На грани войны

Глава 17

Розамонд

День сорок пятый

Розамонд сцепила пальцы на столе. Спина прямая, осанка идеальная, лопатки выровнены по невидимой струне.

Она поправила сколы лака на ногтях. От частого мытья у нее потрескались руки. Вчера вечером она целый час чистила, мыла и полировала свой стол. Каждый раз, когда ей попадалась шальная пылинка или пятнышко от пальца, она начинала процесс заново.

Выпятив подбородок, она уставилась через стол на беспокойного солдата средних лет из своего кабинета. Когда-то он был мужественным и мускулистым — борцом или даже культуристом, — но десятилетия не прошли даром. Седина покрыла его редеющие волосы. Его мускулистая грудь обвисла, превратившись в внушительный живот, который теперь обтягивала форма.

Он выглядел как человек, место которого за письменным столом, отдающий приказы, а не выполняющий их, наслаждающийся комфортом руководителя среднего звена, а не голодного молодого парня, работающего на улице в мороз.

И все же она наблюдала за ним из своих широких окон, когда он стоял на страже в конце ее подъездной дорожки, сгорбившись и дрожа, топая ногами, чтобы согреться, и ругаясь, когда его сигарета гасла на пронизывающем ветру.

Она узнала его имя — Лайл Томлин — и сама попросила его прийти после поздней ночной смены. Саттер рано отправился отдыхать. Она уверена, что он не вмешается и не узнает о ее маленькой ночной беседе.

Розамонд грациозно поднялась, обошла стол и подошла к барному столику, уставленному различными алкогольными напитками.

— Выбирай свой яд, Лайл.

— «Бакарди», если есть, — произнес он сквозь стучащие зубы. — Со льдом.

— Есть. — Она взяла лед из мини-холодильника и налила в хрустальные бокалы его напиток и один для себя. Она не хотела, чтобы он чувствовал себя неловко, выпивая в одиночестве. — Отличный выбор.

Розамонд протянула ему бокал, установив зрительный контакт и держа его, улыбнулась.

Его зрачки расширились. Рот приоткрылся.

Она улыбнулась еще шире. Она не разучилась обращаться с мужчинами. Он не сильно ее старше. В то время как Лайл позволил себе распуститься, она сохранила свою привлекательность.

Розамонд находила его лысеющую макушку и пивной живот отталкивающими, но умела скрывать свои эмоции. Она кокетливо улыбнулась, прежде чем вернуться к своему столу.

Откинувшись назад, она поднесла «Бакарди» к губам, наслаждаясь жжением, когда ром скользил по ее горлу.

— Я хотела узнать, как у тебя дела, Лайл.

Он посмотрел на нее, смущенный.

— Прекрасно, суперинтендант Синклер.

— Пожалуйста. Ведь мы с тобой одни. Называй меня Розамонд

Он кивнул.

— Розамонд.

— Периодически я спрашиваю мнение своих людей. Я хочу убедиться, что о тебе хорошо заботятся, что тебе комфортно, и что твои навыки и способности используются должным образом.

Он напрягся и бросил украдкой взгляд на дверь, как будто боялся, что его подслушают.

— Здесь больше никого нет, Лайл. Здесь только ты и я. То, что ты мне скажешь, останется в тайне. Я не буду делиться этим ни с кем, включая Саттера.

Лайл не расслабился. Ей следует действовать осторожно.

— Я удивилась его выбору Джеймса Лютера в качестве второго командира. Лютер кажется молодым и зеленым. Я бы выбрала кого-то с большим… опытом.

Лайл глотнул свой напиток.

— Уверен, у него есть на то причины.

— Не сомневаюсь, — вполголоса пробормотала Розамонд. Она встала и вернулась к бару. — Мне немного не хватило. Как насчет еще одного?

Она наполнила его бокал, стоя чуть ближе, чем нужно.

— Как тебе нравится «Винтер Хейвен»? — спросила она, как только влила в него третью, а затем и четвертую порцию.

Наконец Лайл расслабился. Она видела это по его позе, по тому, как он говорил, по тому, как все более непринужденно смотрел на нее, как его голодные глаза изучали ее тело.

Вместо того чтобы сесть за свой стол, она прислонилась к передней части, держа в руке бокал, узкая юбка-карандаш подчеркивала ее стройные формы. Розамонд никогда не вела себя слишком откровенно и непристойно, чтобы использовать вызывающую одежду для соблазнения мужчины. Ей это не требовалось.

Соблазнение — манипуляция — это все в воображении. В том, что вы не видели, в том, что вы не говорили.

— В «Винтер Хейвене» все хорошо, — сказал Лайл. — Все замечательно. С вашей стороны поселить нас там было очень щедро.

Розамонд покрутила лед в своем бокале. Она все еще пила второй, хотя не сомневалась, что Лайл этого не понимает.

— Но?

Он сделал длинный глоток.

— Не хочу показаться неблагодарным, но моя жена, двое сыновей-подростков и я теснимся в одной спальне дома с шестью комнатами. Это… тяжело.

Она кивнула.

— Вам нужно уединение. И нужно личное пространство.

— Было бы неплохо. Моя семья привыкла к определенному образу жизни. Я готов к вынужденным лишениям, но для них это слишком болезненно.

