Алый камень

***

Когда я засыпаю, Тео забирает мои вещи из отеля и перевозит их в свою квартиру. Утром мы молча лежим на обломках наших эмоций. Я сползаю с кровати; мы обмениваемся грустными улыбками. Что еще остается сказать? Я хватаю одежду.

— Скарлет?

Я останавливаюсь перед тем, как завернуть за угол в ванную. Не поворачиваясь к нему, я просто слушаю.

Ничего.

Он может жить. Я могу жить. Мы можем преодолеть это. Но… часть нас умерла. Каждый день будет проверкой, достигли ли мы переломного момента. Раковая опухоль мести и лжи забрала слишком много? Надеюсь, что нет. Тео не нужно больше ничего говорить. Я чувствую тот же страх, что и в его голосе.

— Я прощаю тебя, — шепчу я. Это невозможно забыть. Это все, что я могу ему дать. Может показаться, что это ничто, но это все, что у меня есть. Это что-то.

Когда я выхожу из душа, он уже в своей комнате, укладывает все оружие обратно в сундук. Я на секунду замираю, чтобы полюбоваться его телом: без рубашки, с красивыми чернилами, в темных джинсах, с минимальным количеством волос на голове и лице. Я скучаю по его волосам.

— И что теперь? — спрашиваю я.

Он закрывает сундук и поворачивается, садясь на него, сложив руки между ног.

— Еда. Я покажу тебе, где я вырос. Может быть, нам попадется лошадь или две, и я научу тебя ездить верхом.

Сможем ли мы перешагнуть через остатки разрушений и двигаться вперед? Я улыбаюсь, потому что Тео пытается заложить фундамент для жизни, которую я даже не представляла. Я думаю, что она может быть хорошей.

Моя улыбка ослабевает.

— А Брэкстон Эймс?

Он протяжно выдохнул.

— У меня сейчас нет направления. Я провел годы, питаясь яростью, существуя в последствиях сожаления, живя ради мести. Если я позволю Эймсу уйти… что тогда?

Я пожимаю плечами, становясь между его ног и обнимая за шею.

— Тогда мы.

Его бровь морщится от боли, которую я узнаю. Попросив его выбрать нас, он, вероятно, чувствует, что подводит своих родителей. Я не хочу, чтобы он их подводил. Я хочу, чтобы он отпустил их. Это не жизнь, а Тео слишком молод, слишком талантлив, слишком любим, чтобы не иметь жизни, достойной статуса рок-звезды.

Медленно кивнув, он шепчет:

— Тогда мы, — словно ищет истинное значение этих двух слов.

Возможно, никогда не наступит день, когда он сможет полностью отпустить себя. Я думаю, что месть — это очень животная часть человеческого поведения, которая заложена в каждом из нас с рождения. Даже на самом базовом уровне материнского инстинкта — защитить своего ребенка — у людей есть такая способность. И как некоторые животные, мы можем приручить ее, контролировать, но она никогда не исчезает полностью.