Одержимый

Глава 13. Сабрина

Я спускаюсь по лестнице и сворачиваю на кухню, чтобы взять ключи от папиной машины. Настрой у меня самый твёрдый. Она выслушает меня и откажется проводить лекцию у моего курса. Я её заставлю. Ещё пока не знаю — как, но…

Глаз цепляется за фигуру отца.

Он, что, прихорашивается, глядя в отражение металлической ложки?

— Извини, Сабрина, — весело подмигивает он самому себе и смотрит на меня, — но мне самому сегодня понадобится машина.

Я медленно отвожу руку от настенной ключницы, скрещиваю её со второй на груди и опираюсь плечом на косяк прохода:

— Снова свидание? Какое по счёту?

Так происходит всегда, стоит Виоле Брукс появится в городе. Как только папа об этом узнаёт, начинается вереница свиданий. Иногда мне кажется, что он зовёт на это мероприятие первых встречных на улице дам. И всё для того, чтобы его бывшая жена не допускала и мысли, что без неё в личной жизни отца ничего не происходит. Чтобы она не думала, что осталась той единственной, с кем он когда-либо хотел связать свою жизнь.

Мне всегда в такие моменты становилось грустно, но, разумеется, отцу я этого не показывала.

— Её зовут Ренни Даглас, — широко улыбается папа. — Она живёт чуть выше по нашей улице. Очень милая и привлекательная женщина.

Не так уж я и ошибалась по поводу улицы.

Я закатываю глаза и обречённо качаю головой, папа цыкает на меня и наигранно-равнодушно интересуется:

— Где вы с ней встречаетесь? В каком-нибудь ресторане? Чтобы и я ненароком не привёл туда свою пассию. Думаю, это будет неловко.

Боже, папа, не верю, что ты задумал именно это!

— Я не знаю, что это за место, но вряд ли это ресторан. Название слишком специфическое.

— Какое? — прищуривается папа.

— Так я тебе и сказала! — тоже прищуриваюсь я в ответ. — Но, если тебе станет легче, при разговоре я упомяну о твоём свидании.

— Глупости, — прячет он довольную улыбку. — Твою мать не должна волновать моя личная жизнь.

— Как скажешь, — хмыкаю я и достаю телефон, чтобы вызвать такси.

— Но скрывать мне нечего, — тут же оговаривается он, пожимая плечами. — Поэтому только, если она сама спросит.

Я против воли улыбаюсь, киваю и иду к нему, чтобы поцеловать в щёку на прощание:

— Хорошего вечера, пап.

— И тебе, мой птенчик. Постарайтесь не поубивать друг друга.

— Ты требуешь от меня слишком многого, — ворчу я, а папа тихо смеётся.

«МаксДрайв» на поверку оказывается молодёжным ночным клубом. И я ума не приложу, почему выбор тридцатидевятилетней женщины, которая в кои-то веке решила встретиться со своей дочерью, упал именно на него.

Хотя постойте, мы же говорим о моей чокнутой матери.

Я вздыхаю и осматриваю огромное помещение в поисках женщины, которая меня родила.

Время раннее для подобного заведения, потому народу не так много, как наверняка будет чуть позже. У бара сидит одинокий грузный парень, его стеклянная кружка с пивом почти опустела. Он допивает остатки одним махом и чуть не валится с высокого стула, когда пытается встать на ноги. Сразу за ним, за столиком с мягкими диванчиками, у дальней стены сидит она.

Я миную пустынный танцпол и падаю на сидение напротив Виолы. Краем глаза вижу, как парень вздохнул и неловко забрался обратно на свой стул. Бедолага. Я задираю брови и разглядываю наряд матери. Она тоже проходится по мне укоризненным взглядом.

Кто из нас двоих больше походит на свободную девятнадцатилетнюю девушку — не понятно.

Виоле Брукс совершенно точно требуется скинуть десяток-другой лет для того, чтобы носить отливающий металлом топ без лямок и столь короткую юбку. Нет, смотрится она в этом наряде достаточно гармонично с броским макияжем и строгим высоким хвостом уложенных волос, но она явно одета не по возрасту и статусу.

