Тетрада Величко

Ввела еще обезболивающее Кузьме, который слабо отреагировал на эти перемещения, хоть и пытался проснуться. Вновь ее руку искать начал.

— Кристина, маленькая моя…

— Спи, — прошептала ему, дрожащими от усталости и всех эмоций руками пригладила волосы.

Подумала, что надо бы протереть ему лицо. На подбородке так и остались следы уже запекшейся крови, где Кристина держала. Но поняла, что сейчас не справится. Буквально упала на софу, натянула плед, который достала из шкафа вместе с подушкой, и отрубилась.

Только отдохнуть не удалось.

Кристине снился сон. Старый, знакомый до мелочей. До последней тени. Изматывающий и ужасающий своей реалистичностью даже несмотря на то, что она уже знала — спит.

Она сидела на полу кухни в квартире, которую они когда-то давно снимали. Вокруг валялись марлевые тампоны, бинт, стояли бутылочки с перекисью и спиртом. В тарелке лежала иголка. Несколько. Мотки кетгута, который она когда-то использовала, чтобы тренироваться вязать узлы на факультетской хирургии; обычные нитки, толстые и грубые. Все в крови. Все. Везде багровые пятна. Ее руки мокрые от крови. Так много, что даже непонятно — откуда?

А прямо перед Кристиной, на этом же полу, лежит Кузьма. Мертвый.

Она не хирург. И не смогла ничего сделать. Не умела. Зашила кожу, мышцы. Криво, некрасиво. Неважно. Только, видимо, пропустила внутреннее повреждение, которого так боялась. Не заметила. Не знала, как проверить, растерялась. Не в ее силах, не станешь же вскрывать брюшную полость в таких условиях?!

Только все от страха за любимого из головы вылетело.

Не сумела убедить его в больницу пойти, не настояла. И он умер.

А Кристина смотрела на свои руки, покрытые его кровью, и понимала, что даже не плачет — воет диким воем. Как животное какое-то…

Стоит на коленях на полу у его тела, раскачивается, глядя на кровь Кузьмы повсюду, и воет от невыносимой, дикой боли, которая разрывает всю ее сущность.

— Мавка! Да проснись же! Кристина! Маленькая моя!

Хриплый, надсадный голос Кузьмы пробился в сознание, рассеивая старый кошмар. А еще больше — писк аппаратов, отслеживающих его состояние. И давление, и пульс, и сердечный ритм зашкаливали.

Подскочила на софе, потерянно моргая. Ничего вокруг не понимает: пытается осмотреться, прижала лицо руками, растерла. Кожа влажная, мокрая. В ужасе уставилась на руки, ожидая увидеть кровь… Еще не проснулась толком.

Нет, нормально все. Слезы. Только сейчас понимает, что плачет. Во сне, в реальности. Выдохнула.

— Мавка… — Кузьма пытался подняться в кровати. Хоть повернуться.

Видимо, она своим воем его разбудила и заставила поволноваться.

— Не двигайся! — подскочила к нему, хрипло шепча.

Прижала аккуратно за целое плечо, проверяя — не сдвинул ли он чего? Не нарушил ли?

Уже умудрился разобраться в механизме работы кровати, изголовье поднял. Кристина нажала на кнопку, опустив его в более приемлемое с ее точки зрения положение.

— Кристина, что с тобой?! — он ухватил ее ладонь своей рукой. Снова дернулся в ее сторону, напряженно всматриваясь.

— Да не двигайся же! — рявкнула она, с ужасом глядя на то, как он в кровати ерзает. — Сейчас все сдвинешь! — напряженно глянула на монитор. — Уймись, Кузьма. Тебе такое давление сейчас только во вред!

— Да нормально я себя чувствую! — огрызнулся он, не отпуская ее руку. — С тобой что?!

— Нормально?! — Кристина вдруг ярость испытала. — Нормально?! — стукнуть его захотелось, но она постаралась держать себя в руках. — Вот не введу тебе через два часа обезболивающего — увидишь свое «нормально», почувствуешь! Идиот упрямый! — со всей этой злостью крикнула в лицо Кузьме.

