Роковое пари

Глава 23. Мелисса: обманщик и обман

Я собираюсь выйти из кабинки туалета, когда слышу своё имя, потому замираю, не желая показываться на глаза школьным сплетницам. Слухи дело житейское, но они приобретают грандиозные масштабы, если речь идёт о чём-то выдающимся.

Таком, как например, двойняшки-Лейн и их отношения.

Бонни и Ронни и без того были у всех на слуху: первая красавица школы, умеющая играть на гитаре, и бегун, всегда занимающий первые места. Добавьте к этому их любовь к разнообразным шалостям — и популярность среди учащихся обеспечена.

А теперь по слухам одна из них встречается аж с самим Диланом Холдом, лучшим игроком в баскетбол, а второй…

Да, связь со мной, главной монашкой школы, поражала всех больше всего прочего.

Но нам с Лейном было на это откровенно плевать.

Мы часто шутим на эту тему, специально почаще появляемся у всех на глазах в обнимку, Ронни возит меня в школу на свой машине, а после уроков отвозит домой или в мой тайный домик.

Да, нам настолько хорошо вместе, что слухи о нас лишь веселят.

До тех пор, пока я не вспоминаю о том, чем чреваты отношения. Впрочем, я в совершенстве научилась быстро избавляться от неугодных мыслей.

Дверь в женский туалет вновь открывается и девчонки тут же замолкают. Затем я слышу их шаги и шушуканье. Кто-то включает кран с водой, за сплетницами хлопает дверь.

Я решаю, что можно выходить, но дверь вновь открывается, и Паола Хайт произносит то, что снова заставляет меня замереть:

— Невероятные успехи, Бонни! Ваш вчерашний поцелуй, Боже! А ссора с мером? Холд защищал от него тебя?

— Это не твоё дело, Паола, — глухо отвечает Бонни.

Раздаётся третий голос, голос Киры Додсон:

— Ну расскажи нам, Бо, умоляю! До выпускного бала остался какой-то месяц! Нам интересно, справитесь вы с братом или нет.

Справятся с чем?..

— Не тупи Додсон, — насмешливо замечает Хайт. — С Ро всё очевидно: Коллинз уже давно в его кармане. А вот с Холдом…

В его… что?..

Я напрягаюсь, стараясь дышать как можно тише.

Господи, о чём они говорят?

Бонни выключает кран. В помещении воцаряется звенящая тишина.

— Мы отказались от спора, — наконец, выдыхает Бонни.

От спора?..

— Сдались? Серьёзно? — не верит Хайт. — Тогда почему вы оба…

— Почему Ро продолжает возиться с монашкой? — перебив подружку, вопрошает Додсон. — Она не нравится ему всерьёз, я знаю! Ты обманываешь нас, потому что боишься ему проиграть?

— Игры закончились, Кира, — дрожит голос Бонни. — Это изначально было большой глупостью.

— И давно ты влюблена в Холда? — спрашивает Хайт.

Бонни не успевает ей ответить, потому что Кира говорит то, от чего у меня подкашиваются ноги:

— Ронни так не считает. Я буквально вчера с ним говорила: он сказал, что ему важно выиграть этот спор. Точнее, что он обязательно его выиграет, потому что монашка влюблена в него по уши.

— Что… он не мог…

Я не выдерживаю.

С силой толкаю дверцу и вылетаю из кабинки.

Хайт приподнимает бровь на моё появление, Кира, кажется, прячет торжественную улыбку, а Лейн… Бонни бледнеет так сильно, что мне на секундочку становится её жалко. Но сейчас мне точно не до чужих чувств. Со своими бы справиться.

— Вы с братом поспорили на нас с Холдом? — спрашиваю я у Лейн.

— Мелисса…

— Отвечай!

— Боже, какая экспрессия, — насмешливо замечает Хайт, — не знала, что она на такое способна.

— Должно быть больно узнать, что всё ложь, — тихо замечает Додсон.

Всё ложь…

Всё-всё?..

— Бонни, — делаю я шаг ближе к ней. — Это правда? Твой брат меня обманывал?

— Конечно, правда! — заявляет Додсон. — Ты всерьёз считала, что такой, как он, может увлечься кем-то, вроде тебя?

