Тетрада Величко

— Ты меня с ума сводишь, Кристина, совершенно мозгов лишаешь, — с широкой улыбкой заметил он.

Дорвавшись наконец до ее груди, припал ртом к этим соскам, дразнящим и будоражащим его. И совсем голову потерял, услышав ее стон, когда втянул твердую горошину в рот, прижал губами. У самого в глазах потемнело от того, как ее рука дернулась (все еще крепко сжимающая его плоть, между прочим), вжал себя в нее еще плотнее, не отрываясь от груди Кристины.

Хотел целовать все тело, каждый сантиметр, буквально, каждую клеточку… Только вряд ли выдержки хватит. Кровь ревела в теле натуральным образом, казалось, каждая мышца горит. И горло пекло от того, с какой жадностью воздух глотал. Только и хватало силы воли на то, чтобы сжимать свою мавку не до боли, ее не испугать силой этой потребности, что барабанила в черепе. Не помнил, когда был до такой степени возбужден. И искренней радостью по краю сознания шла мысль, что презервативы имелись в наличии. Надо было только как-то заставить себя оторваться от нее и достать их из кармана брюк, висящих в шкафу… А Кузьма пока слабо себе представлял, как это сделать. Рот, словно без его ведома, сам по себе спустился на ее живот: облизать хотелось все, до чего дотянуться мог. Да еще и Кристина к нему так прижималась, что в ушах звенело. Не помнил Кузьма такого. И тем не менее, потребность становилась все насущней.

— Что? — она не поняла, почему Кузьма вдруг поднялся, оставив Кристину посреди одеяла и подушек. — Ты куда? — спросила задыхаясь, потянувшись за ним.

Привстала, опираясь на локти. В этот момент не смущала собственная нагота, не тревожил страх, который время от времени накатывал, когда Кристина думала, что ведь совершенно не представляет — как это все правильно делать? Да и что вообще Кузьма может от нее ждать? Опыта же ноль, только разговоры с подружками в школьном туалете, да сплетни во дворе.

Но все эти страхи и смущение начисто вымело у нее из головы от того, как Кузьма на нее смотрел, как ласкал ее, как целовал все тело, так реагировал на ласки и прикосновения самой Кристины. В голове никаких мыслей не осталось, только тяга к нему, какая-то потребность, которой и не знала никогда, от которой в голове шумело и сердце в горле бухало.

И вдруг он отстранился. У Кристины мороз по коже пошел, пылающей от его жара. А тут какая-то пустота и холод накинулись на возбужденное тело…

Но Кузьма уже вернулся, так быстро, что Кристина ничего и понять не смогла. Вновь жадно обхватил ее руками, впился в губы поцелуем. Потом отклонился и показал ей… презерватив, зажатый между пальцами:

— Ты же будущий врач, в курсе, зачем это? — подмигнув, широко улыбнулся Кузьма.

Причем так, что Кристина улыбнулась в ответ. Смутиться и в голову не пришло. Это же ее любимый и родной Кузьма! Какая может быть неловкость между ними? А у него взгляд потемнел почему-то, и Кузьма так внимательно вглядывался в ее глаза.

Но его руки при этом продолжали обнимать и сжимать ее тело. А возбужденный, твердый пах Кузьмы был вдавлен в ее бедра, и она ощущала пульсацию его напряженной плоти. Он явно не потерял настроения.

— Хочу тебя от всего защитить, — неожиданно сипло прошептал Кузьма, жадно прижавшись ртом к ее виску. Прошелся по скуле. Наклонился и легко прикусил кожу на плече. Так, что Кристина застонала, еще плотнее прижавшись к его телу. — Даже от себя, от любых последствий…

— Любимый мой! — ее почему-то затрясло от того чувства, которое переполняло слова, хриплый голос Кузьмы. У самой горло перекрыло такими сильными эмоциями, которые Кристина еще не умела выпускать из себя, и они, казалось, вот-вот грозились разорвать грудь, изнутри вскрыть. Но любимый удачно переключил ее внимание на иное, вновь накрыв горячими и жадными губами грудь Кристины.

