И только пепел внутри…

Глава 17

– Жри, прорва.

Насыпав Мульту в чашку корм, убрал пакет в ящик, закрыл дверцу и вернулся на стул, который специально поставил у окна. Оказалось, что курить сидя прямо перед открытым окном, сложив ноги на подоконник, очень даже удобно. Не нужно мяться с ноги на ногу, подыскивая позу, в которой конечности затекают меньше всего.

Облако дыма покинуло лёгкие, закружилось над головой и улетучилось, когда прохладный ветер из окна поймал его с поличным за порчей окружающей среды.

Прикрыл глаза, в которых был засыпан сухой скрипучий песок. Ночь я снова провёл не один – с бессонницей. Моя верная спутница, пользуясь изощренными инструментами, вскрывала мне черепную коробку и закидывала в неё мысли, которые я старательно выбрасывал весь прожитый год. Я посчитал их мусором, а она решила открыть в моей башке завод по переработке вторсырья. Вот только, как всё валялось кучей, так оно и валяется. И, если и попадало на «переработку», то застревало в жерновах разума, а затем системой защиты выплевывалось обратно в кучу.

Стул, шкаф, вещи… Всё объединилось в один нарастающий ком и настойчиво долбило в запертые на засов двери моего сознания. Я знал, понимал и, возможно, подсознательно готовился к тому, что однажды буду вынужден заняться всем этим, но я не ожидал, что дедлайн наступит так скоро.

Новый год и новый календарь, в котором пора начать обводить прожитые дни новым фломастером цвета неизвестности. Можно подумать, что если ты перешагнешь тонкую границу между старым и новым годом, полирнув её шампанским, то там, за рубежом, тебя будет ждать новая жизнь только потому, что год-то новый и – о, чудо! – ты сам стал новее и глаза твои раскрылись вместе с хлопком пробки бутылки.

Возможно, эта схема работает, когда перед тобой есть четкая цель, мечты устремления, НО… одно дело хотеть что-то изменить в своей жизни, начать по-новому, найти иной путь движения по линии своей судьбы, и совсем другое дело, когда ты пуст внутри. И очередная новогодняя ночь, которых в твоей жизни было уже десятки, – это ровно такая же ночь, что была вчера, будет сегодня и будет завтра: в лучшем случае тебе удастся поспать; в худшем – ты будешь сидеть на кухне, пуская в открытое окно дым, а рядом будет чавкать, уминая свой корм, пёс.

Стало быть, дело не в какой-то волшебной ночи, которая, отчего-то, бывает только раз в году, а дело в самом человеке, во мне? Если я не готов, я не хочу, я избегаю всеми силами окончательного прощания с женой, то, может, не стоит примерять на меня всесильность единственной волшебной ночи в году? Может, я буду готов в другой день. В свой личный волшебный день. Должен же у человека быть свой личный волшебный день? Вторник, например. Почему бы и нет? Почему я должен подгонять свои желания, страхи и решения под день, которым удачным счёл кто-то другой, а не я?

Устало выдохнул, силясь избавиться от давления изнутри. Снова разболелась голова от скорости мыслей, которые я разогнал в своей голове как в чертовой центрифуге. Стряхнул пепел с кончика сигареты, зажал фильтр уголком губ и бросил пустой взгляд на часы. Извилины ослепила лампочка короткого воспоминания – Катя уже должна была вернуться домой. Скоро закат, тёща обещала ее привезти, но пока на пороге никого нет.

Лежащий рядом с плитой телефон рассыпал по столешнице вибрацию. Потянулся за девайсом и с некоторым облегчением увидел, что звонила мне дочь.

– Да, – ответил коротко.

– Папа, тут это… – замялась она, явно подбирая слова. – Можно я у бабушки еще на одну ночь останусь? – вздохнул. – Просто мы не всё успели пришить к костюму… – затараторила Катя, спеша оправдаться.

– Завтра в школу, – напомнил я, вынул сигарету изо рта и прокатил фильтр между пальцами.

– Я знаю, папа. Но мне завтра к десяти, так что я успею приехать домой и даже переодеться.

