И только пепел внутри…

Глава 4. Павел

Дыхание рвало горло болезненным сухим хрипом. Еще вчера я выпил целое море алкоголя, но сегодня ощущал безжизненную пустыню внутри себя.

Лежа на животе у самого края кровати, не чувствовал руку, которая свисала безвольной плетью. Еще даже не открыл глаза, не пошевелил ни одной из конечностей, но уже чувствовал адское головокружение и понимание того, что до унитаза я, скорее всего, добежать не успею. Но блевать себе под лицо или прямо в комнате не хотелось. Необходимо сделать одно маленькое усилие и попытаться донести желудочный сок до фаянсового компаньона.

Вдохнул. Открыл глаза и почувствовал шевеление волосков по всему телу.

Рядом с кроватью стоял пацан. Лет пяти, не больше. Удерживая в руке маленького белого робота, молча наблюдал за попытками моего пробуждения.

Давно он здесь? И откуда он, вообще, здесь?

– Ты кто? – спросил хриплым голосом.

– А ты кто? – не остался пацан в долгу.

– Я первый спросил, – медленно сел на кровати и сжал челюсти, борясь с головокружением и тошнотой.

Приложил пальцы к вискам и поморщился от захлестывающих волн головной боли.

– Первое слово съела корова, – отозвался незнакомый мне философ.

Исподлобья оглядел пространство вокруг себя. Комната моя, а вот пацан – не мой.

Откуда он здесь взялся?

Я так вчера напился, что похитил чужого ребенка? Или, вообще, усыновил?

– Что ты здесь делаешь? – задал аккуратно вопрос, пока пацан пялился на меня во все глаза.

– Гуляю, – просто ответил он.

Гуляет? По моей квартире? Кто еще гуляет по моей квартире, пока я тут в отключке?

– А Катя где?

Мысль о том, что дочери прямо сейчас может сто-то угрожать, действовала весьма отрезвляюще.

– Катя с мамой на кухне готовят завтрак. Мультик и Фантик написала тебе в ботинки.

Мама? Мультик и Фантик?

Что здесь происходит, чёрт возьми?!

Вскочил на ноги и ухватился за воздух. Гравитация неминуемо потащила меня в свои объятия, пока рука не зацепилась за дверцу шкафа недалеко от кровати.

– Ты чё, пьяный, что ли? – спросил пацан, глядя на меня с презрением.

Проигнорировал его и неуклюже направился к выходу из комнаты. Зацепил плечом дверной косяк, стиснул зубы от прилива острой боли, но не остановился.

С кухни доносились голоса и тихий смех. Пахло чем-то жареным и, возможно, показалось бы мне аппетитным, если бы не тошнота на грани рвоты.

Ввалился в кухню и застыл на месте.

У плиты, ко мне спиной стояла незнакомка и что-то увлеченно объясняла моей дочери, держа в руке нож.

Нож?! Твою мать!

Забыв о похмелье, головокружении, тошноте и неспособности быстро двигаться, ринулся к дочери и закрыл ее своей спиной. Схватил за запястье руку с ножом и с силой сжал.

– Катя, закройся в своей комнате и сиди тихо! – процедил сквозь стиснутые зубы, глядя в глаза цвета охры незнакомки с ножом.

– Папа, ты дурак?! – удар маленьким кулаком дочери между лопатками оказался для меня полной неожиданностью.

Черные брови над глазами цвета охры медленно поползли вверх. Пухлые губы, поддетые бордовой помадой, дрогнули в легкой улыбке.

– Ты ее знаешь? – спросил у Кати, боясь спустить глаз с незнакомки с ножом.

– Ты же вчера сам с ней пришел, – пропыхтела дочка.

– Эй! Не трогай мою маму! – в пах последовал жесткий удар игрушечным роботом.

К горлу подступила желчь, которая нашла свое освобождение, едва я склонился над раковиной. Горечь во рту и не меньшая горечь на лице от пульсирующей боли в паху отравляла.

Ударил по крану и обтер лицо холодной водой. Прополоскал рот, пытаясь избавиться от остатков вчерашней закуски в бороде. Старался не держаться за мошонку под пристальным, осуждающим взглядом дочери и воинственной ненавистью пацана.

