то плохо и больно. К примеру, Александру! Вообще, кто ему позволил ко мне прикасаться?

Моментально вспыхиваю, сразу позабыв о Камиле и о каких-либо проблемах. Теперь мучает только ярость.

Через секунду Александр выглядит уже настоящим психически больным, неадекватным человеком, который опасается чужих прикосновений. Наглец берет и внезапно одергивает ладонь от моего рта, в последующем активно вытирая ее о рубашку. Будто бы, бедный, имел несчастье прикоснуться к грязи. Я еще сильнее вспыхиваю, но усилием воли держусь. Терплю до последнего, крепко сцепив зубы.

— Что тебе от меня нужно? — стараюсь произнести ровно и без запинок, но в голосе отчетливо слышу свою полную эмоциональную нестабильность из-за этого кошмарного парня.

Как можно равнодушнее скрещиваю руки под грудью и жду продолжения «занимательного» разговора. А разговоры у нас всегда отменные!

Мимо проходит толпа подвыпивших парней, громко обсуждающих отдых, поэтому поговорить в таких условиях кажется весьма затруднительным.

Алмаз забывает о ладони, испачканной моим ртом (но я не забуду), и опирается ею о стену, намеренно наклоняясь поближе, чтобы я хорошенько расслышала и шепчет, дьявольское отродье, шепчет мне на ушко якобы нежные слова:

— Слушай сюда, милая девочка, — говорит спокойно, только с особым вниманием в упор сально разглядывает мой новый облик, оценивая, как девушку легкого поведения перед покупкой. На груди, почти вываливающейся из лифа, не прикрытого бюстгальтером, он особенно долго и намеренно останавливается.

— Меня достали пляски вокруг твоей якобы «невинной невинности» и то, как эти идиоты верят твоим красивым наивно хлопающим глазкам. Особенно после твоего танца, как можно поверить в этот бред?

Лишь ради своего излюбленного выражения, столь часто применяемого относительно моей невыносимой персоны, Алмаз отнимает взгляд от моей груди и смотрит прямо в лицо:

— У тебя на лбу написано: «Девица, не обремененная моральными принципами!» Не мозоль глаза, не появляйся передо мной, лучше прячься и бойся. И даже не приближайся к моей компании. Всё поняла?

— Предельно ясно. Абсолютно! — киваю головой, хотя внутри такое кипящее варево эмоций, удивительно, насколько хладнокровно действую и думаю.

Видимо, благодаря элите я приобрела поразительно крепкий иммунитет к оскорблениям.

— Будь добр, если всё сказал — уйди. Мне тоже не сильно нравится обниматься с тобой в темном коридоре! — толпа давно прошла и в коридоре относительно тихо. Он может убрать руку от стены, прекратить шептать мне в лицо мерзкие слова и отойти подальше. Но не делает. А по-прежнему наклоняется к моему лицу, распространяя свой чертов мужской аромат.

Я принимаю решение удалиться отсюда, ибо занятная беседа по душам, перетекающая в откровенные оскорбления, закончена, делаю попытку сдвинуться и отойти от стены, однако, парень неожиданно препятствует. Несмотря на мои слова схватывает за руку выше локтя и, сдавив, прижимает обратно к стене.

— Что ты… — удивляюсь тому, что он не дает мне уйти. — Прекрати меня лапать, маньяк!

— Ты ведь сама этого хочешь …моих прикосновений. Не лги сама себе и мне, а то не вижу, как смотришь на меня, роняя слюни. Думаешь, не чувствую твоё возбуждение? Посмотри на себя… сама невинность: вся мокрая, красная, тушь потекла. Очевидно, встреча со мной тебя завела.

Этот вывод его как-то особенно морально согревает, кардинально меняет его эмоциональный настрой, его губы растягиваются в понимающей и весьма довольной ухмылке. Что дико, разумеется, раздражает и выводит на ответные эмоции. Я гневно и резко отстраняю голову от стены и останавливаюсь так, что наши лица становятся еще ближе. Теперь не то, что дыхание друг друга чувствуем, едва не касаемся носами и губами.

— Это ты! — пылко высказываю ему в лицо. — Именно ты с неизвестной целью находишь меня во всевозможных местах, заводишь дурацкие разоблачающие разговоры и доказываешь мне, что я — дешёвка. Зачем убеждаешь меня и себя в этом? Всё. Я согласна. Буду грязной, развратной девкой, мечтающей только о мужиках и их кошельках. Мне не важно, кто ими будет: ты… Камиль, Марсель или… твой отец. Хоть все сразу. Доволен?

Нет. Не доволен. Раздражен, в ярости. Выбит из колеи выговором.

А я подмечаю сменяющиеся страшные и даже опасные эмоции на его лице, но больше не могу остановиться, продолжая накалять и без того взрывоопасную обстановку между нами:

— Знаешь, пока что из всех предложенных вариантов больше всего понравился Камиль. У него прекрасные, нежные поцелуи! — делаю резкий вдох и со злостью выкрикиваю ему в лицо — А ты не льсти себе, что возбуждаешь меня! Одно испытываю к тебе: ненависть и отвращение! Так что, позволь мне поскорее удалиться! Нет больше сил терпеть твое общество!

