И только пепел внутри…

Глава 22

Идея врача о том, что мне нужно немного поспать, чтобы пропустить основную волну боли, только на словах оказалась отличной. По факту, вырубившись сразу после укола, я понял, что боль нисколько не стала меньше. Меня всё так же мутило, всё так же хотелось отрубить источник невыносимой боли – ногу.

Открыв глаза после короткого сна, уперся взглядом в выцветшую зеленую стену, краска на которой давно потрескалась. Первое же желание пошевелиться прострелило болью всё тело от ноги до макушки. Рука, которая, к счастью, не оказалась сломанной, а лишь имела сильный ушиб, тоже нестерпимо ныла.

Сухость во рту и подступающая к горлу тошнота велели найти источник воды. Повернув голову, поперхнулся воздухом, слюной и словами.

– Ты дурак, – сказал безапелляционно малой, о чьём присутствии рядом с собой я даже не догадывался.

– Сам дурак, – ответил я сипло, пытаясь откашляться.

Уж если и спорить с пятилеткой, то на его уровне.

– Нет, мама сказала, что ты дурак, – настаивал малой на своём.

– Мама? Тогда передай своей маме, что я сказал, что дурак – ты.

– Несчитово. Я первый сказал. А первое слово дороже второго.

– Не тарахти… пожалуйста, – шумно вздохнул я и скрыл глаза под сгибом локтя здоровой руки. Боль волнами гуляла по организму. Смотреть вниз, на ногу в гипсе, не хотелось. Казалось, если увидеть результат своего «балета» на льду, то станет ещё больнее.

– На, – лаконично сказал Сёма, не добавив более никаких пояснений к двум имеющимся буквам.

Отнял руку от лица и увидел, как малой протягивает мне небольшую бутылку с водой.

– Это мне?

– Да. Мама сказала, сказать, что ты дурак, за тобой надо смотреть и тебе надо дать эту бутылку, когда проснёшься.

– А она… молодец, – смягчил я многое, что хотелось бы сказать на самом деле.

Принял бутылку и с трудом открыл воду. Ушибленная рука плохо реагировала на напряжение, откликаясь тупой болью в плече. Выпил половину и снова отвалился на подушку, чтобы отдышаться.

– А мама-то твоя где?

– Она пошла за лекарствами. Врач сказал, что тебе нужны лекарства.

– Ясно. И давно она ушла?

– Давно. Я уже кушать хочу.

– Ну, у меня ничего для тебя нет.

– Я у тебя ничего и не просил, – гордо заявил малой и забрался на стул, стоящий рядом с моей кроватью.

Пока Сёма в полном молчании и тишине болтал ногами на высоком стуле, я смотрел в потолок и думал о том, как бы теперь добраться домой со сломанной ногой и что дальше со всем этим делать. Дочка и шерстяной придурок, которого никуда не денешь. Тёща уже придумала аллергию на собак, так что отдать ей идиота, который любит суетить под ногами, точно не получится. Можно на время зимних каникул отправить Катю к бабушке, чтобы она не пропустила праздники, нянчась со мной, одноногим. Если она, конечно, сама этого захочет.

И София… Её малой уже выклевал мне мозг всего парой фраз, переданных ею. Не уверен, что выдержу личную с ней встречу.

– …покой, массаж. Ну, а всё остальное можете найти в памятке или позвонить лично мне. Номер я вам оставил, – вещал мужской голос, когда дверь в палату открылась, и вошли мужик в белом халате, а следом за ним София, катящая перед собой инвалидное кресло. – Добрый вечер, больной, – склонился ко мне врач и кончиком ручки постучал по гипсу. В груди зажглось желание постучать кончиком здоровой ноги по его голове. Какого хрена он делает?! Видит же, что гипс! – Как самочувствие? Жалобы имеются?

– А по мне не видно, что я на танцы собрался? – спросил я иронично.

– Шутите? – одобрительно улыбнулся белый халат. – Это хорошо. Значит, уже идёте на поправку. Ну, что ж… – вздохнул врач и переложил папку из руки в руку. – Всё от нас зависящее мы сделали. Можете остаться в стационаре на несколько дней, но в этом нет необходимости. Ваша супруга сказала, что сможет за вами присмотреть.