— Замолчи, Кира! Мелисса, Ронни…

Звон в ушах заглушает все прочие звуки, а к горлу подкатывает тошнота.

Ронни Лейн связался со мной, чтобы выиграть спор с сестрой.

Это же очевидно! Я же сразу догадывалась, что что-то не так! Как я могла обмануться? Почему позволила себе потерять бдительность?

В глазах мутнеет, я бросаюсь к двери, слыша за спиной голоса, как эхо:

— Ты знала, что она здесь, Кира?!

— Откуда бы я это знала?

— Тебе нужно проследить за тем, чтобы она не рассказала всё Холду…

— Какие же вы стервы! Мелисса, постой!

Я бегу, не разбирая дороги, так быстро, как умею. Но до Ронни мне далеко. И в том, что касается бега, и в том, что касается лжи.

Разумеется, я и сама не ангел, но влюблять в себя кого-то ради победы в споре?..

Это по-настоящему ужасно!

В голове вспыхивают и гаснут воспоминания…

Первая встреча, визит Додсон в кабинет школьной газеты, её настойчивость. Настойчивость самого Лейна… Первая записка в шкафчике, шоколад. Воскресная месса, тюрьма. Наши споры и подколы.

Третье свидание…

Короткий поцелуй.

Неужели, всё — совсем всё! — было ложью?!

Я поделилась с ним своей болью, он в ответ поделился со мной своей… Зачем? Чтобы я ничего не заподозрила?

Ронни… Наглый и самоуверенный дурак… Мой Ронни — иногда трогательный до глубины души, иногда озлобленный на весь мир, но при этом заботливый и чуткий, — всё это время меня обманывал?

Господи, как же мне не хочется в это верить!

Потому что это больно. Очень-очень больно… Настолько, что безумно хочется причинить кому-то другому такую же боль.

Значит ли это, что я такая же жестокая, как мерзавец Ронни Лейн?

Я выбегаю из школы, несусь к своему велосипеду и, стараясь не разреветься, дёргаю замок. Руки дрожат, замок не поддаётся и глаза печёт невыносимо.

— Мел! Мелисса, стой!

Сердце болезненно сжимается от звука его голоса, я смотрю в сторону школы, вижу беспокойство на его лице, и именно это добивает меня окончательно.

Из груди вырываются рыдания.

Я бросаю замок и бегу к автобусной остановке.

— Мел, пожалуйста! Выслушай меня!

Чтобы услышать очередную ложь? Я лучше всех знаю, как это работает!

Я влетаю в подъехавший автобус, цепляюсь в поручень и молю водителя:

— Пожалуйста, езжайте!

— Стой! — в разрез моим словам кричит Ронни.

Очевидно, я выгляжу настолько несчастной, что водитель решает помочь мне, а не бегущему вслед за мной парню.

Двери закрываются, автобус трогается с места.

Звенит металл, когда Ронни врезает кулаком по обивке автобуса, и следом ревёт:

— Открой! Открой двери!

Я вздрагиваю и разворачиваюсь к окну. Лейн бежит за автобусом. Мои щёки обжигают дурные слёзы. Его взгляд не может быть несчастнее моего…

Но если ему больно, хотя бы капельку — это хорошо.

— Мелисса, пожалуйста…

Я качаю головой и, опустившись на сидение, прячу лицо в ладони. Через пару минут я реву, не сдерживаясь.

Почему один человек может делать тебя невероятно счастливой и до ужаса несчастной?.. Кто дал ему это право? Эту способность? Господь?..

Он испытывает нас, Мелисса, это Его обязанность: показать, что такое несчастье, чтобы мы умели быть счастливыми.

Разве я не научилась? После смерти родителей, не научилась? Зачем снова преподавать мне урок?..

Или это вовсе не урок, а наказание? За всю мою ложь?

Заядлая обманщица обманута другим обманщиком — логично и, вполне, в духе Всевышнего, верно?

Не знаю сколько времени проходит, пока я не успокаиваюсь. Минута или час. Да это и не важно. Я выхожу из автобуса, соображаю, где нахожусь, и направляюсь к месту, в котором не была, наверное, сто лет.

