Котировка страсти или любовь в формате рыночных отношений

Константин удивился. Как он понимал, на тот момент она уже была под покровительством Картова. Так с какой стати вела себя так, словно являлась бедной провинциалкой, приехавшей учиться в столицу? Но когда обернулся к Карине, не сомневался, что лицо было бесстрастным. А она снова хмыкнула и отвернулась, посмотрев в окно, где начинался зимний рассвет.

Молчание продолжалось еще пару минут, и он уже решил, что она ничего не расскажет. Но тут Карина заговорила.

— Дима, он очень любит играть. И обожает, когда его жертвы сопротивляются, когда бросают ему вызов. Ему тогда еще слаще их ломать. Он решил сделать из меня идеальную для себя жертву. Учил, что, как и когда делать, как лучше всего удовлетворить мужчину. И все время повторял, что у меня просто идеальное тело для этого. Что глядя на меня, любой нормальный мужик будет думать только о сексе, и я должна уметь использовать это в совершенстве. Меня это бесило. И однажды я поспорила с ним, что если бы не мой отчим, который начал насиловать меня с двенадцати лет, если бы не сам Дима, продолжающий делать это теперь — я бы жила, как тысячи других девушек. Нормально. — На какой-то миг голос Карины дрогнул, но она очень быстро вернула хладнокровие. — Картов принял вызов, и сказал, что если я продержусь два года, не используя свою внешность — он меня отпустит. Я очень старалась. Черт, — она на миг прижала ладонь к лицу. Соболев заставил себя остаться на месте. — Мне часто так не хватало денег, что я ела раз в два дня, да и то, какую-то самую дешевую булку, но не собиралась сдаваться. Я постригла волосы, сама. Не было денег идти в парикмахерскую. Да я и не хотела быть привлекательной. Хватит. Хотя Дима присылал ко мне Сергея с деньгами каждый месяц, предлагал вернуться. Он очень тщательно следил за тем, что и как я делала. У меня даже одежды почти не было. То, в чем я ушла от Картова, да одна куртка, купленная в секонд-хенде. И у меня, ведь, получалось. Или я так думала, наверное. Я училась. Хорошо училась, у меня были прекрасные оценки. А потом, ни с того, ни с сего — два по семестровому зачету на предмете, который читал декан. Я, вот ведь, даже после всего, дура-дурой, решила, что это ошибка, пошла к нему узнавать. Он меня выслушал, покивал головой, «и правда, ошибка», говорит. А потом встал, закрыл двери на ключ, и начал:

«— Вам, Дашенька, сложно, ведь, я вижу. И работаете, и учитесь, денег не хватает, да?»

Я промолчала, уже поняв, что все, проиграла. Только смотрю на него. А этот почтенный профессор так ласково улыбается.

«— Я могу вам очень жизнь облегчить, — говорит он мне. — И денежки у тебя будут, и не надо будет так напрягаться. Ты же очень красивая девочка. Только отощала совсем, но я помогу. А тебе не сильно и напрягаться будет надо»

— Добавил он, и начал раздеваться. Вот так, просто и сразу. Я не возмущалась и не кричала. Не делала вид, что не понимаю, о чем он. Молча встала и подошла к его столу, подняла трубку и набрала номер Димы.

Карина вдруг рассмеялась. Искренне, сильно удивив Константина, который не видел в ее рассказе ничего смешного. Совершенно.

— Так весело было смотреть, как у него меняется лицо, когда он понял, кто с ним говорит. Дяденька сразу все свое настроение потерял. Он-то уже без штанов стоял. — Карина хмыкнула. — Сергей приехал за мной через полчаса. Я окончила университет, меня больше никто не трогал. Против депутата никто не полезет. Да, я тогда сдалась, наверное, но хоть стала есть нормально. Если уж меня трахали против моей воли, то хоть давали мне за это нормальные условия жизни. А Дима всегда хорошо расплачивается. Он меня оставлял для себя. До определенного времени. — Карина снова хмыкнула. — Видно, он действительно был прав — есть такие женщины, которые будят в мужчине только один инстинкт, и я из таких. А потом у Димы появилась новая идея. И он придумал организовать определенное общество тех, кто любит жестокий секс, кто, подобно ему самому, не может без насилия. Они использовали очень многих женщин. Но все выдерживали один-два раза. Мало кто держался хотя бы месяц, про год и не говорю. Все ломались. А я — не сдавалась. Назло им всем боролась. Больше, даже, назло отчиму, который когда-то, глядя, как я себе пыталась вены разрезать, смеялся, и говорил, что мне самое место в аду. Я должна подохнуть, и не совращать приличных людей своим телом. Я тогда сама до больницы доползла. И теперь не собиралась ломаться. Я вытерпела всех их. А Дима силу духа уважает — он позволил, в конце концов, мне выбирать, кого брать в покровители. «Другом» сделал.

Карина поднялась, так и глядя в окно.

— Я удовлетворила ваше любопытство? Или еще вопросы есть? Спрашивайте. — Позволила она.

Они молчали.