Страх, боль, эмоции от сна, которые еще не улеглись; старые страхи и обиды; недавний ужас, когда на все готова была, лишь бы не отпустить его — все это дикой какофонией смешалось в душе, в голове, не оставляя шанса успокоиться. Вернулась крупная, неконтролируемая дрожь, словно снова в лифте с ним поднималась.

— Что с тобой, малыш? — вместо ответа хрипло повторил он свой вопрос, напряженно всматриваясь в лицо Кристины.

Сжал ее пальцы на пределе своих сил, похоже.

— Ничего, — огрызнулась она, удостоверившись, что все повязки в норме вроде бы. Да и количество крови, отходящей через дренаж, не увеличилось. — Плохой сон.

— Какой?

Прицепился как клещ!

Кристина раздраженно глянула в его внимательные и сосредоточенные глаза. Где он силы берет, елки-палки? Ей бы такой запас или резерв не помешал бы. Ярость и злость бурлила внутри, а руки дрожали от слабости.

— Тебе — какая разница? — снова буркнула.

— Кристина, что тебе снилось? — упрямо повторил Кузьма, не отпуская ее руку.

Она посмотрела на него сверху вниз. Молча, ничего не говоря.

Никогда и никому этот сон не рассказывала. Ни ему, ни матери, ни Руслану потом, которые будили ее при очередном кошмаре. Отворачивалась и забивалась в угол, отказываясь объяснять причину рева и этого воя. С Романом уже полегче было. Хоть кошмары мучили, но появлялись уже реже. И только сном. Без воя.

Сложнее всего было в первые месяцы. Когда сама просыпалась или мать прибегала. Не спала два или три месяца толком. Кошмара боялась, от боли умирала, что он ушел, не захотев слушать ее. Бросил. Предал почти…

— Ты сказал, что закончил все опасное, — вместо ответа на вопрос о своем сне, со всей бушующей злостью, завела другой разговор Кристина.

Возможно, не стоило. Не лучшее время: в ней бурлит слишком многое, и он не в том состоянии, чтобы что-то требовать или обвинять. Но она не могла дать по тормозам. Обилие предельных эмоций и ужаса за последние несколько часов разрушили весь контроль.

— Говорил, что только политикой занимаешься. Что прошлое — закрыл! — с каждым словом голос становился все громче. И злее. В нем прорезались истеричные ноты. — Какого черта в тебя тогда стреляли, Кузьма?! Почему в тебя из четырех сотен других депутатов?!

Настал его черед уходить от вопросов, очевидно.

Кузьма сжал зубы так, что на лице бугры спазмированных мышц проступили. Кости словно обострились, проступая сквозь ткани. А из-за уже запекшихся пятен крови лицо вообще стало похоже на какую-то гротескную маску смерти.

Ее затрясло от этого еще больше. Кристина выдернула свою руку и пошла в ванную, примыкающую к палате.

— Молчишь?! — намочила полотенце под струей горячей воды. Отжала, сгоняя всю свою злость на несчастном куске махровой ткани. Но легче не становилось. — Почему ты меня все время обманываешь, Кузьма?! Почему вечно лжешь? Один решаешь за нас обоих?!

Понимала, что накручивает себя, а не получалось остановиться. Начала вытирать его лицо. Нежно и мягко, несмотря на всю злость.

Он молча смотрел на нее таким темным взглядом, что глаза черными казались. И тени вокруг них, как впадины. Надо будет еще растворы прокапать…

— Оттуда нельзя уйти, малыш. Я сделал максимум из возможного, — наконец, сипло прошептал он. — Или вот так, как сегодня, можно. Надо было отпустить меня. Тебе бы стало легче…

Повернул голову так, чтобы касаться ее мокрых пальцев щекой.

Ее заколотило. Натуральным образом затрясло. Руки заходили ходуном, все тело начало трястись. Отскочила от кровати, комкая мокрое полотенце в руках, словно этим могла успокоиться, вернуться самообладание. Воздуха не было достаточно, хватала открытым ртом, а легкие будто отторгали его.

— Твою… налево, Кузьма! — ругнулась излюбленным выражением Руса, хоть и застыдилась. — Точно же! Елки-палки! Как же это я сама не додумалась?! Идиот! — не выдержала, с размаху запустила этим полотенцем в стену.

