Плохой

Глава 7

КАМИЛЛА

«Run for Cover» — The Killers (трек)

Мужчина со шрамом на лице улыбается мне, когда меня усаживают в кресло. Мой взгляд фокусируется на ноутбуке, стоящем на столе. Боль рикошетом пронизывает каждый дюйм моего тела. Всё вокруг меня звучит приглушённо. Мои запястья стянуты за спиной и привязаны кабелем к стулу.

На экране ноутбука появляется окно, и в поле зрения появляется лицо моего папы.

— А, Эмануэль Эстрада, — говорит мужчина со шрамом на лице, улыбаясь моему отцу. — Ваша прелестная маленькая дочка у меня уже три дня. Уже готов обменять себя на неё? — челюсть моего папы сжимается, когда он смотрит на меня. Я опускаю голову, не в силах смотреть на него. — Мне было так весело с ней. — Он гладит меня по лицу, и желчь поднимается у меня в желудке. — Такая милая. Такая девственная. Она залила кровью весь мой член. — Он смеётся.

— Ты хочешь, чтобы я предложил себя, и для чего? — папа говорит. — Чтобы ты мог убить меня и забрать мой бизнес?

Мужчина вздыхает.

— Да.

Я сдерживаю слёзы под волной стыда, которая захлёстывает меня, потому что папа знает. Он знает, что я грязная.

— Мила. — Я медленно поднимаю взгляд на ноутбук, и папа снова смотрит на меня. — Мы не ведём переговоров. И ты это знаешь.

Я крепко зажмуриваюсь и киваю.

— Я знаю, папа. — Первое правило бизнеса: мы не ведём переговоров, несмотря ни на что. Слабость придаёт нашим врагам силу.

— Оставайся сильной, малышка. Заставь меня гордиться тобой. — Экран становится чёрным, и я разражаюсь слезами.

Мужчина рычит и запускает ноутбуком через всю комнату, прежде чем схватить меня за лицо.

— Ах, милашка, нам с тобой будет так весело. К тому времени, когда я отправлю твоё тело обратно твоему папочке, он будет знать, что ты умирала медленно. — Он проводит губами по моей щеке. — Мучительно.

Он подходит к камину в дальнем конце комнаты, и я хнычу, потому что знаю, что сейчас произойдёт. Один из мужчин в комнате ослабляет кабельные стяжки, и меня швыряют на пол. Ткань моей рубашки срывают с меня. Бинты, покрывающие мою спину, сдирают, натягивая обожжённую кожу. Я прикусываю губу, борясь с желанием закричать.

Мужчина со шрамом оседлал мою спину, из-за его веса мне трудно дышать. Болезненный смешок срывается с его губ.

— Мне так нравится осквернять твою идеальную кожу.

Раскалённая докрасна кочерга обжигает мне спину, кожа под ней пузырится. Он прижимает кочергу к моей коже снова и снова, пока боль не становится единственным, что я чувствую. Я отказываюсь кричать вслух, потому что хочу, чтобы мой папа гордился мной, но в моей голове… я кричу, пока у меня из горла не потечёт кровь. Я кричу из-за маленькой девочки, которой была всего четыре дня назад, теперь сломленной и раскачивающейся в маленьком уголке моего сознания. Я кричу…

Я просыпаюсь с криком, моё тело покрыто потом. Набрав в лёгкие побольше воздуха от отчаяния, я вылезаю из кровати и меряю шагами комнату, пытаясь избавиться от дурных мыслей. Всё дело в этом месте, в плену… Думаю, прошло уже несколько недель. Недели в одной комнате. Недели исследования каждого дюйма этого места в поисках выхода, но его нет. Здесь есть единственное окно и двери, ведущие на балкон, но здесь трёхэтажная высота. Каждые несколько минут патрулирует охрана, не говоря уже о камерах в комнате. Я бы никогда не добралась до забора вовремя, а если бы мне каким-то образом удалось пройти через всё это, то поход по холодному русскому лесу наверняка убил бы меня.

И вот, я застряла в этой комнате. Заточённая в своих собственных кошмарах.