Помолчав и сама несколько секунд, она обернулась и посмотрела на них. Насмешливо, с вызовом. Правда, ему в глаза так и не глянула, обратила все свое внимание на Никольского.

— Не надо меня жалеть. — Холодно проговорила Карина, и обошла стол. — Сколько ты бы в таких условиях выдержал? Прожил бы двадцать лет? Научился бы чему-то, или уже через несколько месяцев мечтал бы сдохнуть?

Борис, который, действительно, смотрел на Карину с состраданием, промолчал. Отвел свой взгляд.

Она скривила губы в подобии усмешки.

— Ни один из вас бы такого не выдержал. — Заметила Карина.

После чего просто вышла из кабинета. Даже дверь очень аккуратно за собой закрыла.

Борис уперся локтями в колени и длинно, со вкусом выругался.

— Твою ж, налево. — В конце концов, он поднял голову и посмотрел на Соболева. — Это… Это…

Никольский снова уткнулся глазами в пол.

Соболев не отреагировал на помощника. Просто встал и подошел к креслу, в котором только что сидела Карина. Но не сел, стал у окна и посмотрел во двор. Он думал, что готов все это услышать. Что и сам все додумал и понял… Черта с два, он был готов! Ровно настолько же, как когда-то думал, что готов к войне в Афгане. Но справился тогда и сейчас выдержит.

Закрыв глаза, Соболев с такой силой вдавил кулак в стекло, что то могло и треснуть.

— Я много чего за службу видел и слышал. Но… — Никольский за его спиной опять ругнулся. — Она так спокойно об этом говорит.

— Спокойно? — Константин почти прорычал это слово. — Видел бы ты вчера, чего ей стоит это спокойствие. — Пытаясь хоть как-то унять все, что сейчас скручивало внутренности, добавил он.

Борис промолчал. Костя тоже больше говорил. Он знал, что Никольского не надо предупреждать, тот никому ничего не скажет о том, что узнал сегодня. Сейчас Соболев беспокоился о другом.

Уже через десять минут они оба выехали, отправившись в разные стороны.

А еще через пятнадцать минут, Соболев уже звонил в двери психотерапевта, адрес которого ему за пару минут нашел Шлепко.

Еще сонный Валентин Петрович, начинающий лысеть мужчина лет за сорок, открыл двери и удивленно посмотрел на Константина. Ничего не говоря, тот прошел вглубь квартиры, коротко бросив: «Я — Соболев».

— Мне казалось, что вы собирались приехать к двенадцати, в офис. — Спокойно заметил психотерапевт, закрыв за ним дверь.

— Планы изменились.

Костя обвел глазами совершенно типичный коридор, типичной же квартиры в хрущевке. Ремонт был новым и качественным, похоже, Валентин Петрович неплохо зарабатывал, для своего уровня, конечно.

— Послушайте, я понимаю, что вы привыкли жить по своим правилам. Но почему нельзя приехать ко мне в офис. Если уж вам понадобилась моя помощь? — Психотерапевт обошел его и направился в сторону кухни.

Соболев пошел следом.

— Или вы настолько боитесь, что кто-то узнает, что и у могущественного Соболева могут быть психологические проблемы, Константин Олегович? — С интересом оглянулся Валентин Петрович.

Константин хмыкнул, несколько развеселившись такому предположению.

— У меня нет проблем по вашей части, Валентин Петрович. — Заметил он, осматривая небольшую кухоньку, в попытке понять, где тут можно сесть.

— Конечно, нет. — Кивнул психотерапевт. — Кофе будете? — Поинтересовался тот, достав банку с растворимым кофе.

Соболев только покачал головой.

— Мне сказали, что вы можете помочь человеку, который мне очень дорог.

Валентин Петрович понимающе усмехнулся. Похоже, он все еще считал, что Соболев просто стесняется признаться в своей проблеме.

— Почему же пришли вы, а не этот человек? — Уточнил он, залив кипятком пару ложек темно-коричневого порошка.

— Она имеет негативный опыт общения с психотерапевтами. — Константин выдвинул ногой из-под стола табурет и сел. — И мне пока, вряд ли удастся уговорить ее прийти к вам.

— Что же вы тогда хотите от меня? — Искренне удивился Валентин Петрович.

— Я хочу знать, как мне себя с ней вести? Как помочь.

— Что с ней случилось? — Спросил его собеседник, повернувшись к Константину и упершись спиной в холодильник.

Соболев несколько мгновений смотрел ему в глаза.

— Если кто-то узнает о том, что я вам сейчас расскажу — вы умрете. И совсем не легкой и радостной смертью. — Будничным тоном, пообещал он.

Побледневший, но не переставший вежливо улыбаться, психотерапевт отставил чашку и облизнул губы.

— Я могу отказаться слушать вас сейчас?

— Нет. Мне сказали, что вы самый лучший в своем деле. И если это так — думаю, вы будете удовлетворены сотрудничеством со мной. Все, что от вас требуется, ради вашей же собственной безопасности — молчать.

Посчитав, что предупредил, Костя, откинулся на стену и начал говорить.