А то, что касается меня и моих свободных кофты и джинсового комбинезона… То мне не достаёт раскрепощённости, которая льётся у кое-кого через край.

Мы заговариваем одновременно, завершив осмотр друг друга.

— Почему ночной клуб?

— Ты выглядишь по-другому, Сабрина.

Отвечаем мы друг другу тоже почти одновременно.

— Зато вполне прилично, в отличии от некоторых.

— О! Я работаю над новым романом. Молодёжным. — Виола откидывается спиной на мягкую спинку и с восторгом в глазах оглядывает обстановку: — Это будет безумно горячая история о студентах! — Она переводит взгляд на меня и пожимает голыми плечами: — Вдохновляюсь.

Разумеется, любую свою обязанность эта женщина должна провести с пользой для себя.

Я поджимаю губы и через пару мгновений твёрдо заявляю:

— Ты должна отказаться читать лекцию у моего курса.

— Что? — искренне удивляется она. — Сабрина, я — популярная писательница, у меня целая куча наград, мои книги выпускают огромными тиражами. Я знаю всё о писательстве и о том, как на нём хорошо зарабатывать! Лекция направлена на то, чтобы помочь начинающим писателям! Тебе, моя милая!

Мне хочется рявкнуть о том, чтобы она засунула свою помощь себе в одно укромное место, но я сдерживаюсь и говорю сквозь зубы:

— Твой альтруизм восхищает, но, пожалуйста, занимайся благотворительностью не в том месте, где мне предстоит учиться ещё не один год!

— Сабрина, детка…

— Я не хочу, чтобы кто-то в Беркли знал, что ты моя мать, ясно?! — повышаю я голос.

Виола слегка бледнеет, на секунду поджимает губы, а затем пытается мило улыбнуться:

— Давай что-нибудь закажем, а после поговорим, как два взрослых человека. Без истерик и взаимных претензий.

Я прикрываю глаза, чтобы успокоиться, и медленно выдыхаю.

Сдаётся мне, это будет длинный и весьма неоднозначный вечер.

И я оказываюсь права.

Мы не приходим к тому, к чему я хочу, ни через полчаса, ни через час. Зато Виола рассказывает мне, какие места посещала во время своего турне, с кем познакомилась и как развлекалась. Так же я узнаю, что она планирует на несколько месяцев задержаться в городе. Пока не напишет свою чёртову горячую историю. И она желает видеться со мной настолько часто, насколько это будет возможно.

Разумеется, я не надеюсь на еженедельные встречи. Впрочем, я и не желаю видеть её чаще одного раза в год. Терпеть её выходки — дело непростое.

Зал постепенно наполняют люди. Громкость музыки увеличивается. Вскоре на танцполе почти нет свободных мест. Девушки и парни качают бёдрами в такт басам, извиваются, виснут друг на друге. Некоторые тела переплетаются между собой так тесно, что стыдно смотреть, но взгляд раз за разом возвращается к ним.

Мне интересно, могла бы и я быть такой смелой, лёгкой и раскрепощённой, если бы не тот случай?

Впрочем, с Гиллом я была именно такой…

— Мам, — неожиданно произношу я и тут же морщусь, пока Виола замирает, словно боится меня спугнуть неверным движением. Я вздыхаю и всё же спрашиваю: — Что может означать то, что тебя против воли тянет к человеку, которого ты не терпишь?

Ну а что? Не с отцом же это обсуждать.

Виола склоняет голову вбок, сужает глаза на секунду, а затем кивает. Отвечает она голосом того, кто в этом точно разбирается. Неспроста ведь пишет эротику.

— Дело в нашем подсознании, детка. Разум сколько угодно может отрицать его желания, но то, что оно подмечает и откладывает в себе, сильнее доводов рассудка. — Виола чуть склоняется ко мне и мгновенно становится самой собой: — Кто этот мальчик, Сабрина?

— Никто, — бросаю я и встаю из-за стола. — Пойду схожу в туалет.