– Мы не… – начала София.

– Не женаты, – закончил я за нас двоих.

– А? – указал врач ручкой на наши кольца. – Ай, ладно, – махнул он. – Дело современное – дело непонятное. Не женаты, так не женаты. Ну, так что? Больной домой едет или у нас остается?

– Едет, – строго ответила за меня София и сверкнула взглядом глаз цвета охры. Ровно так же она смотрела на меня в ту нашу первую встречу на моей кухни, впиваясь в меня взглядом опаснее любого острого ножа. – Только, можно ему перед отъездом поставить клизму литров на пять? Чтобы для бега по гололёду в летних сандаликах были веские причины.

– Боюсь, он теперь даже если очень захочет, то побежать уже не сможет. Лучше не рисковать. Да и гипс хоть и казенный, но, всё равно, жалко.

– Как скажете, доктор, – снисходительно улыбнулась София, но при взгляде на меня, сразу нацепила на лицо маску суровости.

– Всего доброго, – кивнул белый халат и вышел из палаты, оставив меня наедине с девушкой, чьё присутствие конкретно сейчас, будучи беззащитным, я начал побаиваться. – Сёма, подержи, пожалуйста, – обманчиво мило улыбнулась она и передала малому прозрачную «майку», в которой я разглядел медикаменты. – Сесть можешь? – обратилась она ко мне.

– Не знаю. Не пробовал.

– Давай пробовать, – поманила она пальчиками с острыми ногтями. – Помочь?

– Я сам, – вдохнул полной грудью.

И уже при попытке сесть я понял, что боль в ноге усиливается при любом движении. Даже ноющая боль в руке отступала перед той, что простреливала ногу и всё тело.

– Хватай ногу и ставь на пол, – скомандовала София.

И какого черта она такая злая? И почему я чувствую себя виноватым, стоит на неё посмотреть?

Обхватил загипсованную ногу и, стиснув зубы так, что те вот-вот раскрошатся, стянул её с края кровати, поставив пяткой на пол. Часто и шумно задышал, почувствовав боль, от которой выть хотелось. Но при малом, который смотрел на меня во все глаза, и Софии, которая смотрела на меня со строгостью училки, не хотелось казаться нытиком.

От боли снова начало мутить. Действие недавно поставленного в задницу обезболивающего слишком быстро закончилось.

– Сёма, дай пакет, – сухо потребовала София и вынула из протянутого ей пакета коробку с какими-то таблетками. Достала две и подала их мне в раскрытой ладони. Во второй руке – бутылка с водой. – Пей. Нам ещё часа полтора по вечерним пробкам ехать.

Молча сделал, как она сказала. Даже спрашивать не стал, чем меня пичкают, понимая, что пока она в таком состоянии, с ней лучше не спорить.

– Легче? – спросила она. В ярких глазах блеснуло беспокойство, которое довольно быстро улетучилось после моего короткого ответа.

– Нет.

– Так тебе и надо, – заключила она сурово. – Больше не будешь в конце декабря бегать по гололеду в сандаликах.

– Я был в туфлях.

– Хрен редьки не слаще. Как можно в здравом уме зимой ходить в летних туфлях? Да не просто ходить, а носиться как угорелый?! Ума не приложу. Неужели так сложно заехать в первый попавшийся обувной и купить зимнюю обувь?

– Ты закончила? – посмотрел на неё укоризненно снизу вверх. – Если да, то придвинь мне кресло, чтобы и пересел в него.

– Идиот, – вздохнула она устало и наклонилась ко мне. Не спросив, будто так и надо, закинула мою левую руку себе на шею и обхватила мой торс руками.

– Зачем это? – нахмурился я непонимающе.

– Помочь тебе хочу, – подняла на меня взгляд София и слегка отстранилась, коснувшись кончиком носа моей скулы. Всё так же строго посмотрела в глаза. – Думаешь, сам сможешь подняться с кровати на одной ноге?

– А почему нет?

– Ну, давай, – вынырнула она из-под моей руки и махнула ладонью в сторону кресла. – Дерзай, а мы посмотрим, – отойдя в сторону, София оперлась спиной о подоконник и, скрестив на груди руки, стала наблюдать за мной как чертов надзиратель.

