На грани войны

Глава 32

Ноа

День пятьдесят второй

— Я не понимаю? — сказал Майло. — Где мама?

Ноа напрягся. Утренний свет лился через огромные витражные окна. Он стоял на кухне у огромного острова, готовя блинчики.

Зачерпнув половник теста, он вылил его на шипящую сковороду. В некоторые дни Ноа так радовался электричеству, что ему даже становилось физически больно.

Майло нуждался в лакомстве — его любимое блюдо на завтрак — блинчики, намазанные арахисовым маслом и взбитыми сливками. Банка арахисового масла «Джиф» стояла рядом с миской из нержавеющей стали. Взбитые сливки уже невозможно достать, но он купил пакет полусладких шоколадных чипсов, чтобы компенсировать это.

Майло нуждался во многих вещах, некоторые из которых Ноа больше не мог ему дать. Эта мысль приводила его в ярость. Он взбивал тесто все сильнее, пока его бицепс не начал гореть.

Его сын сидел на табурете на другой стороне острова, на столе в беспорядке лежали цветные карандаши, мелки и фломастеры. Майло рисовал свое последнее увлечение супергероем — Росомаху — на цветных листах бумаги.

Теперь он выжидающе смотрел на Ноа, ожидая ответа, который имел бы смысл.

Разумных ответов не находилось. Мир рушился на глазах, а Ноа понятия не имел, что с этим делать, и как объяснить все своему восьмилетнему сыну.

Майло спрашивал о Ханне с тех пор, как она уехала четыре дня назад. У Ноа закончились отговорки.

Он посмотрел на свой безымянный палец, на светлую полоску кожи. Вчера был День Святого Валентина — еще один нож в его сердце. Не то чтобы они могли праздновать.

— Мама… — Слово застряло у него в горле. — Твоя мама… она должна была уйти.

— Куда?

— Она поселилась в другом месте. В нашем старом доме.

— Почему?

Ноа вырос в семье, где царили разногласия: его озлобленные родители постоянно ссорились друг с другом, часто втравливая в это своего ребенка. Он поклялся, что никогда не поступит так же.

Он проглотил свою злость и обиду, пусть и едкую, и заставил себя улыбнуться. Получилось изобразить только подобие улыбки.

— Ей нужно немного пространства. Она через многое прошла.

Он добавил в тесто немного соли. Соли по-прежнему хватало, но что делать, когда ее не станет? Соль необходима для сохранения пищи, для выживания человеческого тела. Ноа отогнал эту мысль подальше.

Майло пожевал конец маркера, нахмурившись.

— Когда она вернется?

«Никогда. Она оставила тебя, и никогда не вернется. Вы никогда больше не будешь единым целым».

— Я не знаю.

— Разве мы не можем ее навестить? Наверняка она хочет, чтобы мы приехали к ней. Я могу поиграть с Призраком и помочь ей и мисс Молли со всеми их приготовлениями. Мы могли бы поболтать с Квинн. Мы можем пойти прямо сейчас?

— Я должен работать.

— После работы?

— Не сегодня.

Майло положил маркер и наклонился вперед, его лицо выражало нетерпение и надежду.

— Значит, завтра?

Ханна просила его — умоляла — привезти Майло к ней в гости. Она хотела видеть Майло каждый день, предлагая заботиться о нем, пока Ноа работает.

Ханна больше не могла въехать в «Винтер Хейвен», но Ноа мог выезжать. Он мог отвезти Майло к ней, если бы захотел.

Он не хотел. Конечно, это мелочно и немилосердно, но он ничего не мог с собой поделать. Мысль о встрече с ней пронзала кинжалами его горькое, сжавшееся сердце.

Вместо этого он попросил жену ополченца, живущего по соседству, присмотреть за Майло. Дэррил Виггинс, бывший банкир, который жил через дорогу и, похоже, не занимался никакой работой, согласился подстраховать в обмен на несколько бутылок виски.

— Нет, завтра тоже не получится.

Майло погрустнел.

— Что насчет Квинн? — спросил он после некоторого молчания. Он переложил свои рисунки и достал подробный набросок Росомахи. Это была работа Квинн, и очень хорошая. — Почему я должен идти в дом этой странной женщины? Если я не могу быть с мамой, я хочу быть с Квинн.

