Странная дружба

— Всё нормально, — смущённый, улыбнулся Максим.

Кажется, это он уже говорил. Но сейчас звучало по-другому. Кажется, отец немного расслабился. И мать перестала трещать фоном. Даже не стала показывать, что они принесли во внушительном пакете с продовольственным логотипом — просто поставила на пустующую пока прикроватную тумбу.

Отец вдруг сделался весёлым и говорливым. Почти как мама. Что было для него совершенно не свойственно. Зачем-то рассказал о стайке школьников, которые вот прямо сейчас выгуливали в игрушечной коляске огромную морскую свинку. Даже настоящую морскую свинью. И та так злобно смотрела по сторонам, будто безмолвно требовала вернуть её обратно в море. На что мама скептически сообщила, что морские свинки в морях не плавают, а тонут. А папа — просто чурбан, если не знает таких вещей. Причём это «чурбан» она так выразительно выделила и голосом, и движением тонких бровей, что не оставалось никаких сомнений, что говорит она совершенно не о морских свиньях. Кстати, обзывать папу для неё очень несвойственно. Но папа тоже не остался в долгу, и тем же тоном сообщил, что вообще-то так же сомневается в её познаниях морской фауны.

Максим старался не смеяться. Во-первых, потому что было больновато — каждое мышечное напряжение отдавалось мерзопакостным спазмом. Во-вторых, потому что речь явно шла не о свиньях.

Но поднимать серьёзные темы в больничной палате — дурной тон. Так что разошлись на общей беседе о самочувствии, пожеланиях выздоровления и отсутствии хоть малейшего намёка на волнующие темы. Которые до сих пор тихо и безропотно ждали в больничном коридоре.

Мать попрощалась с ним коротким поцелуем в щёку и бодро направилась к выходу. Отец, помедлив, всё же обнял его за плечи и бездумно потрепал по макушке. Прямо как в детстве. Максиму стало тепло.

Скрипнула дверь, и после секундной заминки раздался тихий и нестройный хор голосов.

«До свидания!» — можно было различить на четыре голоса. И — удаляющиеся шаги. Лишь после затихания которых в палате началось движение.

Дверь, явно не ожидающая внезапного порыва, распахнулась с такой силой, что не впечаталась в белую стену только благодаря дверному упору. Но всё равно будто пошла волной всем своим деревянным нутром — настолько Танькино стремление прорваться к Максу отражалось в материальной плоскости.

Женька не отставала, но в отличие от сестры опасливо покосилась, стоя в дверном проёме, будто ожидая, что петли не выдержат нагрузки. Однако, к чести строителей, это была очень крепкая дверь.

А Танька, не давая на себе сосредоточиться и только рябя перед глазами, уже оказалась перед койкой. Вернее, уже на ней — Максима заметно качнуло пришедшим в движение плотным матрасом. Ни слова не говоря, Танька обхватила его за шею и вжалась лицом в плечо. Максим только чувствовал шеей её торопливое дыхание и очень громкий стук сердца. Как у кролика.

Женька возникла следом. Её длинные распущенные волосы свободно лежали на плечах золотистыми слоями и немного кучерявились — видимо, на улице влажно. И бросали тень на осунувшееся лицо. Которая совершенно не скрывала взволнованного взгляда и проступающей сквозь макияж темноты под глазами.

Заметив его взгляд, Женька торопливо улыбнулась. По-нормальному, а не только губами. Максим выдохнул. Значит, всё и вправду нормально.

Женька присела на кровать, параллельно отодвигая Танькину попу в сторону — та заняла слишком много места на чужом лежбище.

Танька и сама отстранилась — Максим почувствовал неприятный холодок, который бывает всегда после потери контакта с чем-то очень тёплым. Даже если воздух не такой уж холодный. А Танька тем временем без смущения отогнула кончик «родительского» пакета и нырнула туда кончиком носа — не иначе проводила ревизию. А может и планировала чем поживиться — стресс съедает немало нервов.

Улучив момент, Женька наклонилась и чмокнула Максима в губы. На языке остался приятный ягодный привкус блеска. И даже микроскопический укол парочки блёсток.

— А, кстати… — смущённо улыбнулась она, отстраняясь. — Мы, кажется, в одном магазине были.

И в доказательство поставила на тумбочку пакет с тем же логотипом. Максим улыбнулся. Удивительное единение.

— Ты как? — всё-таки спросила Танька в лоб. И лицо её стало неумолимо серьёзным. И даже показалось Максиму старше. Женька тоже напряглась за своими бесконечно-длинными волосами.

— Нормально, — он постарался приободриться и заёрзал на кровати, желая занять положение повыше. И расправил пошире затёкшие от долгого лежания плечи — ходить ещё велели осторожно. И, будто решив побахвалиться, откинул с бока одеяло. Где из-за задравшейся футболки виднелся желтовато-зелёный бок.