– Отвернись, – сказал я ей, понимая, что с таким пристальным вниманием у меня, даже у будучи здорового, что-нибудь точно не получилось бы.

– Пф, – фыркнула она и, прихватив с подоконника куртку малого, подозвала его к себе. – Сёма, давай одеваться. Домой сейчас поедем.

– Наконец-то. А-то я уже есть очень-очень сильно хочу.

– Потерпи немного, сыночек, – застегивала она под его подбородком шапку-ушанку. Закончив, достала из кармана своего пальто шоколадку. – Кстати, вот батончик. Перекуси пока. Только куртку давай наденем.

– О, медвежонок! – обрадовался чему-то пацан, пока его мать застегивала на нем куртку, а я пытался найти силы и не думать о боли, чтобы подняться с постели хоть на сантиметр.

Безуспешно. Совершенно. Сломана была нога, а по ощущениям – позвоночник.

– Как успехи? – сарказмом в ее тоне можно было травить тараканов.

– Как видишь, – ответил я, не поднимая взгляда.

– Помочь?

Мотнул головой, надел единственную доступную мне туфлю, озлобленно посмотрел на инвалидное кресло, будто это оно виновато во всех моих бедах, и, всё же, сдался:

– Помоги. Пожалуйста.

– Так бы сразу, – оттолкнулась София от подоконника и, расправив полы пальто, подошла ко мне. Нырнула под руку, которую я заранее поднял, и обхватила мой торс.

– Готов? Раз…

– Два… – напрягся я.

– Три! – сказали мы вместе, и, опираясь на плечи Софии, я оказался плавно поднят на ноги.

На ногу.

Дыша через стиснутые зубы, дождался, когда малой подкатит поближе к нам кресло. Для того, чтобы сесть, тоже потребовались немалые усилия и терпение.

Стоило оказаться в вертикальном положении, как боль подобно цунами ударила по всему организму. И легче не стало даже тогда, когда я уселся в кресло и устроил ногу на подножке.

– Едем? – спросила София, встав позади меня.

– У тебя тут ещё какие-то дела? – спросил я саркастично. – Или мы таксовать будем?

– Откуда мне знать? Может, ты вторую ногу хочешь сломать для симметрии? Как раз на ней до сих пор сандалик.

– Нет, спасибо. Одной достаточно.

– Значит, едем, – коротко резюмировала София и толкнула кресло со мной к выходу из палаты.

– Мама, а я сказал дяде Паше, что он дурак, как ты просила, – вклинился малой, жующий шоколадку.

– Спасибо, Сёма, – в женском голосе была слышна улыбка. Кажется, издевательская. – Можешь ещё раз ему это сказать.

– Дядя Паша, ты дурак, – дразнился малой.

– Сам ты дурак, – буркнул я обиженно.

– Нет, ты дурак, – не сдавался мелкий, для которого это всё было не более чем забавой.

– Нет, ты.

– Всё, хватит! – не выдержала София. – Никто не дурак. Сёма, подержи мою сумочку и пакет. Я помогу дяде Паше надеть пальто.

– Я сам, – выхватил я из ее рук пальто и поморщился, когда боль в руке усилилась.

– Не смеши, – нахмурилась девушка и, обойдя кресло, склонилась надо мной, чтобы как маленькому надеть рукав пальто на больную руку. – Со второй помочь?

– Да, – ответил я, нарочито гордо отводя взгляд в сторону. Должен же я хоть как-то сохранить своё мужское достоинство. Если я не смогу даже зад себе подтереть, то это окончательно растопчет мою мужественность не только в глазах Софии, но и в моих тоже.

– Всё. Сейчас в такси, в аптеку за костылями, потому что в местной я их не нашла, и домой, – перечислила София «планы на день», выкатывая меня из больницы в морозный декабрьский вечер. – А ты можешь поразглядывать свой рентген, пока мы едем, – положила она на мои колени большую картонную папку. Склонилась ниже и в самое ухо шепнула. – Заодно узнаешь, кто в вашем споре на самом деле дурак.