Неформат

Глава 23

Будильник включился, заставив его глаза открыть.

Странное дело, ведь не пацан, и с женщиной далеко не первый раз, и женат вон даже был, а накрыло его так, что и вспомнить такого не мог. Да и не было еще такого в жизни Леонида. Уже размышлял и пытался вспомнить. НЕ такое… сильное, не настолько мощное и пронзительное. Когда действительно ясно и четко понимаешь — твой человечек, и упустить, отпустить от себя не можешь, несмотря на все доводы и логику, на понимание, что не денется же никуда и завтра снова встретятся.

Казалось бы, после опыта его брака, радоваться бы и стремиться к ничему не обязывающему стилю отношений. «Пришел-ушел» на выходных, встретились, пообедали вместе… Ан нет! Вообще не про них и не то! Ему вся Ксеня вдруг до разрыва легких нужна стала! До последнего жеста какого-то, торопливого последнего глотка утреннего кофе и раздраженной хмурой складки между бровями в утренней спешке…

Влюбился. Да. Как пацан, сказать бы… Но нет. Не так мальчишки любят.

По-взрослому и уже в полной мере понимая хрупкость и ценность всего: и подобных встреч, и совпадения двух чужих же, по сути, людей, и двух жизней, еще вчера бывших не пересекающимися линиями… Как раз потому, что не пацан уже давно, всякое на пути по жизни было, и находки, и потери, мог оценить и осознать, что нельзя и тупо терять хоть минуту, все ловить надо жадно, хватая руками, губами, прижимая к себе, до мышечной дрожи в себя впечатывая!

Вот уснул в половину четвертого вроде, еще с час лежал рядом с ней, когда Ксюша уснула, отключившись на полуслове, полусмехе, что-то продолжая ему рассказывать и доказывать, не смысл важен был, сами эти мгновения с нею. И в чужой же постели, если здраво рассудить. В доме, что еще недавно другому мужчине домом был… А не в том дело. В ней, в женщине в этой, распахнувшей перед ним и свое сердце, и свою жизнь, и дом этот; глядящей на него таким взглядом, что Леонид своих глаз от нее отвести не мог, надышаться рядом с ней воздухом не выходило… Влюбился. Но не как мальчишка. Как слишком взрослый человек, как мужчина…

Будильник Ксюши снова зазвенел, заставляя ее тяжело и обреченно вздохнуть, завозиться в его руках, пытаясь выключить, — так и не расплелись во сне, туже, казалось, руками-ногами спутались. А она не выспалась, он понимал… Леня тоже, кстати, не то чтобы отдохнул, только и дико счастливым себя ощущал сейчас, что не пропустил, не потерял это утро! Видит ее еще сонную, не проснувшуюся, ловит спокойное и глубокое дыхание, первый взгляд и улыбку…

Не удержался, наклонился, прижавшись к приоткрытым губам, словно слизывая шепот Ксюши и ее «доброе утро». Глотнул слова, полные счастья и любви, такой же радости от того, что он рядом, — бодрило сильнее кофе!

Перекатился, укрыв ее собой сверху, переплел их пальцы, ладони к ладоням, запрокинул ее руки наверх, на подушки, за голову, продолжая целовать! Накрыл всем телом, кожа к коже. Хочет безумно, дико, жадно как-то! Вперемешку секса и смеха, стонов ее и просто счастья в глазах, никакого отношения к чувственности не имеющего. Нападает на губы, облизывая и прикусывая. И да, все понимает и знает: и про завтрак, и про время, и про то, что ей дочь еще в школу, и самим на работу, а ему еще и домой заехать было бы неплохо… А по боку! Будто горячая, тугая и плавкая ртуть в венах вместо крови! В груди распирает и давит, обжигает изнутри нервы. И тихий стон Ксюши ему по затылку гонит дрожь, когда толкается, проникает, плавно погружается… Хорошо ей! Он знает, чувствует, как любимую женщину под ним крупная дрожь трясет, которую ни унять, ни контролировать невозможно. И Ксюша выгибается под ним, чтобы самой прижаться еще плотнее, больше!

— Леня! — тихо, шепотом, а так пронзительно, словно в его голове, в сердце этот ее голос, весь череп ему заполняет, звенит в ушах!