Его глаза вспыхивают бешеным огнем, не привык получать ответное мнение от кого бы то ни было. Где-то там за темно-шоколадной радужкой впервые что-то загорается рядом со мной. Оно настолько странное, что я теряюсь в определении рода эмоции.

Он делает рывок головой, и я в страхе зажмуриваюсь, опасаясь мощного удара в лицо, способного нанести тяжелые травмы на грани увечья. Боюсь боли. Просто боюсь неожиданной реакции. Трусливо вжавшись спиной в стену и прикрыв веки, ожидаю вселенской катастрофы, а именно того, что в масштабе своей ярости, он перейдет черту и ударит ничтожное лопочущее создание.

Но вместо боли внутрь меня огромной волной проникает мужской аромат. Дыхание, запах кожи, одеколон, лосьоны — всё вместе воздействует на мою женскую суть и с легкостью обезоруживает. Чувствую себя одурманенной еще более охмелевшей, чем прежде, когда его губы воинственно нападают на мои, то агрессивно наступают, то покорно отступают, но лишь для того, чтобы многократно усилить следующую агрессивную атаку на плененные уста, а затем, чтобы и вовсе языком прорваться сквозь преграду зубов и вторгнуться внутрь рта, где можно бесконечно терзать и владеть. Нападать и снова нападать, без остановки, мучая.

Уже в следующую секунду оказываюсь сжата в тесных объятиях, без дозволения выбраться. Наверное, должно быть больно от напора и жесткой хватки? Впрочем, действительно больно, ягодица горит от того, с какой силой и жестокостью по ней шлепнули ладонью, а теперь нещадно сминают и теребят, массируя так что одна часть шорт полностью оголила кожу. С непонятным чувством я непрерывно зачем-то ерзаю, испытывая эти неопределенные муки, хочу сбросить ладонь, да только как-то вяло, слабо. Но Александр не отпускает, лишь жестче сминает и с яростью гладит, привлекая еще ближе к себе.

Я тону в этих странных объятиях. Понятия не имею, что со мной творится, с ума схожу, дурею, шизею. Не могу соображать, не могу оттолкнуть этого плохого парня, а лишь испытываю и наслаждаюсь этими новыми неведомыми мне ранее ощущениями. Мое тело превращается в сгусток маленьких будоражащих огоньков, которые перемещаются в зависимости от движения инструмента воздействия. То концентрируются во рту, там, где властвует дерзкий язык, отличающийся от аккуратного Камиля, то вспыхивает пожаром кожа, когда под лиф проникает вторая ладонь Александра и обхватывает такую набухшую, трепещущую и чувствительную грудь, жаждущую еще больше ласки.

Разрываю сладостный поцелуй, ибо нечем дышать. В шоке откидываюсь, затылком прислонившись к стене, глаза в экстазе закатываю не в силах обуздать это удовольствие от его руки на груди. Глубокий, сумасшедший вдох, наполняющий мои легкие и тут же чувствую на шее обжигающее дыхание. Горячие губы, перемещающиеся по коже, а зубы оставляют легкие укусы.

Александр дышит, и я дышу, так будто куда-то далеко бежим и не можем никак добежать. Дыхание становится прерывистым, глубоким, жадным. Ноги дрожат, слабеют, а этот грубый неандерталец похож на истинного безумца, который совершает такие странные агрессивные яростные действия по отношению к моему телу.

За горло берет и лицо мое опять приближает, возобновляя глубокий поцелуй, а второй рукой… боже… я вся подбираюсь, спиной сильнее вжимаюсь в стену, встаю на цыпочки, ощущая, как его ладонь проникает под шортики. Ноги совсем не держат, поэтому впиваюсь ногтями в руки Александра, чувствуя, как наши тела, возбужденные до предела странными эмоциями, синхронно дышат. Так в такт друг другу.

— Пойдем наверх в номер? Или в туалет или хочешь здесь, мне все равно где! — разрывает снова поцелуй, чтобы пылко прошептать страстное предложение.

Затем легонько толкает в грудь, и я аккуратно падаю (опускаюсь) в кресло, которое стоит возле стены, а сам в нетерпении ремень расстегивает. Пряжка звенит, молния чиркает. Моя кровь окончательно закипает при виде этого пошлого зрелища и тогда понимаю до чего опустилась.

«Потаскуха!» — взрывается в голове жестокое обращение. Я — та самая девушка легкого поведения. Позволила парню подобные откровенные вещи. В полной мере признав эту истину, в ужасе подскакиваю, словно кресло подо мной заполыхало огнем, и мечусь в сторону, но Александр пресекает бегство. Страстно с долей агрессии одной рукой снова перехватывает за талию, а второй — за шею, притягивая мое тело для нового крепкого объятия и поцелуя. МММ… его губы накрывают. Нет. Не накрывают, как мягкие губы Камиля. А притягиваются, как магнит к магниту. Впиваются клещами, прищепками. Затягивают в безумный торнадо, в котором не то, что ходить не можешь, но и дышать. Мой разум снова мутнеет из-за поцелуя и, в целом, от близости с парнем. Чувствую себя желе, амебной и беззащитной перед странными чувствами. Где-то на самой последней ступени перед пропастью, именуемой бесчестие, я нахожу в себе немножко сил. Самую каплю, чтобы вырваться и оттолкнуть парня.