– Тише, Сёма, – погладила эта дамочка своего защитника по голове и прижала к себе. – Дядя просто еще не до конца проснулся. Сейчас он умоется, мы позавтракаем и поедем с тобой на работу.

– И Фантик тоже с нами поедет? – загорелся энтузиазмом малый.

– Конечно, – улыбнулась ему незнакомка и потрепала по черным волосам. И чуть громче, обращаясь к детям, добавила. – Ребята, можете пока ошейники на Мультика с Фантиком надеть? Позавтракаем, и сразу гулять их поведем, хорошо?

– Хорошо, – почти хором ответили Катя и Сёма, и наперегонки выбежали из кухни, выбирая на ходу, кому какой достанется ошейник.

– Ты кто такая? – прошипел я ей, когда дети скрылись в комнате дочери.

– София, – проговорила она спокойно и протянула руку для пожатия.

Бросил хмурый взгляд на миниатюрную ладонь и снова вернул внимание ее лицу.

– Ты, что здесь делаешь, София? – наступал на нее, прижимая спиной к столешнице гарнитура. – Если мы вчера с тобой случайно потрахались, это не значит, что нужно сегодня переезжать ко мне вместе со своим пацаном!

Щеку опалило жгучей болью. На секунду дезориентировало.

Она залепила мне пощечину?!

Снова захотелось блевать, но сдержался.

Глядя на меня снизу вверх, незнакомка приблизила свое лицо к моему и с отвращением в тихом, но спокойном голосе сказала:

– Ты себя давно в зеркале трезвыми глазами видел? С тобой в одном поле срать не сядут, а ты решил, что я с тобой в одну постель легла? – её рука, которой она влепила мне пощёчину, дрожала. Приложила она меня от души, и сама едва сдерживала боль. – Вчера я помогла тебе добраться до дома, так как ты валялся на тротуаре в луже своих соплей. А сегодня я здесь лишь за тем, чтобы объяснить твоей дочери, как ухаживать за щенком, которого я ей вчера подарила.

– Зачем ей щенок? – до боли свел брови.

– Видимо, для того, чтобы видеть хоть одну вменяемую морду в этом доме, – дернулась и попыталась меня обойти. – Выпусти меня. Ты воняешь, – выплюнула она мне в лицо и толкнула рукой в плечо.

На безымянном пальце ее правой руки блеснуло обручальное кольцо, которое я сразу не приметил.

Она замужем.

Какого тогда черта она подбирает мужиков у баров? И раздает щенков? И является в квартиры ни свет, ни заря?

– И часто ты готовишь завтраки малознакомым людям? – встал за ее спиной и проговорил в самую макушку. – Или это такая форма прошения милостыни? Ждёшь, что за внезапную доброту тебя покормят и обогреют? Еще и сынка приволокла. Для большей жалости?

Женское тело в десяти сантиметрах от меня застыло. Напряглось. Нож лёг на разделочную доску и черная макушка пришла в движение.

Незнакомка повернулась ко мне лицом. В карих глазах не читалось никаких эмоций, кроме холодного презрения.

Звук новой пощечины выстрелом прозвучал в создавшейся тишине.

В этот раз огнем боли опалило другую щеку.

Стиснув зубы, сжал кулаки и вгляделся в темнеющие глаза незнакомки. Её трясло. Она едва сдерживала себя от того, чтобы не ударить меня еще раз, но, всё же, нашла в себе силы и, изображая статую, смотрела мне в глаза с пылающей на дне темных колодцев ненавистью.

Краем глаза уловил, как ее рука вновь дернулась. Рефлекторно схватил незнакомку за запястья и завел их ей за спину, скрестив.

Теплое бунтующее тело безмолвно билось в моих руках, пытаясь высвободиться из грубого захвата.

Острый нос коснулся моей шеи, и девушка отвела лицо в сторону, тяжело дыша.

– Мне больно, – тихо проговорила она и слабо дернула руками за спиной.

Шумно вдохнул рядом с ее ухом и уловил тонкий аромат волос. Что-то внутри шевельнулось. Раздулось подобно шару. И оглушительно лопнуло.