— Да, любимая, доброе утро! — выдыхает так же тихо ей в губы с последним толчком, со своим хриплым стоном. — Самое доброе, — мышцы тяжелые, знает, что придавил, что тяжело и двигаться ей не позволяет…

А Ксюша улыбается, будто глубже под него пытаясь укутаться, распластаться, совпасть больше… И в ее улыбке, в сонных и удовлетворенных глазах такая любовь в ответ, такое счастье, что у него горло перекрывает. Не знает Леня слов, чтобы это отразить и описать, чтобы звуками выразить, кроме как снова заставить ее стонать от удовольствия и счастья, самому в сиплом дыхании потеряться…

Но теперь уже действительно вставать надо… А у них вся жизнь впереди — тут уже не сомневается, и ей не позволит…

— Надо вставать, — Ксюша тихо, едва слышно выдыхает ему в шею, вдавив ногти в плечи Лени. Вторит его мыслям.

— Надо…

Не спорит, ловя эти последние, такие хрупкие и ценные мгновения утренней страсти их внезапного, да и незапланированного секса, когда просто тела сами решают, и движения, как продолжения стука сердца. И тут пары минут сейчас достаточно, а остальное — вечером нагонят, ночью, после новых разговоров…

Целует в последний раз и помогает встать, выключая таки этот чертов будильник, вновь начавший играть сигналом. Проснулись! И не из-за него вовсе. А с таким началом любой день счастливым будет, Леня знает, в глазах Ксюши, в ее улыбке эту уверенность читает.

— Мне нравятся такие пробуждения каждое утро, — лукаво заметила Ксюша ему через плечо, шлепая босыми ногами в ванную.

— Я тоже от них в восторге, сладкая, — умудрился догнать и поцеловать в плечо, по пути разыскав свое белье и джинсы.

Все ж таки не у себя, да и ребенка смущать и дезориентировать больше необходимого нельзя. Все понимал, а улыбка, как у ненормального, наверное, учитывая, что только шесть утра и спал Леня часа два не больше. Просто счастлив дико. И точно знает, что его Ксюша так же счастлива: в ее глазах и улыбке это четко видел.

В то утро Леня уехал, только кофе выпив, до того, как дочь Ксюши проснулась. Не хотел Марго тревожить, если честно, вносить смуту в их с Ксюшей привычное утро. Казалось, лучше чуть помедленней жизнь девочки менять, ведь и так ситуация для нее непростая. Кроме того, с вечера запомнил, что не так много у них съестного осталось, куда еще этих девочек объедать, и так Ксюшу от ветра шатает, да и Марго не то чтобы упитанная. Откровенно говоря, прибил бы Максима, не сумевшего своим женщинам внушить уверенности в их красоте и привлекательности, исковеркавшего в своей семье понимание здоровья.

Но днем, ясное дело, вытащил Ксюшу на обед. Уже традиция! И искренне был рад, что их офисы совсем рядом, и это вообще не проблема, еще больше времени вместе. А вечером снова приехал… Она пригласила, позвала с той же улыбкой, с какой утром на прощание его целовала. Как тут отказать? Привез два пакета продуктов, в основном таких, которые сразу резать и есть можно, чтобы Ксюша отговорки не искала в своей неспособности к готовке, и нормально питались эти «девушки», которые ему все дороже и роднее становились… Уже целиком «его».

Ксюша рассмеялась, когда начала распаковывать эти продукты. Тут же Марго позвала, оказалось, Леня в точку попал и купил как раз те эклеры, которые девочка просто обожала. Разумеется, привез он и шоколадный торт, помнил слабости самой Ксени.

— Слушай, ну мы же не «голодающие», что ты прям решил нам холодильник забить под завязку? — смутилась, заметно было, пока Маргарита, бодро жевала пирожные, заглядывая, чем еще в пакетах поживиться можно.

Даже к его приезду второй вечер подряд отнеслась спокойно вроде.

— Ну, я и на себя брал, раз уж по вечерам здесь ужинать забегаю. А, может, и на завтрак перепадет чего, — добавил тише и больше Ксюше на ухо, чем успокоил ее, кажется.

— Ну, тогда ладно, — выдохнула она, включив чайник заодно, — если ты нам это все съесть поможешь, только «спасибо» остается сказать, — улыбнулась тихо, спокойно и как-то так, что Леня себя вот совсем по-домашнему ощутил на этой кухне, где и был-то всего во второй раз.