Ткань шлепнулась с глухим звуком. И как-то медленно, словно на покадровой прокрутке, упала на пол. Кузьма сосредоточенно смотрел на нее через прищур. Но Кристину уже это мало интересовало.

— Какого черта ты меня с моста тогда снимал, а?! Жил бы себе уже который год спокойно, и меня не мучил, и сам жизни бы радовался, да?! Так?! — Кристина заорала.

Кузьма же просто почернел лицом. Дыхание хрипом вырвалось из легких, словно у него спазмом горло свело.

— Мавка! — были бы силы, наверное, рявкнул бы он. Встряхнул бы ее.

А так — зашипел с убийственной яростью. Только ее уже не волновало.

Сама не поняла, когда все предохранители настолько сорвало. Снесло все. Ухватилась за спинку кровати в ногах, просто потому, что за что-то держаться надо было. От адреналина уже подбрасывало, слова с трудом выговаривала. Ей его поколотить хотелось.

А он смотрел так тяжело и напряженно, с болью, с яростью, но и с черной виной, которую признавал за собой. Дышал все еще с таким усилием, словно и он задыхался. Будто не лежал в кровати, а в гору дрался. Или она его каменной плитой придавила.

Сзади хлопнула дверь. Но Кристина едва успела повернуться, чтобы увидеть собранное лицо Богдана, который одним взглядом оценил обстановку и тут же ретировался обратно в коридор. Видимо, решил, что несмотря на громкость, реальных угроз жизни босса нет. А ей хотелось, очень хотелось надавать Кузьме самых настоящих оплеух.

Тем более в этот момент, когда он снова попытался сдвинуться в кровати: то ли сесть, то ли выпрямиться, приподняв изголовье. Зря она его пожалела и обезболивающего добавила.

Звуковой сигнал повышенного пульса надрывался. Да и ритм частил. Она точно обеспечила и ему всплеск адреналина.

— Иди сюда, мавка, — тихо велел он, протянув в ее сторону целую руку.

Раскомандовался. Как же!

— Не дергайся! — на той же высоте голоса, рявкнула Кристина. — Я тебе запрещаю! Я прибью тебя, Кузьма. Обещаю! Вот на ноги поставлю, а потом сама прибью! Думаешь, я не поняла, что ты вечером придумал, да?! Опять все сам решил? Подохнуть и меня «освободить»?! На меня и мое мнение — плевать! Не думаешь ты обо мне ни капли, что бы там ни говорил! Сколько ты меня еще по бетону своей воли раскатывать будешь, Кузьма?! За что, скажи, ради Бога?

На глаза навернулись слезы обиды и злости на самого родного и любимого. Ядовитые, выжигающие нутро, душащие изнутри.

— Кристина, иди сюда или я сейчас встану! — он действительно попытался приподняться, уперев целую руку в матрас.

— Встанет он. Сейчас! Ага, давай! Я на это посмотрю, — ни на грамм не успокоившись, Кристина скрестила дрожащие руки на груди. Задрала нос, чтобы слезы по щекам не катились. — Давай-давай, вот дренаж заденешь, сам на пол свалишься от боли. А я на это полюбуюсь…

— Кристина, — Кузьма сжал губы.

Было видно, что ему уже чертовски плохо, но он точно не собирался сдаваться и отступать.

— Маленькая, я же…

— Нет, Кузьма! — она даже руки вперед выставила, прервав его. Знала эту «волынку». — Не начинай! И не думай говорить, что ради меня все делал. Неправда это! Ты свои амбиции удовлетворял! Добивался того, чего ты хотел, пустив мое мнение, мои мечты и самих нас — в «расход»! — вновь ухватилась за кровать.

И, наверное, не поняв, дернула. Кузьма покачнулся, и вдруг побледнел так, что одного цвета с подушкой стал, скривился. Зажмурился, на лбу пот выступил. Сцепил зубы. Но у него все равно вырвался хриплый стон.

Достаточно было секунды, чтобы ярость сменилась ужасом. Кристина в мгновение ока забыла обо всем и подлетела к нему, с колотящимся сердцем наблюдая за падением показателей артериального давления.