Пальцы сами разомкнулись, высвобождая тонкие запястья.

Мы продолжали стоять друг напротив друга. Каждый смотрел в свою невидимую точку. Каждый, находясь рядом, прятался в собственном вакууме мыслей и чувств.

Я слышал, как она дышит, ощущал тепло женского тела рядом с собой, а внутри разверзалась бездна. Холодная и нелюдимая, в которую, если кинуть камень, придется долго ждать, когда он достигнет дна.

– Катя переварила макароны, – тихо начала говорить девушка. – Я помогла ей сделать из них запеканку. И за это совершенно необязательно платить мне милостыню, – она шумно сглотнула слюну и втянула воздух носом. – Достаточно заметить и похвалить дочь.

Чуть повернул к ней голову. Она смотрела вниз, на свои запястья, которые растирала пальцами, разгоняя кровь, чтобы не осталось следов. Посмотрел на ее лицо, но она предпочла не замечать, что я стою очень близко и разглядываю ее с некоторой отстраненностью. Как вид за стеклом во время поездки в машине.

Длинные черные ресницы мелко дрожали. Она прикусывала губы так, словно пыталась сдержать слёзы.

Болезненный укол совести, который я не ощущал уже очень давно, не позволял молчать.

– Я… – произнес растеряно и умолк в жалкой попытке подобрать слова. – Я не помню тебя.

Она слегка подняла голову. Остановила взгляд на моем плече, но в глаза так и не посмотрела.

– Это необязательно, – наконец, ответила она и вскинула на меня темные глаза. – У тебя есть те, о ком нужно помнить.

Смысл странных слов коснулся глубин сознания и остался на самом его дне. Сделал полшага назад и неуверенно представился.

– Павел, – протянул ей ладонь так же, как это ранее сделала она.

Девушка скептически посмотрела на меня, а затем на протянутую мной руку.

– София, – длинные пальцы легли в мою ладонь и слабо ее сжали.

– София, – повторил вполголоса и потер шею освободившейся от пожатия ладонью.

– Угу, – кивнула девушка и повернулась к духовке, из которой достала форму для запекания с чем-то, что наполнило кухню аппетитным ароматом.

Желудок резануло тупой болью. Я не ел больше суток и организм эгоистично требовал, чтобы в него вложили хоть что-то, кроме виски и лимонных долек.

– Я не соврала про то, что ты воняешь, – сказала София, не оборачиваясь. В руке снова блеснул нож и лопаточка, которой она выкладывала порции запеканки в тарелки. – Хотя бы почисти зубы, перед тем как сесть за стол. Не порти детям аппетит.

– Я не голоден, – соврал ей в спину и оперся бедром у столешницу гарнитура.

– Дети тебя, всё равно, позовут. Сёмка – точно. Не вынуждай свою дочь краснеть за тебя, – бросила она взгляд через плечо и подала мне тарелку с куском запеканки.

– И что мне с этим делать? – спросил, даже не планируя прикасаться к тому, что она мне протягивала.

– На стол поставь, – выдохнула София устало. Подняла взгляд и выжидающе посмотрела мне в глаза. Чуть приподняла наполненную тарелку и слегка выгнула бровь. – Я не нанималась. Можешь и помочь.

Секундная заминка. Взгляд на тарелку и я, всё же, принял ее из руки Софии. Поставил с одной из сторон стола, чуть отошел в сторону и наткнулся на протянутую руку с другой тарелкой. В этот раз девушка даже не смотрела на меня, словно зная, что я повинуюсь её воле беспрекословно.

И оказалась права. Не потому что я прогнулся и пошел на попятную, а потому что во мне едва находились силы для того, чтобы стоять. На то, чтобы вступать в новый спор, у меня не было никаких морально-волевых. Я выдохся еще в тот момент, когда отпустил её руки.

Снова поставил тарелку у другого края стола. Без слов, на автомате, принял следующую тарелку, и последнюю.

– Сходи в душ, – толкнула меня София бедром, прогоняя от стола. – Я пока заварю чай и нарежу хлеб.