На дорогу снова уходит минута или час.

Я забираюсь по вертикальной лестнице на верхушку водонапорной башни, прохожу по узкому балкону к южной стороне сооружения и опускаюсь на горячий от солнца металл, свешивая ноги за ограждение. Закрываю глаза.

Любовь не должна быть жестокой. Если она — не наказание.

Кто-то должен был открыть мне глаза. На саму себя. И почему это не мог быть несносный Ронни Лейн? Я тоже поступаю неправильно с людьми, которых обманываю. С хорошими людьми. Веская ли причина для лжи — нежелание их разочаровывать? Словно вообще возможно быть идеальной. Невозможно.

Себя я тоже обманывала.

Чёрт, точно так же как бывает сладка ложь, правда — болезненна. Она прямолинейна, остра, бескомпромиссна и, порой, ужасно жестока. Но это и есть её суть. А суть лжи — подстраиваться под обстоятельства так, как нам удобно. Она гибка, текуча, извивиста. Как змея. А её яд — чёртова правда.

Я вздыхаю, открываю глаза и долго наблюдаю за движением солнца.

Я нашла причины лгать, у Ронни они тоже были. Глупые, недальновидные и низкие, но всё же. И только ему с ними жить, как мне с моими.

Я снова закрываю глаза, но тут же их распахиваю, потому что слышу чьи-то шаги. Смотрю в их сторону, глупое сердце бешено стучит в груди: оно желает, чтобы это был Он.

Я желаю.

На лице Ронни Лейна появляется облегчение при взгляде на меня, он осматривается и негромко замечает:

— Ты мне не рассказывала об этом месте.

Я хмыкаю и отворачиваюсь:

— Как ты его нашёл?

— Забыла? Я очень сообразительный и упорный.

— Непревзойдённый Ронни Лейн, да.

Ронни усмехается, сокращает оставшееся до меня расстояние и садится рядом. Спрашивает тихо:

— Ненавидишь меня?

— Нет, — честно отвечаю я. — Но хотелось бы.

— Отец Коллинз, — невпопад говорит Лейн. — Я был у тебя дома, после того как оббегал весь город.

— Объездил, скорее.

— Это мелочи.

— Такие же, как споры на людей? — усмехаюсь я.

— Я признался ему, что сделал тебе больно, — глухо произносит Ронни. — И он предположил, что ты можешь быть здесь, потому что часто приходила сюда, после смерти родителей. В моменты, когда тебе было грустно.

— Не знала, что он знает об этом.

— Твой отец очень проницательный. Не зря служит в церкви.

— Ты на что-то намекаешь, Лейн?

— Он увидел, что я раскаиваюсь, потому и помог мне найти тебя.

— Хочешь извиниться за то, что играл чужой жизнью? — грустно улыбаюсь я. — Я же не хотела ничего такого, помнишь? У меня была цель, и я полностью посвящала себя ей. Но тебе было плевать на это, потому что ты хотел выиграть спор. Считаешь такое заслуживает прощения?

— Да, потому что иначе я не узнал бы тебя и не влюбился.

Сердце больно ударяет о рёбра, я хочу как-нибудь съязвить, но необдуманно смотрю в глаза Лейна, и слова застревают в горле колючим комком.

Ему тоже больно, так же сильно, как мне.

— Ты совершил чудовищный поступок, Ронни, — шепчу я.

— Потому что был кретином. Самоуверенным бараном, плевавшим на последствия. Я идиот, Цветочек, знаю. Но я никогда не пожалею о том, что согласился на этот грёбанный спор.

— Не пожалеешь?

— Не-а, не жди, — нагло улыбается он, а в глазах блестят слёзы. — Настоящее кощунство жалеть о том, что в твоей жизни появился человек, с которым ты по-настоящему счастлив. Который тебя понимает, радует, приятно волнует и поддерживает в трудную минуту. С которым ты на одной волне. Об этом я ни за что не пожалею. Но я жалею о том, что сделал тебе больно. Поверишь ты мне или нет, но спор с сестрой перестал для меня существовать, как только я заглянул в твои невероятные глаза. Да, может, я понял это не сразу, в силу своего тугодумия, но это так, Мелисса.