Так и повелось у них: в течение рабочей недели он чуть ли не каждый день к ним вечером приезжал. Хоть, бывало, иногда не получалось, не вырывался, задерживался на встречах или в офисе. И тогда, чтоб уже не будить не и не тревожить ни Марго, ни Ксюшу, отправлялся к себе. К счастью, этих ночей выпадало не так и много.

По пятницам Марго продолжали забирать к себе родители Максима, которые, несмотря на продвигающийся процесс развода, старались поддерживать с Ксюшей нормальные и ровные отношения, да и внучку обожали, не хотели с ней контакт терять. Да и на каникулах, которые как раз начались, часто звали ее в течение дня вместе куда-то гулять. А Леня, пользуясь возможностью, увозил Ксюшу уже к себе домой, перебирая роль хозяина. По субботам они забирали Марго, обоим казалось, что так девочка будет больше привыкать и свободней себя чувствовать. И Леня брал Андрея, на удивление, Татьяна перестала препятствия чинить, и две недели подряд спокойно позволяла ему с сыном выходные проводить. И трезвая была, когда встречались, видно, вняла предупреждению.

Но вот сам Андрей немного холодней, будто осторожней с Ксюшей стал держаться, не так, как при первом знакомстве. Леня подозревал, что сыну мать что-то наговорила, от Татьяны можно было чего угодно ожидать, но пока не разобрался. А Андрей и не то чтобы скандалил, просто чуть напряженней был. Но Ксюша это заметила, с вопросом и неуверенностью уже от Лени подсказки ждала, как себя вести…

Хватало забот, в общем. Но, что хорошо, между собой, казалось, дети общий язык все же нашли, и даже меньше ссорились, чем в первый раз, устраивая общие какие-то игры и находя себе занятия.

Леня же не отказался от затеи научить Ксюшу с глиной возиться, и на выходных выкраивал хоть час, чтобы ей азы показать. Хотелось, чтобы и ей его увлечение по душе пришлось, с удовольствием и азартом учил, и любимой интересно было. Не все удавалось, понятное дело, не с первого раза, но этого и не ждал никто. Зато и Марго интерес проявила, тоже просилась теперь в мастерскую, с любопытством и интересом пробуя глину. За девочкой потянулся и Андрей, ранее, возможно, по примеру Татьяны, совершенно равнодушный к хобби отца…

Забавно выходило, насыщенно. Совсем по-семейному, суматошно, шумно, но все вместе. Как раньше ни у Лени, ни у Ксюши не было. А теперь… по-настоящему как-то, искренне и с душой все. И дети это будто чувствовали, тянулись к ним обоим, хоть и проявляли еще настороженность и некую колючесть временами. Но ощущался прогресс…

Двигался и процесс развода. Причем у обоих.

В процессе Леонида была наконец-то поставлена точка. «Во всяком случае, пока…» — не преминул он сделать ударение для Татьяны, чтобы не забывала, что Леня может и на опеку над сыном подать. Иногда ему даже казалось, что бывшая жена и не против ребенка «сбросить», зажив уже так, как хочется. Тяготится временами сыном. Да, видно, не была уверена в своем кавалере, а на Андрея, как ни крути, Леня немалую суму выплачивал ежемесячно, которой Татьяна, судя по всему, не желала лишаться.

Такое отношение, как ни странно, больше всех удивляло и злило Ксеню… Леня-то попривык за время жизни с бывшей женой, а вот Ксюша оказалась удивлена и ошарашена.

— Я не понимаю, — качала она головой, когда Леня делился новостями. — Зачем рожать ребенка, если ты не готов его любить всей душой? Я долго отказывалась беременеть, правду Максим говорил, но так потому, что наоборот, боялась, не сумею правильно, достаточно любить! Опасалась исковеркать жизнь ни в чем не повинному человеку, и, когда Марго родилась… Господи! Да несмотря на все сложности, трудности, я ее обожала просто. И сейчас люблю всей душой, даже если мне Макс по итогу ни копейки на нее давать не будет — без разницы. Это моя дочь, и я ее сама обеспечу, и себя тоже. И Андрей… он же чудесный парень! Внимательный такой, вдумчивый, общительный. Как?! Я не понимаю! — возмущалась Ксюша.