В небольшом коридорчике с дверьми в мужской и женский туалеты я опираюсь спиной на гладкую стену и закрываю глаза. Тайлер Гилл не выходит у меня из головы, и даже по ночам снится. И несмотря на то, что в последнюю нашу встречу несколько дней назад я сказала ему, чтобы он оставил меня в покое, каждый чётов день жду, что он всё же объявится. Похоже, дурацкое подсознание не хочет принимать во внимание тот факт, что я пообещала себе ни за что и никогда не связываться с бейсболистами.

Потому что это всегда будет напоминать о том, что произошло.

— Ведьма?

Сердце запинается и несется вскачь, а я испуганно распахиваю глаза.

Тайлер Гилл выглядит весьма озадаченным и, как всегда, чертовски красивым. На нём белая футболка без рукавов, и мой взгляд жадно проглатывает каждый изгиб его накаченных рук. Кожа золотистого цвета, гладкая даже на взгляд. Мне нестерпимо хочется убедиться в этом на ощупь. Но я сглатываю сухость в горле и заставляю себя поднять взгляд на его лицо.

Гилл перестаёт хмуриться и подходит ближе.

Звон в ушах увеличивает громкость.

— Ты что тут делаешь, ведьма? — раздражённо интересует он.

Какого…

— Не твоего ума дело, — огрызаюсь я и отталкиваюсь от стены, чтобы пройти мимо него.

Но кретино-Гилл ловит мою кисть и вынуждает остановиться. Пальцы сухие и горячие, как ад. Жгут кожу. Он вглядывается в моё лицо и через секунду спрашивает:

— С кем ты здесь? С парнем? Пила?

Мне вдруг становится смешно. Он серьёзно теперь считает, что любой встречный мною парень обязательно намеривается опоить меня и воспользоваться? Что за бред? Да и какая ему разница?

— Что будешь делать, если так? — с вызовом спрашиваю я.

Гилл поджимает губы, ищет в моих глазах правду, а затем вдруг возвращает меня к стене и горячо выдыхает на ухо:

— Уведу тебя отсюда.

Он медленно отстраняется и криво улыбается. Но в глазах… В них нет смеха — в них мелькают отголоски той войны, которая проходит в его сознании. Словно он тоже не понимает откуда взялось это притяжение между нами и что с ним делать.

Меня с ног до головы окутывает жар его тела. Его запах и близость сводят с ума. Красивые губы, которые находятся от моих преступно близко, нестерпимо манят. Пространство вокруг перестаёт существовать. Гилл заполняет его собой полностью.

Я облизываю пересохшие губы, и Гилл на это глухо выдыхает, словно я нанесла ему удар под дых.

— Прекрати, — хрипит он и обхватывает ладонью мою щёку. Касается большим пальцем нижней губы и ведёт им с нажимом по ней. У меня дрожат ноги. — Прекрати, Сабрина.

— Что? — выдыхаю я.

— Делать со мной то, что ты делаешь, — пожирает его взгляд мои губы.

Кто бы говорил…

— Просто сделай шаг назад, Гилл, — прошу я. — И наваждение отступит.

Он отрывает свой тёмный, как ночь, взгляд от моих губ и смотрит мне в глаза:

— Я не могу.

По телу прокатывается волна жара от той безысходности в его голосе, которую я слышу. Руки сами оплетают его шею, а губы впиваются в его.

Это, как если бы тебя томила тупая боль, грызла изнутри, напоминая о себе снова и снова, и вдруг исчезла. И не просто исчезла, а своим исчезновением принесла опьяняющее наслаждение.

Гилл мгновенно обхватывает мою спину руками, притягивает ближе к себе и углубляет поцелуй. Безумие обретает физическую форму: жадные губы, горячий язык, тяжёлое дыхание. Кружится голова. Сердце отчаянно долбит в грудь. Его сердце тоже.

Это сильно смахивает на эйфорию, которой с каждым новым глотком чужого дыхания, становится мало.

Не успеваю я опомниться, а Гилл уже разорвал наш сумасшедший поцелуй и пригвоздил меня за талию к стене. Его глаза закрыты, грудь под футболкой часто вздымается, а на скулах выделяются желваки.