Вот как всё начинается — удерживание меня. И когда этого оказывается недостаточно для того, чего они хотят, тогда начинаются изнасилования, боль, пытки. Я сжимаю челюсти и закрываю глаза.

Я могу это пережить, я всегда с этим справлялась.

Насилие — это просто надуманная попытка получить власть, но вся власть заключается в восприятии. Мужчина может одержать верх, изнасиловав женщину, но он теряет это преимущество, когда женщина становится желанной. Мужчины думают, что секс — это оружие, и так оно и есть, но не такое, которым должен владеть мужчина. Женщина должна знать, в чём заключается её сила, и бесстыдно использовать её. Я использую все необходимые средства, чтобы добиться успеха, и я никогда не проиграю, даже если мне придётся пожертвовать каждым фрагментированным, почерневшим осколком своей души, чтобы победить.

Мой отец был прав: мы не ведём переговоров и не сдаёмся. Мы сражаемся. Любым доступным нам способом.

Маленькая красная точка на камере мигает, насмехаясь надо мной. Интересно, сидит ли где-нибудь Ронан, наблюдая, как я медленно распадаюсь на части, наблюдая за моей слабостью. Я могу представить самодовольную ухмылку на его лице, атмосферу превосходства, витающую вокруг него, и это заставляет мою кровь закипать. Взяв табурет с туалетного столика, я бросаюсь в угол комнаты и размахиваю им над головой. Я издаю рычание и разбиваю эту дурацкую камеру о стену. Провода отрываются от гипсокартона, и теперь устройство бесполезно болтается на своих шнурах.

Нахуй Ронана Коула и его шикарную тюремную камеру!

Раздаётся стук в дверь, и входит Игорь с хмурым выражением лица.

— Босс хочет тебя видеть, — говорит он.

— О, держу пари, что так оно и есть. — Всё в порядке. Пускай он злится.

Игорь выводит меня из комнаты и ведёт вниз по лестнице к двойным дверям. Он толкает одну дверь и идёт впереди меня. Высокие книжные полки, заставленные старинными книгами, покрывают стены. В центре комнаты стоит блестящий рояль, пламя камина отражается от его нетронутой поверхности. А вот и Ронан в одном из своих костюмов, сидящий на викторианском диване, положив одну руку на спинку. Игорь подходит к нему и, наклонившись в талии, что-то шепчет ему на ухо. Пристальный взгляд Ронана перемещается на меня, и кривая улыбка появляется на его губах.

— Понятно, — произносит он, когда Игорь выпрямляется. — Просто установите ещё одну камеру.

Игорь бросает на меня сердитый взгляд, прежде чем повернуться и выйти за дверь, оставляя меня наедине с Ронаном.

— Так приятно снова тебя видеть, Камилла. — Ронан похлопывает по месту рядом с собой, когда его взгляд опускается на низкий вырез моего платья. — Присаживайся, пожалуйста.

Я внимательно наблюдаю за ним, пересекая комнату. И когда сажусь, я сажусь как можно дальше от него. Он засовывает руку в карман пальто, достаёт сигару и закуривает её, не сводя с меня глаз. Дым клубится вокруг его лица. В его глазах вспыхивают угольки, и я не могу отделаться от мысли, что он похож на самого сатану.

— Ты не добьёшься от меня какой-либо реакции, — говорит он, — хотя я правда нахожу довольно неприятным, что ты разрушаешь такое прекрасное жильё. — Он делает ещё одну затяжку своей сигарой.

Я стискиваю зубы так сильно, что у меня болит челюсть.

— Зачем утруждать себя, удерживая меня? Мой брат бегает вокруг тебя, как мальчик на побегушках, так что убей меня уже. Угрозы не вызывают страха, Русский, а вот действия да.

Его глаза становятся холодными, и он наклоняется ко мне.

— Я хочу контроля. Власти. — Он изучает меня, прежде чем протянуть руку через диван и провести пальцем по моей щеке.

— Страх — это сила.

— Страх бессилен, если нет надежды.

— А я-то думала, что ты бессердечный. Осторожнее, — я пристально смотрю на него и приподнимаю бровь. — Ты можешь разочаровать меня.

— Я безжалостный, Красивая, есть разница. — Он делает ещё одну затяжку. — Хватит болтовни, я поговорил с твоим братом.

