Тетрада Величко

— Отосплюсь потом, зато с тобой посижу, — махнула рукой малышка. И тут же зевнула, испортив всю браваду. Чем заставила Кузьму улыбнуться. — Ты еще не варил кофе?

Он покачал головой. По правде сказать, ему от ее присутствия — только лучше. Хорошее настроение на весь день, хоть Кузьма и пытался каждый раз отправить ее назад спать.

— Сейчас сварю, — Кристина подошла к плите, достала турку, потянулась за кофе.

Оказавшись при этом совсем рядом. Кузьма не удержался, обхватил ее за талию обеими руками, уткнулся лицом в живот, оголившийся из-за задравшейся майки, прижался губам к впадинке пупка. Бли-ин! В глазах за секунду потемнело. В голове горячая пустота. И малышка над ним задохнулась. Согнулась, вцепившись пальцами в его короткие волосы, прижалась к его макушке губами.

— Господи, мавка! Ты что творишь со мной?! — хрипло зашептал Кузьма, не в силах прекратить, оторваться от ее живота. Целовал кожу, крепко сжимая, гладя спину ладонями под майкой. — Здравый смысл в топку…

— Ку-у-узьма… — только и смогла хрипло выдохнуть она, кажется, потеряв голос.

Хорошо, конечно, потому что простони Кристина это громче — точно всех бы разбудила. Но у него и от этого шепота кровь забурила, вспарывая вены бешеным желанием, которого он не помнил никогда. Не знал такого, кажется.

Сам не понял, когда дернул малышку на себя, усадив на свои колени. Запрокинул голову, принявшись целовать шею Кристины, голые плечи. А руки против воли вроде бы, так и потерялись под ее майкой: обводит пальцами выпирающие контуры ее лопаток, скользит над позвонками, придавливая. Губы прижимают пульсирующую точку на шее, повторяют тонкий контур подбородка. Сжимает тело, от ощущения которого в ушах звенит. И понимает, что, может, перегибает палку, а давит на ее бедра, прижимая крепче к своему паху. Блин, хочет ее так, что никаких сил уже нету.

А Кристина не вырывается, прижимается к нему с такой же силой. Гладит его голые плечи, легко царапает грудь ногтями. Обхватила уже его щеки ладошками и все ему позволяет, что Кузьме только ни вздумается. Сама его щеки, лоб целует, брови обводит дрожащими пальцами.

На кухне тишина, и только их прерывистое дыхание оглушает. Оба на грани.

И тут малышка надавила, словно требуя, чтобы Кузьма на нее прямо глянул. Так и держит за щеки. И взгляд этот с поволокой, но уже не сонной, а возбужденной, потому что его хочет, веки едва удерживает, он это хорошо понимает. Кузьма поддался, не совсем поняв, чего Кристя хочет. Глянул глаза в глаза. А она медленно-медленно сместила ладошку и провела по его губам пальцами, очерчивая контур. Придвинулась ближе, поерзав на его бедрах. Японский бог! У него никаких сил не осталось. Выдержки — ноль.

А малышка все ниже наклонялась к его лицу, продолжая всматриваться своим одурманенным взглядом в глаза Кузьмы.

— Тсс, мавка, — попытался остановить он ее, а его ладони все еще под ее майкой.

И, ладно, он был достаточно при мозгах, чтобы понимать, что уже тыльной стороной рук ее грудь гладит. А хочется повернуть руки и сжать открытой ладонью эту манящую полноту, перекатить соски между пальцами, которые и так ощущал через ее футболку — слишком близко, слишком крепко они прижимались.

— От меня куревом несет, ну куда ты… — попытался притормозить ее, не имея понятия о том, куда все вывернет, если она все же его поцелует сейчас.

А Кристина медленно улыбнулась, с таким искушением, с таким весельем, что у него пульс враз подскочил до двух сотен, кажется.

— Глупый ты мой. Такой родной, и такой глупый… — наклонилась еще ниже к его губам. — Для меня с детства сигареты — тобой пахнут, — уже почти ему в губы прошептала Кристина, щекоча рот Кузьмы этим шепотом.