У Женьки с Танькой раздался синхронный выдох. А на взгляд Максима — очень даже ничего. Гораздо симпатичнее, чем было пару дней назад, когда синяк был красно-синим и вообще напоминал огромное винное пятно.

Женька подскочила с кровати и в мгновение ока оказалась на другой её стороне — там, где около Максима не было Таньки. Несколько секунд возни, и её руки осторожно обхватили парня вокруг пояса. Стараясь не сильно давить на одеяло — опасаясь потревожить больного. А Танька опустилась щекой Максиму на плечо, и до него донёсся лёгкий клубничный запах шампуня.

Женька ухом прижалась к его груди — наверное, инстинктивно желала убедиться в том, что сердце Максима бьётся ровно и крепко.

Макс, ёрзая на кровати, обнял девушек в ответ. Гораздо выше, чем обычно. Не за талии — ближе к плечам. И крепко, насколько позволяла совесть, прижал их к себе.

Когда его привезли в больницу и оставили в палате одного, Максим был уверен, что умрёт. Что врачи нарочно ничего ему не сказали, как из гуманных соображений не говорят диагноза смертельно больным.

Это было жутко. Сверхъествественное, ничем не объяснимое и не перекрываемое чувство. Просто лупешиние по равнодушным стенам и прислушивание к собственному организму. Где закололо? Где потянуто? Двигаются ли ещё ноги? А руки? Или всё это медленно и верно угасает?

Но шли часы (или минуты?), а Максим всё не умирал. И тогда в сердце начинала закрадываться надежда, что всё ещё будет хорошо. От которой сердце неизменно подскакивало, и этот скачок снова казался началом умирательного конца.

И, будто катаясь по этой жутковатой синусоиде, Максим оценивал свою жизнь. Ведь всё было так классно! Две красивые и классные девчонки, которые согласились на отношения с ним. Хорошие родители, на которых — вот четное слово! — просто не за что пожаловаться. Учёба, которая давалась легко. Работа, которая удавалась. И как могло всё закончиться? Погружением в переживания, из-за которых Максим потерял бдительность. Хорошо ещё, попался внимательный водитель, и Макс не окочурился прямо там, на ужасно твёрдой и неуютной дороге.

Даже если родители его не простят… Да ну и что! Главное — что они будут живы и здоровы. Пусть и где-то там… А девчонки… Наверное, Максим в последнее время стал слишком взвинченным и раздражительным. Бедные… Больше никогда он не будет выказывать им ни малейшей критики. Пусть хоть на красных капибарах по дому катаются… Если только… Если только с ним всё будет нормально.

И вот теперь… Страхи вроде отступили. Боли рассеиваются. Все здесь, с ним… У Максима предательски защипало в носу, и он поторопился уткнуться им в Женькину макушку. А собственное сердце по ощущениям будто очень сильно выросло и теперь занимало едва ли не весь организм своим теплом.

Несколько дней назад Максим и подумать не мог о таком счастье.

— Больше никогда не ходи через дороги! — вдруг с полной серьёзностью заявила Женька, поднимаясь с его груди и глядя на него внимательным голубым светом глаз.

Максим едва на автомате не пообещал больше никогда, но вмешалась Танька:

— Ему по воздуху теперь летать, что ли?

Женька запоздало сообразила, что сказала не самую умную вещь и поспешила спрятаться обратно у Макса на груди. А тот серьёзно пообещал:

— Я буду осторожнее.

— А вообще заведи себе собаку-поводыря. Они вроде надрюченные через дороги нормально ходить, — в свою очередь посоветовала Танька. У неё, в отличие от сестры, стресс выходил подобием юмора.

Максим засмеялся. И хоть живот и побаливал на каждое мышечное движение, ему стало очень хорошо. Нестерпимо захотелось приблизить момент, когда его уже выпишут. И можно будет снова окунуться в свою прекрасную жизнь.

Девчонки ушли уже в самом окончании посетительского времени. Порассказав Максиму все новости, которые тот успел пропустить. Особенно ему запомнилось то, мелкий Вовка всё же смог почти случайно зарядить хук растерявшему в своей Швеции боевые навыки Славке. Потом, правда, долго переживал и остался в уверенности, что старший ему просто поддался. Ну, и по мелочи — их квартиру немного затопили соседи сверху, но Женька с Танькой всё убрали. Половицы, правда, немного вздулись, но ходить не очень мешает.

Оставшись в одиночестве, Максим впервые за последнее время ощутил себя успокоенным. И плевать, что бок начал ныть к вечеру — действие обезболивающего просто закончилось. А очень скоро оно вообще ему не понадобится.

С этими мыслями он глубоко и расслабленно заснул. А крепкий молодой организм изо всех сил спешил с регенерацией тканей.