А потом она только стонала, кажется. И мыслей не осталось. Лишь немного напряглась, когда он навис над ней, опираясь на руки, уже плотно прижимаясь к ее телу своим, совершенно раздетым. Ну, кроме презерватива, конечно…

— Потерпи, малышка, пожалуйста, — кажется, у него голос сел еще больше. — Останавливай меня, не бойся. Сразу говори, если выдохнуть надо будет… Поняла, мавка?

Он нахмурился. Возможно потому, что она просто не в силах была ответить: засмотрелась на него. Волосы, уже немного отросшие после армии, как это раньше бывало, падали на лоб, покрытый испариной от того, наверное, что Кузьма так отчаянно старался сдерживаться. А она видела в его глазах такое, что губы пересохли, и сердце из груди выскакивало, кажется, прямо через ребра. И уже не страшно было, и сил ждать — не имела.

— Мавка? — еще больше нахмурился Кузьма, наклонив лицо ближе к ней.

— Я поняла, любимый. Все поняла, — кивнула Кристина, осознав, что и у самой голос хрипит.

Уцепилась за его плечи, уткнулась лицом в грудь, сама обхватила бедра Кузьмы своими ногами, раскрываясь для него настолько, насколько могла это себе представить. Вся влажная сама была, от такой же испарины, покрывшей напряженное тело, кожу, ставшую вдруг слишком чувствительной; от возбуждения… Все что угодно готова была ему позволить, только бы стать наконец-то его частью. От этой нужды все тело сотрясалось крупной дрожью.

И он понял это. Уже не оттягивая то, к чему оба однозначно стремились, Кузьма одной ладонью крепко обхватил ее затылок, зафиксировав голову Кристины, так и прижатой к его груди. А второй сжал ее бедра и…

Это было неожиданно больно. Сложнее и страннее, чем она могла себе представить или вообразить. Кристина сама не поняла, что укусила его кожу, выгнувшись, словно грудью пыталась отстраниться. Но бедра даже и не подумала с места сдвинуть.

— Подождать?

Господи, она даже не думала, что у него может быть настолько хриплый голос. И безумное, дикое напряжение буквально сочилось из кожи Кузьмы, пропитывая и ее тело. Но Кристина вовсе не хотела, чтобы он так за нее волновался. Ей хотелось, чтобы ему хорошо было… Тем более что она ощущала то бешеное напряжение, которое его при этом скручивало. Но он ждал. Хоть и его тело трясло. Сильно, мощно. Грудь Кузьмы ходила ходуном.

— Нет, — ох, и она хрипела. Но Кристина уверенно и открыто глянула любимому в суженные, внимательно вглядывающиеся в нее глаза. — Не останавливайся, пожалуйста. Зачем тянуть? Это ведь только раз так. А я до конца хочу с тобой, для тебя… И для меня тоже, — легонько поцеловала то место на его груди, которое сама и укусила.

Прямо над сердцем, кажется.

— Люблю тебя, мавка. Даже не представляешь, как… Сам не думал, что бывает так…

Он рыкнул. Самым настоящим образом. Никогда такого звука от Кузьмы не слышала. Сжал ее тело еще сильнее. И резким, сильным, даже немного жестким толчком проник в ее тело до конца. Кристина тихо ойкнула все же, хоть и старалась сдержаться. Ее трясло и тело разрывало надвое, кажется. А все равно так хорошо было, что это — он, ее любимый, в ней, над ней, вокруг… И она им дышит. Вцепилась в его плечи, стараясь делать короткие, едва ощутимые вдохи. Пытаясь притупить эту боль, это странное ощущение вторжения и какой-то полноты, совсем непривычной и такой будоражащей одновременно.

— Легче? — словно ощутив, что она прислушивается к своим ощущениям, как-то отвлекается от боли, тихо прошептал ей Кузьма на ухо.

Он все еще нависал над ней, не опускаясь полностью, держа свой вес на руках.

— Ага, — Кристина прерывисто вздохнула, потерлась щекой об него. — Легче.

