Неукротимый: возрождение

Однажды ночью, когда мы с Ваном вступили в относительно оживленный спор, я назвала его педофилом. И не была готов к удару, когда Ван дал мне пощечину, он сделал это достаточно сильно, чтобы я увидела звезды.

Тяжело дыша от шока, он наклонился надо мной, когда я схватилась за щеку, и выплюнул:

— Думаешь, ты здесь единственная жертва? — ну, да, так оно и было. И я наблюдала, как грудь моего брата вздымалась от гнева, от беспокойства, когда он смаргивал слезы при воспоминаниях. — Думаешь, мы хотели делать все это? — он покачал головой. — Ты была слишком молода, чтобы помнить. Ты понятия не имеешь, что с нами сделали бы, если бы мы отказались. — Он тупо уставился в стену. — Он никогда не прикасался к тебе. Но это не помешало ему прикоснуться к нам. — Когда он вышел из своего транса, моргнул на мгновение, а затем зарычал на меня. — И, бл*дь, следи за тем, как ты со мной разговариваешь, Линг-Линг. — Уходя, он произнес: — Не говори о дерьме, о котором ты ничего не знаешь.

Именно суровость этих слов, скрытая боль в его голосе заставили меня увидеть правду такой, какой она была. Ван был прав. Я была не единственной жертвой жестокости моего отца.

Мы не часто говорили об этом, но когда мы это делали, я чувствовала, как изгоняю гнев из себя, чувствовала, как парю в воздухе, и сегодня вечером мне это было нужно.

Он протянул мне косяк, и я взяла его, облизывая губы и держа между пальцами.

— Ты помнишь, что сделал со мной? Что он заставил тебя сделать со мной?

Я поднесла дым к губам и вдохнула его, закрыв глаза, наслаждаясь теплым сиянием моего кайфа.

Стоя спиной к дивану, Ван кивнул. Его голос был тихим, как шепот.

— Да.

Я сделала еще одну затяжку, и мой разум стал опьяненным. Я не должна была спрашивать, но сделала это.

— Ты хочешь сделать это снова?

Полная честность.

— Нет, но иногда думаю об этом.

И я. Это вызывало отвращение к самой себе.

И именно поэтому мы были так близки. Никто не понимал. Только мы понимали, какое замешательство вызвало сексуальное насилие над детьми, недоумение от того, что тебя обхаживает член семьи и ты не знаешь, что это происходит, и, наконец, душераздирающий опыт получения удовольствия от рук того, от кого ты не должен был его получить.

Конечно, мы ни в чем не были виноваты. Мы не знали ничего лучше. Мы были всего лишь детьми, и человек, которому мы должны были доверять, предал нас. Он предал нас всех.

Неудивительно, что мы были в таком дерьме, в каком были.

— Ты хочешь иметь детей?

Ван усмехнулся.

— Черт возьми, нет.

Вполне справедливо.

Только у одного из моих братьев был ребенок, и он держался как можно дальше от этого ребенка, боясь испортить ему жизнь так же сильно, как и нам ее когда-то испортили.

— Я хочу, — призналась я, делая глубокий вдох и медленно выдыхая. — Даже после всего, я все равно этого хочу.

Он откинулся назад, и его затылок коснулся моего плеча.

— Тогда у тебя будут дети, Динь-Линг.

Я нежно провела пальцами по его волосам, и мы вернулись к приятной тишине.

Нет. Этому не суждено случиться.

Как бы мне ни было грустно, дети были не для меня.

И мне просто придется жить с горькой завистью из-за того, что она получила ребенка, который, по сути, должен был быть моим.