Это ли послужило последней каплей? Или ее слова, ударившие ему в голову? Или все вместе? Только он сорвался окончательно. Резко надавив на ее спину одной рукой, он прижал лицо Кристины к своему и впился своим ртом в ее губы, целуя жадно и по-взрослому. Царапая, потому что снова не успел побриться. Поленился, намереваясь потом, когда вернется, этим заняться. А теперь она тихо стонала от каждого его прикосновения. И он ощущал, как кожа Кристины покрывается мурашками. А оторваться не мог, даже чтобы спросить — не больно ли? Врывался своим языком в ее губы, облизывал, прикусывал. А его вторая рука все-таки добралась до груди Кристины под майкой, сжав нежную плоть, от ощущения которой у Кузьмы черепную коробку подрывало. Про то, что творилось с его пахом, и вспоминать было нечего. Он и хотел бы остановиться, но не мог — вжимал свои бедра в ее промежность, удерживал бедра Кристины крепко прижатыми к своим. Хоть малышка и не отстранялась, наоборот, скользила по его телу своим, неосознанно терлась, доводя обоих до белого каления. До такого напряжения страсти, когда колотить начинает, если в этот же момент желанного не получить. Пах горел огнем, каким-то садистским болезненным удовольствием ощущения ее на себе и недостижимостью при этом. Но Кузьма держался еще каким-то макаром. И только все целовал и целовал Кристину, царапая и прикусывая губы малышки. Пока у обоих дыхание не кончилось, вынудив прерваться.

Кристина задыхалась. Ее руки крепко обхватили его шею, а пальцы впились в затылок Кузьмы. Она дышала так надрывно, словно тонула перед этим, и сейчас пыталась хоть немного ухватить воздуха. Уткнулась лицом ему в шею.

Его руки все еще на ее теле, сжимают, гладят, заставляя Кристину выгибаться, тихо, надрывно стонать. И он задыхался, сам глотал воздух распахнутым ртом. И целовал ее веки при этом, брови, скулу дразнил губами, языком. Слабо отдавая себе отчет в том, что делает, продолжая натирать, дразнить ее грудь, скользнул второй рукой из-под майки ниже, провел пальцами по бедрам, погладив голую кожу ног. Поднялся выше, чувствуя, как каждая ее мышца под его руками начинает сотрясаться мелкой дрожью. Подцепил мягкую ткань шортов, потянул в сторону, поднырнув пальцами под них. Так же оттянул белье.

Малышка тихо застонала, как-то дернувшись. То ли испугавшись, то ли, наоборот, стремясь к нему и его ласке. Но Кузьма не собирался сейчас доводить до конца. Точно не в такой ситуации. Или, во всяком случае, не до своего логического разрешения. А вот ей захотелось дать максимум. Ощутить дрожь первого удовольствия Кристины, которое он ей доставит.

Снова впился в губы своей мавки, отвлекая, дурманя так, как и она его с ума свела. И коснулся самого нежного, шелковистого уголка своей малышки. Такого одурманивающе влажного и мягкого! Кристина застонала ему в рот, задрожав крупной дрожью.

Он сжал ее еще сильнее, продолжая и поцелуй, и свои настойчивые, напористые, но ласковые, давящие прикосновения, поглаживая, дразня. Ей не потребовалось много. Кузьма едва успел прижать ее голову к своему плечу, заглушив стон Кристины. И крепко держал любимую, позволяя обмякнуть, повиснуть на нем, до конца погрузиться в это удовольствие, ни о чем не думая и не заботясь. Сам едва не кончил, ощущая ее дрожь. И дышал так, будто спринт только что сдал. Кровь барабанила в висках, лоб испариной покрылся. Но он продолжал держать Кристю, и все еще нежно поглаживал ее чувствительные, дрожащие бедра.

Блин! Он однозначно был бы не против так каждое утро начинать вместо кофе. И по фигу, что у самого пах аж болит от желания и возбуждения.

— Кузьма… — тихо-тихо, едва слышно. Больше щекоча его шею, чем реально говоря.

— Да, малыш? — наклонился к ее лицу, целуя закушенные губы, натертые его щетиной, его ртом, горящие щеки.

— Люблю тебя, — казалось, что она вся расплавилась от этого оргазма. Словно растеклась по нему, окутывая своим теплом и жаром.