– А уроки?

– Я всё сделала. И, вообще, нам их почти не задают из-за Нового года. Все в школе готовятся к празднику, – казалось, даже на расстоянии в несколько десятков километров я слышал, как дочка закатывала глаза и недовольно пыхтела, объясняя мне очевидные для нее вещи. – Так, можно?

– Бабушка в курсе?

– Бабушка…

– Дай я поговорю с твоим папой… – голос ворчливой бабки ворвался в наш с дочерью диалог и завладел трубкой. – Завтра утром я Катюшу привезу на такси домой. Переоденется в форму и на такси довезу её до школы. Договорились?

Это не было похоже на договоренность. Больше походило на то, что меня поставили перед фактом и попросили не вякать без дела.

– Хорошо, – ответил я, понимая, что Кате может быть интереснее в обществе своей бабки и деда, а не с моей постной рожей.

Шорох в трубке, хлопки дверей, словно она куда-то шла, и шумное дыхание, которое, казалось, закрадывалось мне в ухо и оставляло конденсат на ушной раковине.

– Ты не пьян? – прокурорский тон дорогой тёщи граблями прочесал нервы.

– Нет. Но, знал бы, что вы позвоните, обязательно бы выпил.

– Смешно, – бесцветный голос заставил беззвучно хмыкнуть. Я знаю, как выглядит её лицо в такие моменты – словно его лишили всех мышц. – Что насчёт Машиных вещей? Пришёл к решению?

Пришёл к решению… Блять! Да я ещё даже на путь этот не встал. Лежу рядом, ковыряю пальцем край гребаной дорожки, которая и должна привести меня к этому решению.

– Думаю, – ответил обтекаемо.

– Хорошо. Этого тоже достаточно. Это уже начало, Паш. Хорошее начало.

Безмолвно повел бровью и поджал губы, не зная, что тут можно ответить. Ничего – пожалуй, самый лучший ответ, который можно от меня услышать.

– В общем, завтра я завезу Катю домой. Можешь не волноваться. У тебя ещё есть время, – отчеканила тёща и сразу сбросила вызов.

Мой ответ ей и не был нужен.

«У тебя ещё есть время» – когда-то так думала и Маша, когда ехала на сюрприз, подготовленный мной специально для неё. Оказалось, что это время легко забирает случай. Несчастный, разумеется.

Снова зажал остатки тлеющей сигареты между губами. Вдохнул остатки её дымчатой души и загасил последний огонёк её жизни, чтобы затем выпустить облако, обработанной лёгкими горькой души, гулять под руку с холодным ветром.

Покрутил в руках телефон и откинул его на подоконник. На сегодня звонки окончены. Бездумно осмотрел потолок кухни и спустился ниже, поймав взглядом стул. Пустой, конечно же. Мой новый фетиш – ловить взглядом пустые стулья и задерживать на них внимание дольше, чем оно им нужно. Стулья с людьми не привлекали столько моего внимания, как те, в которых должен был бы кто-то сидеть.

И вот он очередной пустой стул, стоящий в моей квартире. Я сидел на нём ещё утром. Завтракал гречкой с сосиской и слишком далеко отодвинул от стола, когда вставал, чтобы убрать тарелку в раковину. Теперь же он стоял ко мне полубоком. Воображение, которое давно рисовало своими красками в моей голове на черном фоне, сразу подбросило образ сидящей на нём Маши. Как она утром полусонно пила кофе и смотрела в окно такими же яркими глазами, что небо за стёклами. Светлый халат облегал её бедра, был насильно закинут подолом на колени и плавно соскальзывал с каждым движением её ноги, когда она, задумавшись о чем-то своём, неспешно шевелила пальчиками, словно разминая их для того, чтобы ступить на путь очередного нового дня с огромным пластом мыслей и идей.

– А может, прогуляем работу? – авантюрно спрашивала она, слегка сощурив глаза. – Я могу взять у мамы записку о том, что у меня, якобы, болел живот. Хочешь, и тебе что-нибудь нарисуем?