— Я уверена. Нам всем придется приспосабливаться. — Она опустила свободную руку в карман юбки и достала пачку сигарет «Лаки».

— Ты куришь? — спросила она, уже зная ответ.

Его глаза загорелись. Он протянул жадную руку, но поймал себя на этом.

— Да, курю. Правда, сигареты все труднее и труднее достать.

— Мне жаль, что это не твоя любимая марка…

— Нет, нет, все в порядке. Все в порядке. — Он выхватил у нее сигарету, зажал ее между пальцами и стал копаться в верхнем отвороте куртки в поисках зажигалки. — Саттер их забирает. Мы должны сдать все, что найдем.

Именно она приказала Саттеру запастись сигарами, сигаретами и всем, что связано с табаком. Пройдет немного времени, и они станут для бартера более ценными, чем золото. Отдавать их наемным работникам означало пустую трату ресурсов.

Она не сказала ему об этом.

Вместо этого Розамонд сочувственно хмыкнула.

— Вы много работаете. Несколько сигарет в день — не слишком большая плата за это.

Он зажег сигарету.

— И не говори.

Она ждала, пока он с наслаждением предавался своему пороку, с приятной полуулыбкой на лице. Кусочки пепла падали на пышный, нетронутый ковер. Она чуть не задохнулась от дыма.

Розамонд презирала курение. Она не терпела грязную привычку Гэвина. Он никогда не курил эти отвратительные гвоздичные сигареты в ее доме или в ее присутствии.

Подавив рвотный рефлекс, она заставила себя расслабиться. Пора приступать к делу. Ей нужен определенный товар — этот тупоголовый дурак мог его достать.

— Я верна тем, кто верен мне, Лайл. И щедро вознаграждаю тех, кто доказывает свою ценность.

Он затянулся.

— Все что угодно. Только скажи.

— Мне нужен работающий спутниковый телефон.

— Саттер упоминал что-то об этом на прошлой неделе. Если попросить его…

— Я не хочу его просить. На самом деле, я бы предпочла, чтобы он ничего об этом не знал.

Она не отрывала глаз от его лица, следя за любым микровыражением, мелькнувшим колебанием, сомнением или обманом. Розамонд не увидела ничего, только жадность, амбиции, недовольство.

Лайл усмехнулся. Голодный взгляд человека, который хотел получить больше, чем заслуживал.

— Я готов взяться за это.

Она постучала по своему бокалу ухоженным пальцем и сохранила спокойное выражение лица, скрывая ликование. Она правильно его оценила.

Несмотря на недавние неудачи, несмотря на потери, несмотря на подозрения, что близкие ей люди не заслуживают доверия, она все равно окажется на высоте.

В ней росло сомнение. Маттиас Саттер приходился ей двоюродным братом, но Розамонд не сомневалась, что если он подведет, то она его прогонит. Она думала, что пятьдесят вооруженных людей смогут контролировать этот город, но видимо недооценила своего противника. Пусть она не обладала совершенством, но умела приспосабливаться.

Ополчение решило одну проблему. Новая проблема — Лиам Коулман и ему подобные — оказалась более серьезной и сложной.

У Розамонд созрел план, но он не исключал риска. До сих пор она неохотно обращалась к своим ресурсам. Союзник, более могущественный, чем она сама, таил в себе опасность.

Но если она потеряет «Винтер Хейвен», все будет напрасно.

Она не могла потерять «Винтер Хейвен».

Лайл докурил сигарету и опустил ее в бокал. Огонек погас.

— Достань мне этот спутниковый телефон, и я позабочусь о том, чтобы ты и твоя семья ни в чем не нуждались. Собственный дом в «Винтер Хейвене» для начала звучит достаточно неплохо?

Его глаза-бусинки сверкнули.

— Абсолютно.

— Чем скорее, тем лучше, Лайл.

Закончив их дело, она решила избавиться от него поскорее. Розамонд выпрямилась, поставила наполовину наполненный бокал на чистый стол и направилась к двери.

— Приятного вечера.

Разочарование отразилось на его лице.

Она заставила себя кокетливо улыбнуться, скрывая свое отвращение.

— Передавай привет своей жене от меня.

Лайл ушел, не сказав больше ни слова. Он явно не настолько глуп или пьян, чтобы не распознать отказ.

Розамонд повернулась к окну. Яркий свет внутри отражался от стекла, заслоняя ночной пейзаж снаружи.

Она смотрела на свое отражение, поглаживая белокурый локон. Ее дыхание затуманило стекло. Розамонд потрогала морщинки под глазами и нахмурилась.

Ее снедала досада. Ей нужно избавиться от отвратительного запаха дыма с обивки мебели, вымыть ковер шампунем и продезинфицировать комнату.

Она скучала по ежедневной уборке. Какая-нибудь местная женщина, находящаяся на грани голодной смерти, согласилась бы сделать это за банку бобов. Может быть, даже меньше.

Но Розамонд не могла доверить ни одной из них свой дом, где они будут рыться в ее вещах, трогать все грязными, немытыми руками, видеть то, что им не следует видеть, слышать то, что им не следует слышать.

Нет. Она не могла никому доверять. Без своих сыновей она осталась совсем одна.