Тетрада Величко

Замерзла… кажется. Не смогла бы с уверенностью сказать. Не чувствовала температуру воздуха, не понимала: холодно ей или нормально? Вернулась потому, что сердцем овладел тупой покой. Спасительный и усталый.

Рус все еще находился в ее кабинете. Хмурый и пасмурный. Стоял у окна, видимо наблюдал за ее «прогулкой».

— Хоть бы пальто взяла, — проворчал он, когда Кристина вошла.

— Тебя спросить забыла, Карецкий, — безучастно съязвила она, закрыв двери. — Как же так? Ты же всегда точно знаешь, как оно для других лучше, а я советом не воспользовалась…

Ехидно покачала головой.

Руслан… Он скривился. И вздохнул так, что в другой раз, возможно, ей даже стыдно бы стало. Но не сейчас.

Не любила себя такой. Ненавидела не меньше, чем этих двоих, научивших Кристину так себя вести. Но сейчас ничего другого сказать не получалось. А когда он приблизился и попытался ее остановить, коснулся плеча — увернулась. И так трясло, не хотела, чтобы он еще и это понял. Но Руслан заметил, конечно. Наплевав на ее маневры, сгреб Кристину в охапку, бормоча сквозь зубы ругательства.

— Где твои мозги? Заболеть хочешь? — вычитывал он ее, растирая Кристине руки, спину, плечи через халат. Совершенно игнорируя тот факт, что она настойчиво старалась высвободиться. — Только пневмонии нам не хватало! Взрослый же человек! Врач…

— Отпусти, Руслан! — не выдержав, то ли потребовала, то ли попросила Кристина, устав бороться с его силой. — Не будет у меня пневмонии, даже не мечтаю… Так легко мне от вас не отделаться, — хмыкнула.

— Блин, Кристя, ну что ты, в самом деле! — Руслан поджал губы. — Типун тебе на язык! Говорить такое…

— Отпусти, — только и повторила она.

Карецкий разжал руки, демонстративно подняв их, словно показывал, что не удерживает.

Кофемашина уже гудела, обещая в скором времени порцию горячего кофе. Видно, Рус включил, когда понял, что она возвращается. Осколки с пола убрали. То ли сам Карецкий за веник взялся, в чем она сомневалась, то ли уборщиц вызывал. Точно, в больнице все решат, что они любовники и ссорились. А она еще и с мужем из-за этого разводится теперь…

Но даже от этих мыслей ничего не дрогнуло внутри.

Подошла к дивану, взяв уцелевший телефон, посмотрела на экран: пропущенный вызов. И два сообщения:

«В понедельник в 11.00 к тебе подойдет адвокат. Без вопросов и быстро все с разводом уладят, чтоб тебе не париться»

Вот же ж. Уже и это с Карецким обсудили? Она хоть кого-то просила?!

«…»

Второе было пустым. Только многоточие стояло. Кристина знала, что это значило. Когда-то давно заявила ему, чтобы не смел извиняться, раз все равно ничего не изменит. Слова… это пустое и бессмысленное без действий. Ей от его «прости» не легче, только больнее.

Засунула телефон в карман халата и глянула на Руслана.

— Так что ты там по поводу нового анестезиолога говорил? — сев на диван, уточнила она ровным тоном. — Раз уж все равно здесь, давай, рассказывай, — предложила Кристина, ясно дав понять, что ничего другого обсуждать больше не собирается.

прошлое

Стоп-краны у него сорвало через два дня. Кузьма даже не мог бы точно сказать, почему именно так все сложилось. Звезды стали особым образом? Или тоже человек просто, и потрясающая, любимая и необходимая девушка рядом, а гормоны играют? Трудно сказать. А может, и не могло сложиться иначе, они ведь и так словно уже были друг в друге. Она в его крови так точно бурлила.

