Одержимый

* * *

Детектив, которая взялась за моё дело, отпускает меня примерно через час. Родителей полиции пришлось предупредить сразу, потому что на момент изнасилования мне было семнадцать лет, и теперь они (да-да, Виола тоже находится здесь) взволнованно расхаживают туда-сюда по коридору.

— Могу я переговорить с тем из вас, под чьей опекой Сабрина находилась в свои семнадцать лет? — спрашивает женщина-детектив, привлекая внимание родителей.

На папу больно смотреть, кажется, он уже обвинил во всём себя. У меня начинает печь глаза и неприятно свербеть в носу. Папа кивает детективу, украдкой целует меня в волосы и скрывается вместе с женщиной за дверью.

Мы с Виолой остаёмся наедине. В её глазах застыли слёзы. Она осторожно разводит в стороны руки, словно боится, что меня может спугнуть любое резко движение с её стороны, и я тут же бросаюсь в её объятья.

Через пару секунд мы обе тихо плачем.

— Девочка моя, мне так жаль, — причитает она, с силой прижимая меня к себе. — Это всё я… Я виновата… Я не должна была тебя оставлять… Не имела права, появляться в твоей жизни, как праздник, и снова исчезать. Это моя прямая обязанность — оберегать тебя. А я не уберегла… Как же ты справилась?.. Боже, ты была совсем одна… Тебе было не с кем поделиться своей бедой… Какая же я дура… Прости меня, моя маленькая… Ты имеешь полное право меня ненавидеть…

— Перестань, мам, — шмыгаю я носом. — В этой ситуации виновен только одни человек — Энтони Ульман. И он получит по заслугам. Я тебя не ненавижу. Никогда не ненавидела.

— А должна! Я столько раз тебя подводила… Заставляла краснеть за себя…

— В этом твоя изюминка, Виола Брукс, — усмехаюсь я сквозь слёзы. — И я люблю тебя именно такой: чокнутой и непредсказуемой.

— Любишь? Правда?

— Правда. Прости за то, что наговорила тебе сегодня. На самом деле, я так не думаю.

Мама отстраняется, заключает моё лицо в ладони и тихо выдыхает:

— А может, я и верно поступила, оставив твоё воспитание отцу. Вон какой ты сильной и разумной выросла. Ты невероятно сильная, моя милая. И смелая. Я так тобой горжусь.

— И я горжусь тем, что ты моя мама.

— О, Сабрина! — вновь притягивает она меня к себе и зацеловывает.

За спиной скрипит дверь, я отстраняюсь от мамы и тут же попадаю в медвежьи объятья папы. Он прижимается губами к моей макушке и шепчет:

— Птичка, в полиции нам помогут — они накажут ублюдка. Но, если честно, я бы с большим удовольствием свернул ему шею своими руками.

— Слава Богу, что наша дочь разумнее тебя! — воодушевлённо замечает Виола. — Никакого рукоприкладства, герой. Для наказаний существует закон.

— Поехали домой, пап? — смотрю я на него снизу. — Приготовим наши любимые горячие бутерброды.

— Всё, что хочешь, птичка.

Я обнимаю его за талию и смотрю на Виолу:

— Ты с нами, мам?

— Только если вы не будете обжаривать на масле мою порцию. Я против лишнего холестерина!

— Она не меняется, верно? — тихо замечает папа.

— Наша знакомая и привычная Виола Брукс, — так же тихо смеюсь я.

Машину Тайлера я вижу ещё на подъезде к дому, сам он сидит на ступенях крыльца. Он поднимается на ноги, когда мы выходим из джипа папы, и направляется нам на встречу.

Я смотрю на родителей:

— Я скоро вас догоню, ладно?

Папа, не хотя, кивает, и мама подхватывает его под локоть, чтобы скорее утянуть в дом.

Тай тут же меня обнимает и горячо выдыхает в волосы:

— Проклятье, ведьма. Я уже не знал, что думать… Прости меня, ладно? Как был психом, так и остался. А обещал тебе совсем другое. Мне так жаль.

— Я знала, что ты выкинешь что-нибудь в этом роде. Иначе, ты не был бы собой. Поэтому я поступила так, как поступила.

Тайлер отстраняется и заглядывает мне в глаза:

— О чём ты?

Я отвожу взгляд, беру его за руку и тяну к крыльцу:

— Давай сядем.

Мы опускаемся на ступеньки, я подтягиваю к себе колени и обнимаю их руками. Заранее готовлюсь к тому, что Гиллу не понравится то, что я расскажу. Внутри всё напрягается.

Но я всё равно выдыхаю:

— Я заявила на Ульмана в полицию.

— Ты… что?..

Я смотрю на Гилла и рассказываю с самого начала:

— Я размышляла над этим планом с того момента, как приняла тот факт, что ты не отступишься с поисками. Я знала, что тот, кто бы это ни был, останется калекой, если не хуже. Ты едва не прикончил того парня за то, что тот меня ударил, а тут… В общем, как только ты уехал, я вернулась к твоему знакомому и попросила, чтобы он скинул эти видео на флешку. А до этого позвонила Ульману и потребовала, чтобы он срочно со мной встретился.

— Что?! — возмущается Гилл. — Какого… Ты могла пострадать, Сабрина!

— Пострадал он, — усмехаюсь я. — Итак, у меня на руках имелись видео-доказательства того, что Ульман тащил меня, бесчувственную, наверх, но на этом всё. Прошло больше года. Я не заявила на него сразу. Никто в полиции мне не поверил бы. Поэтому мне, превозмогая страх и отвращение, нужно было с ним поговорить. «Выбить» из него признание. И здесь мне помогла Тина — она снимала нас на видео, а мой телефон играл роль микрофона. Он признался, Тай, — выдыхаю я и закрываю глаза. В воспоминаниях всплывает его хищная улыбка. — И я была неединственной его жертвой.

Гилл резко выдыхает, словно его ударили под дых, а затем яростно хрипит:

— Больной ублюдок. Зря ты не позволила мне сломать ему ребро-другое.

— С ним разберётся полиция, слышишь? — вновь смотрю я на Тая. Он, сжав челюсть, смотрит в сторону. — Он уже у них. Дело будет громкое — они намерены найти каждую из его жертв, чтобы посадить за решётку на долгие-долгие годы. И поэтому, Тай, ты мне будешь нужен. Все в университете узнают о том, что меня изнасиловали. Мне не справиться одной. Пожалуйста.

Тай вглядывается в меня так, словно не понимает о чём я говорю, а затем до него доходит то, что я боюсь его потерять из-за сплетен, которые обязательно расползутся во все стороны, как клубок змей из перевёрнутой корзины, и обхватывает моё лицо ладонями:

— Эй, тебе не избавиться от меня, ведьма.

— Точно? Ты не злишься на меня?

— Сабрина, я тебя не заслуживаю, — притягивает он меня к своей груди, обнимает крепко. — Ты умная, смелая и сильная. Да, я не в восторге от того, что не сломал этой мрази нос, но ты всё сделала правильно. Ты удивительная. И я разобьюсь в лепёшку, чтобы хотя бы отчасти тебе соответствовать.

— Вообще-то я полюбила тебя ненормальным и импульсивным, — тихо смеюсь я, глотая слёзы, а затем заглядываю ему в глаза: — А ещё ты удивительный и потрясающий. Великолепный Тайлер Гилл, как он есть.

Он ведёт бровями, мол, с правдой не поспоришь, улыбается, а затем склоняется и нежно меня целует.