Моё сердце замирает, и я стискиваю зубы.

— Могу только представить, как он был взволнован, услышав твой голос.

— Я обещал ему, что не убью тебя. — Его губы приподнимаются.

— Просто убей меня уже. Гейб в любом случае не прогнётся перед тобой.

— Но он уже это сделал.

— Хрень полная. Русский никогда не будет управлять Хуаресом. — Я плюю на пол.

Он смотрит в пол с гримасой отвращения.

— Не самая интеллигентная, не так ли?

— Мой брат ненавидит русских ещё больше, чем я. Он скорее понаблюдает, как ты перережешь мне горло, чем будет работать на тебя. — Я знаю Гейба. Он любит меня, и я люблю его, но папа всегда внушал нам, что картель — бизнес — должен быть на первом месте. Мы не ведём переговоров.

— Так уверена, маленькая кошечка. — Он смеётся.

— Ты полон дерьма!

— Я понимаю. Так и есть. — Он кивает. — Должно быть, лидеру картеля Хуареса так трудно смириться с тем, что сейчас она находится в присутствии человека, который сверг её с трона. — Он постукивает пальцем по губам.

Он знает, кто я такая, что я такое. Он думает, что может отобрать у меня мой картель?

Глубокий вдох. Глубоко-глубоко дыши.

Я сжимаю кулаки так сильно, что ногти впиваются в ладони.

— Я Камилла Эстрада. Я никогда не буду свергнута с престола, Русский! Наслаждайся моментом своей победы. Уверяю тебя, это продлится недолго. — Я заставляю себя улыбнуться. Если Гейб действительно продал мой картель этому русскому ублюдку, я сама убью его!

— Момент победы? — Ронан откидывает голову назад от смеха, прежде чем сделать ещё одну затяжку своей дурацкой сигарой.

— Ты манипулировал моим братом. Он всего лишь пешка. — Габриэль может быть лицом картеля Хуареса, но я создала и контролирую его. Всегда.

— Я предпочитаю термин «марионетка».

— Он идиот, — фыркаю я. — У него нет истинной власти.

— Ах, ах, ах. — В голубых глазах Ронана пляшет какая-то нездоровая форма удовольствия. — Но ты и я — единственные люди, которые знают, что он бессилен. Ты позволила всем в Мексике поверить, что он король, и поэтому они должны преклоняться перед ним и, по сути, передо мной. — Он ухмыляется. — Как ты думаешь, почему я взял тебя с собой, Камилла? — я пристально смотрю на него, и его улыбка становится шире. Он протягивает руку и хватает меня за подбородок, поглаживая большим пальцем мою кожу. — Ты права, твой брат — пешка. Ты — королева. Я убрал ферзя с доски. Игра окончена, Красивая.

Я моргаю. Если бы я не была так зла, я бы, наверное, увидела в этом гениальность. Он сыграл в совершенстве, манипулировал и оркестровал каждое движение до тех пор, что даже я не смогла этого предвидеть. Заставить людей поверить, что Габриэль главный, в то время как на самом деле это была я, — это именно то, что меня задело.

— Хорошо сыграно, — шепчу я.

Изо рта Ронана вырывается облачко дыма.

— Я хотел бы сказать тебе, как очень умно было сыграть раненого маленького оленёнка вместо кровожадного льва.

— Хорошо. Ты заполучил картель, так чего же ты хочешь от меня? — я быстро теряю терпение, и мой темперамент обвивается вокруг меня, как виноградная лоза.

— Всё. — На его лице появляется садистская ухмылка, его глаза полны обещаний именно… всего.

Он сдвигается с места, и его пиджак распахивается, обнажая белую рубашку, туго обтягивающую его мускулистую грудь. Под этой утончённой внешностью скрывается что-то смертоносное и дикое. Я помню, каким опасным казалось его твёрдое тело, прижатое к моему, как лезвие вонзилось мне в бедро. Угроза. Обещание. Немногие мужчины могут давать такие обещания, но этот… Я знаю, что он бы справился. Это не должно захватывать меня, но это так. Я должна быть в такой ярости из-за того, что он забрал то, что принадлежит мне, но это не так.