Хотя ничего с утра не предвещало вроде, что его терпение на исходе. Он встал в четыре утра, как и обычно, собираясь на работу. Малышка подскочила следом. Вообще не слушалась его. Хотя, если откровенно, то Кузьма ворчал больше для «отвода глаз». Сам балдел от ее присутствия рядом, от заботы, что она подскакивает в такую рань, лишь бы кофе ему сварить или разогреть завтрак. А еще от того, что мог обнимать ее, целовать так, что у Кристины все в глазах плыло, он точно видел. Пусть немного, но урвать хоть каких-то ласк и будоражащих ощущений для них двоих, успокаивая себя тем, что сейчас работа дурь из головы и тела выдавит. Правда, самому Кузьме от этого всего только тяжелее становилось, но он еще как-то держался.

И тут ничего не предвещало вроде бы. Вернулся с работы часов в десять утра, тихо открыв ключом квартиру. По правде сказать, не рассчитывал застать кого-то: родители точно на работе и уже давно, а Кристина часто с утра по магазинам или на рынок носилась. Людей много, семья о-го-го, продукты сметались со скоростью звука. Но ее сандалии стояли у двери. Странно, тихо как-то, если малышка дома. Поводив плечами, чтобы немного размять усталые мышцы, Кузьма пошел в комнату. И замер на пороге, улыбнувшись во весь рот: Кристина наглым образом спала, растянувшись поперек расстеленного дивана. Сбившееся одеяло подмяла под себя, дразня его длинными ногами и откровенно оголенной попкой из-за за того, что шорты задрались. Таки измоталась, не привыкла к ранним подъемам. Сегодня сдалась, выходит.

Покачав головой, Кузьма аккуратно прикрыл дверь, чтобы не будить ее, и пошел в душ. Когда вышел минут через десять, малышка все еще спала. И его разморило, если честно, после работы с утра и горячего душа. Да и сам не высыпался. Не испытывая ни малейшего угрызения совести, улегся рядом, подвинув Кристину, которая только что-то невнятно пробормотала и, забросив на него руки и ноги, продолжила спать дальше. Кузьма помнил, что его это рассмешило. Но даже улыбнуться уже не смог. Его вырубило.

А вот проснулся он через какое-то время от того, что понял — все, больше не удержаться. Кристина все так же спала рядом. Точнее, уже просто на нем: ее щека удобно устроилась где-то в районе его грудины, руки обнимали всего Кузьму, а нога, перекинутая через бедра и живот, слишком откровенно дразнила теплом пах. Напряженный и возбужденный, несмотря на сон… Или из-за него? Кузьма точно помнил, что во сне горячо и без всяких осторожностей занимался с ней любовью… Сердце бухало в груди. Судя по всему, не в последнюю очередь благодаря таким тесным объятиям их тел сейчас. Его руки крепко держали Кристину, словно бы в кольце, пальцы были погружены в волосы, которые она так и не заплела. Губы прижимались к ее лбу. В голове — туман сна и жажды.

Вроде и жарко, тесно, испарина на коже — а расплетать эти руки-ноги не хочется. Еще плотнее бы к себе прижать. Полнее. Чтобы своей полностью сделать. Чтоб задрать-таки эту чертову майку на ней, а не вслепую ее тело ласкать, как делал в последние дни. Опрокинуть бы ее на спину, завести руки за голову, и губами всю измучить: рот, который его дурманил, шею с этой явной линией, по которой пульсирующая жилка вилась; и до ямки в основании шеи дойти, чуть прикусить, поцарапать тонкую кожу над ключицами. Хотелось на ней следы оставлять: от своих губ, рта, зубов, щетины (потому что поленился опять выбриться толком). Чтобы наглядным сделать то, что Кузьма и так ощущал — его она. И душой, и телом…

Кровь бухнула в голову, зажмурился от жаркой пелены, которая глаза заволокла и горло перекрыла даже не желанием — жизненной потребностью! Попытался тихо прокашляться, чтобы хоть вдохнуть нормально, протолкнуть этот дикий порыв внутрь себя, как делал ранее… И не сумел. Потому что в этот момент Кристина сонно вздохнула и повернула лицо к нему. У нее еще даже глаза прикрыты были, на самом деле. Малышка еще спала. Но так искушающее улыбнулась (или у него просто зрение уже подводило, все сводя к желанию), а потом сморщила свой носик, потерлась о его грудь, и с нескрываемым удовольствием вздохнула:

— Кузьма… — выдохнула она его имя так, словно бы вообще никогда так счастлива не была, как в этот конкретный миг, когда на нем лежала. — Любимый мой, — только тут ее веки дрогнули, приоткрыв сонный и дурманящий взгляд зеленых глаз. — Вернулся уже?

