На грани войны

Глава 8

Розамонд

День сорок первый

Внезапный стук в дверь ее испугал.

Розамонд резко вздрогнула, не заметив, как уснула в своем офисном кресле. Затылок пульсировал от головной боли. В кабинете горели лампы, хотя в окна проникал утренний свет.

Во рту пересохло, Розамонд сглотнула и разгладила бежевую юбку и пиджак от Ральфа Лорена. Провела руками по светлым волосам и заставила себя успокоиться.

Затем она встала, обогнула массивный письменный стол и направилась к внешней двери кабинета. Посмотрев в глазок, она увидела Саттера и отперла дверь. Розамонд посторонилась, когда он вошел и стряхнул снег с ботинок. Вслед за ним ворвался поток холодного воздуха.

Она закрыла дверь.

— Ты опоздал! Где ты был?

— Убивал наших врагов.

— Скажи, что все улажено.

— Все улажено. Мы потеряли трех человек. Хоагин истек кровью прежде, чем мы смогли добраться до этого жалкого подобия доктора.

— Шен Ли — медбрат.

Саттер сорвал перчатки и дунул на руки.

— Мне плевать. Ты слышала меня? Я потерял трех человек. После потери Десото и Беннера, нас осталось сорок восемь.

— Плюс полиция. — Розамонд вернулась к своему столу и села. Придвинув стул поближе к столу, она стряхнула с него случайную крошку и провела пальцами по поверхности. — Этого недостаточно? Помнится, ты заверял меня, что твои люди — опытные стрелки и бойцы. Что ты компетентный лидер. Что ты и твои люди с легкостью могут отразить удар силы, более чем втрое превосходящей вас по численности.

Саттер презрительно хмыкнул и посмотрел на нее.

— Мы сделали это! Мы уничтожили их, Розамонд. Их израненные туши будут неделями кормить падальщиков.

Она изучала его, искала трещину, слабость, ложь. Розамонд рассчитывала, что людей Саттера будет достаточно. Возможно, она ошиблась. Возможно, для защиты «Винтер Хейвен» нужны более крупные силы.

Самодостаточная община превратилась в настоящее убежище среди разрухи и хаоса в Мичигане, во всех Соединенных Штатах и за их пределами.

Любой, кто не видел ее огромной ценности, — полный и абсолютный идиот. Отчасти в этом и заключалась проблема.

Главное богатство «Винтер Хейвен» привлечет других. Они захотят заполучить его себе.

И не просто разрозненные шайки местных жителей или неорганизованные банды, а организованная, способная сила, которую не так-то легко будет отбить.

— Кто это был?

Он пожал плечами, отводя взгляд.

— Просто кучка голодранцев из соседних городов. У них закончилась еда, топливо и припасы. Они в отчаянии. Им нужно то, что есть у нас. Ничего нового.

— Нет, ничего нового. Но я чувствую, что ты что-то не договариваешь. Люди из соседних городов? Тех самых городов, на которые вы совершали набеги?

Саттер не ответил.

В ней вспыхнул гнев.

— Не держи меня в неведении, кузен. Не забывай, кто здесь главный. Я пригласила вас сюда. Я могу так же легко отказаться от приглашения.

Он посмотрел на нее, его челюсть сжалась, бледные глаза стали ледяными.

— Да, это была месть. В этом нет ничего неожиданного. Мы готовы к подобному.

— Хорошо. Проследи, чтобы так все и оставалось. А если они вернутся с подкреплением?

— Не вернутся. Они обычные люди. Лавочники и офисные работники. Рядовые рабы. Немногие из них могли даже стрелять. Мы убили тех, кто мог. С ними покончено. У нас все в порядке. Все хорошо.

— Но?

Он широко раскинул руки.

— Какого черта мы тратим столько людей и ресурсов на этот чертов город? Фолл-Крик ничего не значит. Люди ничего не значат. Они расходный материал. Пришло время их уничтожить.

Розамонд выглянула в окно за своим столом. На редкость прекрасный день для февраля. Светило солнце. Над деревьями небо имело глубокий, насыщенный голубой цвет.

Снег покрывал землю, нетронутую и чистую, за исключением линии оленьих следов, ведущих вокруг дома к деревьям, названия которых она не знала.

Жители Фолл-Крика напоминали ей избалованных, недовольных детей. Она одновременно и презирала их, и любила. Они были ее, а она — их.

— В этом нет смысла, Розамонд. Это не логично. Почему ты так упорствуешь? Просто отпусти это.

Розамонд ничего не отпускала, как только это оказывалось в ее руках.

— Ты не поймешь.

Он не попросил ее рассказать подробнее.

Раздражение поднималось из самых глубин ее души. Маттиас не отличался критическим мышлением. Он не был политиком. Он не понимал сложности жизни.

Кузен годился только для одного — убивать тварей и следить за тем, чтобы твари не убили ее. Он требовался ей для этого.

Гэвин понимал. Гэвин всегда ее слушал. Острая тоска ударила в грудь. Она хотела, чтобы Саттер ушел.

— Я отвечаю за этот город и его благополучие. Это моя работа. Я как родитель. Я знаю, что для них лучше, даже если они сами этого не понимают. И как родитель, я забочусь о них.

Он повернулся к ней лицом.

— Кто? О ком ты заботишься?

— О городе. Не будь таким тупым, Маттиас.

Он покачал головой.

— Ты ведь знаешь, что большинство из них ненавидят тебя?

— Заткнись! — Вышло резче, чем она хотела. Ее руки сжались в кулаки, обломанные ногти впились в ладони. — Если бы ты правильно выполнял свою работу, они бы меня боготворили!

Маттиас не вздрогнул. Он не разрывал зрительного контакта.

Розамонд сделала несколько глубоких вдохов, успокаивая себя.

— Избавься от этих паразитов, создающих проблемы, и все и вся встанет на свои места. Они увидят, что я спасла их. Потребуется время, чтобы понять. Но они увидят. Я знаю, что они увидят.

— Я работаю над этим.

— Работай усерднее!

— Как ты и сказала, нужно время, Розамонд. Они вооружены. Горожане любят Бишопа. У Лиама тоже есть друзья. Он даже пользуется авторитетом среди моих людей. Он просто суперсолдат.

— Мне говорили, что ты тоже, — заметила Розамонд. — Я ошиблась?

— Ты не видишь улиц. Город находится на грани восстания и анархии. Все, что угодно, может привести их в действие. Ты не хочешь, чтобы я убил этих людей? Тогда ты не должна давать им повод для бунта. На такие вещи нужно время. Мы бросаем камни в пруд. Нам нужна рябь, а не приливная волна. Тебе, как никому другому, это известно. Не потеряй свое преимущество.

Розамонд отпрянула.

— Не обо мне тебе стоит беспокоиться.

— У меня все под контролем.

— У меня тоже! — прошипела она.

Ей хотелось ударить по его мясистому лицу. Она скучала по Гэвину до боли под ребрами. Иногда по ночам она думала, что это может ее убить.

Ей хотелось вырвать кому-нибудь глаза. Бить, пинать, причинять боль, чтобы им стало так же больно, как и ей.

Она заставила себя разжать кулаки и сделала длинный глоток вина. Бутылка почти опустела. Она чувствовала, как вино растекается по венам. Когда она поставила бутылку обратно на стол, та почти не издала ни звука.

Саттер не должен ее недооценивать. Он понятия не имел, на что она способна, что она сделала и что готова сделать.

— Не разочаровывай меня, — проговорила Розамонд. — Тебе не стоит меня разочаровывать.