Запретная страсть мажора

Глава 37. Оля

Сашка, подъехавший к студии обговорить мелочи, задерживает меня надолго.

Разумеется, я соглашаюсь на его просьбу.

Мне это ничего не стоит, тем более, что никаких особенных нежностей от меня не требуется. Я сразу сообщаю Саше, что обжимания, поцелуи и вся прочая бутафория недопустимы.

Друг божится, что этого и не потребуется. Мы же не в компанию друзей идем. Никто не станет устраивать показательные выступления на публичном мероприятии, да еще и в присутствии своих родителей. Даже со своей девушкой.

Хотя это не мешает Сашке хитро поинтересоваться, а что такое? А чего это мы даже обняться не можем?

Как ему объяснить то, что я и сама не очень понимаю.

То, что у меня появился парень, даже мне самой не кажется чем-то настоящим. Слишком стремительно Дикаев ворвался в мою жизнь и оккупировал все территории. А замашки его собственнические вообще за гранью.

И вот вроде бы Кир все равно ничего не узнает, и не собираюсь я делать ничего такого, а почему-то сосет под ложечкой. Я вот уверена, что Дикий ни фига не поверит в невинность нашего спектакля. Наверное, по себе меряет.

У меня ощущение, что верность Кира держится, только пока он дома стреноженный, и то, есть риск, что он может позвать кого-то к себе. Еще до всех этих событий я слышала, как девчонки из универа рассказывали, что он такое практиковал.

И ведь ехали к нему.

Так что я морально готовлюсь к тому, что со дня на день Дикаев потеряет ко мне интерес.

Но, видимо, не сегодня.

– У тебя телефон жужжит, – обращает мое внимание Саша на вибрацию мобильника обо что-то в сумке, которая прекращается до того, как я успеваю ответить.

Точно. Я же на время тренировки ставлю беззвучку.

Ого! Семь пропущенных вызовов. И все от Кира.

Эм… Что-то у меня предчувствия какие-то… будто мне взбучку устроят.

Перезванивать страшновато.

А вот сообщение-то от него я прочитать могу.

Мне прислали фото ремня.

Совсем опух, что ли?

Ой, походу, меня спалили, что я в сети, по прочитанному сообщению. Вызов от Дикаева приходит через двадцать секунд после того, как я открываю фотку.

– Алло, – настороженно отвечаю.

– Истомина, а чем это ты там занимаешься?

И голос у него такой, будто меня застукал на разворовывании национального достояния. Я даже нервно оглядываюсь. Такое ощущение, что он меня видит.

– А что?

– Ты мне зубы не заговаривай! На вопрос ответь! – злится Кир.

– Я с тренировки вышла… – непонятно почему оправдываюсь я.

– А ну марш домой! Ко мне!

Мы с Сашкой затрынделись на крыльце студии, и мне вообще-то уже пора в общагу.

– Уже поздно…

– Поздно, Истомина, теперь спасаться.

– Ой, – развеселившись, фыркаю я. – Да что ты мне сделаешь, если не приду?

– Фотку видела? – рычит Дикаев. – В понедельник в универ принесу!

Мамочки! Кир же психованный! Этот принесет. Выпороть не выпорет, но позора будет много…

– Ладно, – смиряюсь я. – Убедил. Скоро буду.

Думала, что это его немного успокоит, но Дикаев звереет:

– Знаю я твое «скоро»! Не скоро, а шементом!

– Да я тут рядом… – теряюсь я. Когда это он меня ждал? Вчера, что ли? Да я быстро приехала же…

– Ой, не напоминай о своих грехах, Оля! Жду!

Я отключаюсь. Каких грехах? Ему чаще надо проветривать комнату.

Санек, слышавший все мои реплики, ржет.

– Что смешного? – ворчу я, убирая телефон в сумку.

– Ты смешная, – все еще посмеиваясь, отвечает он. – Ты не в общагу? Тебя подкинуть?

– А давай, – соглашаюсь я, явно не подумав о последствиях своего решения.

Что-то подозревать я начинаю, когда, выйдя из Сашкиной машины у подъезда Кира, задираю голову, чтобы посмотреть не моет ли опять какой-то придурок в сумерках окна, и вижу торчащего на балконе Дикаева.

Выражение лица не разглядеть, но я, уже немного знакомая с Киром, догадываюсь, какое оно.

Мои подозрения частично подтверждает Рамзаев, с которым я сталкиваюсь у лифта.

– Молилась ли ты на ночь, Дездемона? – спрашивает он, напрягая меня.

Я никак не могу въехать, что не так, и слегка пугаюсь, когда открывший мне дверь Кир встречает меня с лицом, будто правда задушить хочет.

И почти угадываю его намеренья.

Резко притянув меня к себе так, что я теряю равновесие, он лишает меня воздуха.

Впившись в меня таким поцелуем, что и без того нетвердо стоящая на ногах я, совсем обмякаю в стальных объятьях.

Напор Дикаева оглушает, мое окончательное внедрение в квартиру проходит где-то там на фоне. Я даже не обращаю внимания, как и когда лишаюсь плаща, не понимаю, как мы дошли до спальни, и в какой момент я оказываюсь лежащей на кровати.

Папаху начисто срывает не только у Кира.

Тяжелая истома заполняет мое тело, отзываясь на ласки, а Дикаев себе в них не отказывает. Придавливая меня собой к постели, он уже хозяйничает под свитшотом, обжигая мою кожу своим жаром. Поцелуи в шею окончательно лишают меня воли. Я выгибаюсь навстречу его рукам, цепляюсь за его плечи, запускаю пальцы в волосы.

Сердце ухает набатом, гоня по венам кровь, будто доставляющую пламя в каждую клеточку. В целом мире нет ничего кроме Кира, он заслоняет собой все.

Оторвавшись от моих губ, он смотрит на меня, как пьяный.

– Олька… – хрипотца в его голосе отзывается во мне, заставляя сладкую тяжесть внизу живота пульсировать. – Ты моя. Совсем моя. И сейчас до конца будешь.