Мама дорогая, и это ведь он даже не вошел в нее! Что же потом будет? Что эта мавка сотворит с ним?!

— Выходит, я тебя тоже люблю, маленькая, — усмехнулся он в ее губы, легонько прикусив нижнюю.

Кристина блаженно зажмурилась, обнимая его дрожащими руками. И вдруг встрепенулась, попыталась сдвинуться. Кузьма не пустил, удержав на месте. Больно или нет, а он еще не готов был ее отпустить и лишиться веса Кристины, ее жара на себе.

— А ты, любимый? — как-то неуверенно и смущенно глянула Кристина на него снизу вверх. — Ты же не… — она покраснела, похоже, смущаясь пока открыто это обсуждать.

А он ухмыльнулся во весь рот. Чуть сжал пальцы, все это время продолжающие ласкать ее грудь.

— С этим мы потом разберемся, малышка. Не горит, — оно-то, как раз, горело адским огнем, как ему казалось. Но Кузьма от ее удовольствия какой-то нереальный внутренний кайф получил. И не хотел это пока смешивать. — Главное, что тебе хорошо, мавка моя. — Он вновь поцеловал ее в губы.

В этот раз коротко, но крепко. Вот знал же, чувствовал, что сорвется от поцелуя, последние ограничители перегорят… И перегорели-таки.

— Сейчас мне на работу собираться надо, малыш. А ты иди еще поспи, — поправил ее одежду, хоть так и не сумел заставить себя оторвать руки от груди Кристины. Гладил, дразнил, легонько сжимая.

— Не-а, — покачала головой Кристина, глубоко вздохнув. — Я тебе все-таки сварю кофе. И еду разогрею. А то знаю тебя, так и пойдешь, только сигареты выкурив. А у тебя же работа тяжелая. Ты хоть представляешь, сколько энергии твоему организму нужно, чтобы такие тяжести таскать? Нашел бы что-то больше по себе…

Похоже, пришла в себя малышка немного. Оседлала любимую тему, которую завела, как он грузчиком устроился — что это ужасно тяжелая работа. И Кузьма с его головой точно нашел бы что-то лучше. И легче. Переживала за него. А Кузьме от этого горячо в груди и в голове становилось. Дурел от нее с каждым днем все сильнее. От этой безоговорочной веры в него.

Отпустил, позволил встать, хоть и видел, что у нее еще дрожат и руки, ноги. Блин, ладно, у него самого руки дрожали. Вытащил сигарету и прикурил, пока Кристина кофе засыпала. А потом, понимая, что надо, поднялся, отложил в пепельницу и подошел к раковине, включил воду, сполоснул руки. Плеснул себе в лицо, на затылок, пытаясь мозги в порядок привести. Отпустило немного.

— Все будет, мавка, — пообещал, глянув на нее сквозь капли холодной воды. Подмигнул Кристине, зачарованно уставившейся за него и забывшей про кофе, по ходу. — Будет другая работа. Дай только срок. Разберусь. Освоюсь на гражданке немного. Кофе убежит, малыш, — напомнил он, хоть и не хотелось, чтобы она отводила этот одурманенный, влюбленный взгляд от него.

— Ой, точно! — переполошилась Кристя и подхватила турку дрожащими руками, все же немного расплескав.

А у него так хорошо на душе было сейчас, как ни разу после полноценного секса ни с кем не бывало. Кузьма подошел и обнял Кристину со спины. Уже просто, без поползновений. Хотелось ее все время в своих руках держать.

настоящее

Кристина осталась на ночь в больнице. Ни домой не пошла, ни в квартиру, что Кузьма подарил — не вернулась. Похоже, кабинет в больнице у нее сейчас настоящим домом и был. Позвонила матери, просто сказала, что хочет подумать, разобраться в себе. Мама не спорила, только грустно посетовала, что доля у них с дочерью какая-то несчастливая.

Сходила-таки в ту кофейню, про которую Кузьме рассказывала. Но долго там не высидела. Трусливо убежала. Хоть кофе и круассаны оказались выше всяких похвал. Только там как раз проходил какой-то мастер-класс «интуитивной живописи».