Надо было соглашаться тогда. Прогуливать, провожать день в обнимку в кровати и просто болтать с ней. Обо всем и ни о чем сразу.

Надо было бы…

Бы – пожалуй, это всё, что у меня осталось.

В неконтролируемом порыве стянул с подоконника ноги и потянул одну к стулу. Подцепил его большим пальцем за металлическую ножку и развернул к себе так, чтобы, если бы в нем был собеседник, я мог смотреть ему прямо в лицо.

И застыл. На этом моя решимость вылетела из окна вслед за дымом и ветром.

А дальше-то что?

Говорить?

Но что говорить? Привет, как дела?

Бред.

Притянул ноги к груди, пятками уперся в стул, локтями в колени. С силой растёр ладонями лицо, пытаясь собраться с мыслями, которые слишком резко вылетели из башки, оставив вакуум, в котором я пытался хоть за что-то зацепиться.

– Бред, – сказал уже вслух и, отчего-то, испуганно посмотрел на стул напротив.

Словно там, и правда, сидела она. Сидела и слушала, глядя на меня огромными бездонными океанами, тонуть в которых было одним удовольствием.

Вернул ступни на пол и скрестил руки на груди.

Будто не к разговору готовился, а ломку переживал. Идиот!

Поджал губы, нервно подёргал коленом и сам себя остановил. Поднял взгляд на стул, затем чуть выше – ровно туда, где могли бы находиться глаза моей гипотетической собеседницы.

Мотнул головой, описав ею круг и снова уставился на то же место.

– Твою мать! – ругнулся себе под нос и по ноге снова прокатилась нервная дрожь. – Я… – осёкся, стиснул челюсти, прочистил горло и попытался снова. – Я… я так и не купил новые зимние ботинки, – сказал я стулу и почувствовал себя полным идиотом. – Пиздец, какая важная информация, Паша. Она же только ради этого и спустится с небес на этот стул.

Иронично усмехнулся и рывком встал на ноги, чтобы просто уйти отсюда подальше и не испытывать еще большей неловкости, чем кипела во мне сейчас.

Дошёл до комнаты и рухнул на свою половину постели. Следом пришёл Мульт, которого я снова разбудил своими передвижениями по квартире, и улёгся рядом с кроватью, недовольно фыркнув напоследок.

Прикрыл глаза, надеясь немного поспать.

Ночью со сном у меня как-то не заладилось.

С каждой минутой голова становилась всё легче, а тело невесомей. Я стал походить на воздушный шарик, который усталость тянула за собой за нитку в царство сна, где мне, наконец, будет позволено забыться.

Не знаю, как долго я поспал. Может, не больше часа. Но настойчивый звонок в дверь резко вырвал из сна и закинул в реальность на краю кровати.

Мульт тоже проснулся и с писклявым лаем побежал к двери.

Я же решил переждать незваных гостей и просто сделать вид, что меня нет дома. Позвонят, постучат и уйдут. Кому я нужен срочно прямо здесь и сейчас – позвонят на мобильник. На который я, разумеется, тоже не отвечу.

Не хочу. Не тот настроение.

Звонок в дверь повторился. В этот раз более протяжный, и Мульт отозвался ему таким же долгим лаем, отдающим болью в ушах.

– Эй! Пашка! – послышался стук в дверь. – Открывай!

– Твою мать, – выругался я, накрыв лицо ладонью.

– Пошли в спорт-бар, Пашка! – продолжал стучать и звать меня Гена. – Мне сегодня вольную выписали. Не подводи, друг!

– Паша, открывай! – вторил ему Андрюха. – Мы не уйдём. Этот пингвин меня тоже против моей воли вытащил из дома.

Потёр лицо ладонью и, не имея причин и хоть сколько-нибудь достойных поводов для отказа, поднялся с постели и прошёл к двери, которую с достоинством пытался охранять Мульт.

– Иду, – произнес я относительно громко и стук в дверь вместе с лаем пса прекратились.

– Идёт, – довольное подхихикивание Генки. – Я же говорил, что он не откажет.