Запрокинула голову и прижалась губами к его шее. Он застонал, словно она этим движением нарушила что-то. Прижался к ней всем телом, обхватив Кристину руками в плотное кольцо, придавил собой, но ей так даже лучше стало, понравилось больше. Подалась к нему навстречу. И он будто сдался, забыв про контроль или потеряв тот. Погрузился еще сильнее, почти до давящего саднения. Отодвинулся, и вновь толкнулся в нее, поглощая при этом рот Кристины, так алчно целуя ее губы, лаская языком, что она потерялась в ощущениях. Не могла понять, где у нее какая клеточка, что болит, а что горит от возбуждения. Ей было и больно, и хорошо одновременно. Некомфортно и так потрясающе, что не могла, не хотела его останавливать. Ни за что! Тем более при виде того удовольствия, хоть и с мукой от попыток сдержаться, причинить ей как можно меньше страданий, которое явно проступало в чертах Кузьмы. Да у нее в голове мутилось от самой мысли, что это из-за нее. Что она, Кристина — настолько для него нужна и желанна. И дарит ему столько наслаждения… Все равно стало до боли, несущественно. Цеплялась за его спину, его тело, уже сама подаваясь навстречу, путаясь в его волосах, царапая плечи.

А он остервенело почти, исступленно целовал ее шею, грудь, ключицы, продолжая вдавливать и себя, и ее в жалобно скрипящий из-за такого напора диван. Пока вдруг не застыл на секунду, всем телом вздрогнул, глухо застонав, но так и не разжав губ на ее груди. И словно рухнул на нее, выбив воздух из легких Кристины. Стиснул ее, как в тиски, своими руками. Придавил весом, будто обмякнув на ней. Длинно и протяжно выдохнул, вдруг подарив ей какое-то острое и невыносимое чувство своей над ним власти, невыразимой любви к нему, желания дать еще больше, всю себя ему посвятить. Что угодно для Кузьмы сделать.

Обхватила его голову руками так, что до локтей, прижала к своей груди, сама лицом в его макушку уткнулась, понимая, что задыхается, а не хочет, не может его отпустить. Не даст ему сдвинуться. Все тело, каждая клетка пульсировала. Может, и не от удовольствия физического, но от душевного, чувственного потрясения, что себе даже вообразить не могла, от этого момента. Бог с ним, с тем оргазмом, про который только читала в какой-то странной газете, которую одна из одноклассниц стащила тайком у родителей. Кристина сейчас в груди такое испытывала, что и вообразить нечто более сильное или потрясающее — была не в состоянии.

— Люблю тебя, — прошептала ломающимся голосом. — Так сильно люблю…

Он сгруппировался, перекатился на бок, потянув ее за собой.

— Придавил? — запрокинув ее голову, нахмурился Кузьма, что-то высматривая в глазах Кристины.

— Придавил, — она расплылась в какой-то безумно широкой улыбке. — Еще хочу. Мне нравится, когда ты весь на мне… Это… не описать. Просто такая… твоя тогда. Хочу так всегда себя ощущать, — она зажмурилась, прижавшись к нему всем телом сильнее.

Но это уже было не то ощущение.

Кузьма вдруг провел по ее щеке ладонью, и Кристина только теперь поняла, что у нее слезы. Странно, она точно не ощущала горя. Это от счастья? Или из-за той боли, которая сейчас отошла на второй план?

— Блин, мавка, ты мне совсем мозгов в голове не оставишь с такими признаниями, — сипло засмеялся Кузьма. Крепко поцеловал в губы, потянув на себя ее голову. — Очень больно? — она ощутила, как он осторожно отодвигает свои бедра, покидая ее тело.

Вроде и легче так. А стало грустно. И уже неправильным показалось. Покачала головой в ответ на его вопрос.

— Терпимо. Вполне нормально, — скривила гримасу. — А мозгов совсем-совсем нет? — поинтересовалась даже с каким-то любопытством.

— Совсем, — хрипло рассмеялся Кузьма, запрокинув голову. — Одна любовь к тебе в черепе и осталась. И здесь, — он постучал себе по груди, продолжая при этом обнимать ее той же рукой.