Вот тут он и пропал, наверное. Тут его и накрыло по полной всем: мыслями этими, потребностями, которым не давал воли, ее теплом и мягкой готовностью подчиниться его желаниям. Кажется, сам не до конца понимая, спит он еще, мечтает или уже в реальности это все делает, Кузьма сжал ее затылок, так и не поняв, когда сюда ладонью добрался. Перехватил второй рукой ее бедро, чтобы не дать Кристине возможности выбраться, сдвинуться. И перекатился, нависнув над ней, уперся локтем в диван.

— Вернулся, мавка, — хрипло выдохнул с какой-то бесшабашной усмешкой.

Видно, потому, что точно понял — все, свобода, отпустил себя из-под контроля. И она это как-то поняла. По глазам у Кузьмы прочла, что ли? Точно — нимфа лесная. Выгнулась, не сопротивляясь и не вырываясь, пытаясь своими губами добраться до его рта. А Кузьму это вообще с ума свело. Он не наклонился к ней — ринулся ко рту Кристины, добрался до ее губ, ворвался своим языком между ними, глотая дыхание и тихий стон удовольствия. Отпустил ее, позволив делать то, что хотелось малышке, пока сам дорвался до ее тела: стянул майку, как мечтал. Оттолкнулся на мгновение, пожирая глазами ее тело: эту мягкую грудь, поднимаемую ее судорожными вздохами, с небольшими коричневыми сосками, уже напряженно-сжавшимися от возбуждения. На них страсть словно обрушилась, как обрушивается вода из-за рухнувшей плотины: сметая здравый смысл, все, что ограничивало до этого, любой контроль погребая под собой. И их двоих тоже.

Вновь накинулся на ее губы, ощущая, как пальцы Кристины давят ему на затылок, царапают плечи. Скользнул по подбородку точно так, как пять минут назад хотел. Прикусил кожу на шее, втянув в себя. Она застонала, обхватив его руками крепко-крепко. А он с силой вдавил свои бедра в ее живот, дав почувствовать, насколько сильно ее жаждет.

— Хочу тебя, мавка, — честно предупредил Кузьма, не собираясь оставлять между ними недомолвки. Чтобы точно понимала, куда они движутся.

— И я тебя, Кузьма, — задыхаясь, заявила Кристина, уже скользнув руками по его бокам, щекоча и дразня легким касанием к ребрам.

Немного неумелыми и скованными, но явно полными воодушевления. И его это доводило до безумия, если честно! Все в ней! А опыт — дело наживное. Всему, что им обоим хотеться будет — научит. Он ее, а она его, похоже. Потому что в этот момент Кристина этими же робкими касаниями скользнула ему по животу, заставив резко сократить мышцы пресса. И Кузьма сипло выдохнул, вновь не удержав свои бедра на месте. Вдавил себя в нее, ощущая, как до болезненного удовольствия пульсирует кровь в члене. Потянул ее шорты вниз, чуть приподнимаясь, чтобы избавить малышку от лишней ткани. А эта коварная мавка, ни капли не сопротивляясь и даже помогая ему, вдруг взяла и повторила все, что Кузьма с ней делал: прошлась губами по его шее, царапая зубами и прикусывая, провела пальцами по его груди даже с какой-то жадностью, выгибаясь, чтобы он легче ее раздевал. А потом, видимо, воспользовавшись тем, что он немного отвлекся, отправляя ее белье следом за шортами, взяла и забралась этими шаловливыми пальцами под резинку его белья, явно вспомнив все, что Кузьма делал с ней в эти дни.

— Мавка! — то ли выдохнул, то ли простонал он, когда она коснулась его возбужденной плоти.

— Что? — немного неуверенно, смущаясь, но при этом и все в том же возбуждении, что и он, прошептала она.