— Ты не сможешь видится с Квинн пока. Прости.

Он уставился на свой рисунок.

— Это нечестно.

— Жизнь вообще не справедлива.

— Почему она не может прийти сюда, как раньше?

— Таковы правила. Мы должны их выполнять.

Вчера Квинн помогала волонтерам в школьном приюте, когда он зашел проверить, как дела. Улыбаясь, она достала из кармана куртки карточную игру «Монополия» и пригласила его и Майло на ужин к своей бабушке.

Он помнил ее лицо, когда отказался, — растерянность, разочарование и обиду, которые она не смогла скрыть.

Квинн ему нравилась, правда. Но он не мог допустить, чтобы Майло проводил больше времени с ней и Молли. Их бунтарские идеи небезопасны. Они могут подвергнуть Майло серьезной опасности. Он не мог рисковать.

Ноа вылил еще один половник теста. Он выпрямил руку, чтобы она не дрожала.

— Там небезопасно для тебя.

Майло сузил глаза.

— Почему нет?

— Случаются плохие вещи. Люди причиняли друг другу боль. Люди умирали.

— Ты говорил Нана Синклер и ополчение смогут защитить нас.

— Они защищают «Винтер Хейвен».

— А как же остальной город? Как насчет мамы, Квинн, мисс Молли и всех остальных?

— Их тоже, — соврал Ноа. — Но нигде так не безопасно, как здесь.

— Значит, мама не в полной безопасности, как мы.

— Твоя мама достаточно взрослая, чтобы сделать свой собственный выбор, — проговорил он резко. — А ты нет.

Майло посмотрел на рисунок. Он провел пальцем по голове Росомахи. Лицо супергероя напоминало лицо Лиама Коулмана.

— Мама хочет, чтобы я был с ней? Она хотела, чтобы я пришел?

Ноа застыл на месте. Долгое время он не знал, что сказать. Ревность съедала его. Темная обида разлилась по его венам.

Ноа не знал, как отреагирует сын, если он скажет правду, и кого выберет Майло. Это злило его еще больше.

— Нет, сынок. Она не хотела.

Его маленькие плечи опустились.

— Ох.

Ноа проигнорировал укол вины и взглянул на часы.

— Завтрак почти готов. Пора принять лекарство.

Майло ничего не сказал.

Ноа перевернул блинчики, затем взял с кухонного стола рюкзак, расстегнул его и достал таблетку гидрокортизона. У него хранился запас лекарств на годы вперед, но в этом рюкзаке лежала последняя экстренная инъекция. Несмотря на поиски ополченцев, они так и не наткнулись на другую.

Он включил кран и наполнил стакан холодной водой. Ноа не сводил глаз с воды, льющейся из крана. Какая простая вещь, но какая драгоценная. Тепло, проникающее через вентиляционные отверстия. Свет, который включался одним щелчком выключателя.

Раньше все воспринимали эти удобства как должное; теперь они стали бесценным товаром. Ресурсы, за которые люди сражались, из-за которых убивали.

Он не хотел отказываться от такого ценного имущества. Этот дом — «Винтер Хейвен» — сохранил жизнь его сыну.

Он стоил всего, что бы Ноа или кто-либо другой ни сделал, чтобы сберечь его. Он стоил каждой унции пролитой крови.

Ему плевать, что думают Ханна, Бишоп или Лиам Коулман. Они заблуждались. Они ошибались. Ноа прав.

Он выключил кран и передал Майло стакан с водой и таблетку. Майло проглотил ее и поставил стакан рядом со своими рисунками.

Ноа изучал своего сына, проверяя, не слишком ли бледна его кожа, выглядит ли он крепким и здоровым.

— Как ты себя чувствуешь? Есть головокружение? Расстройство желудка?

Майло угрюмо пожал плечами. Ноа его расстроил.

Скрывая раздражение, Ноа зачерпнул лопаточкой несколько шипящих блинчиков и положил их на тарелку Майло. От восхитительного аромата сладких пушистых лепешек у него пересохло во рту. Он намазал их липким арахисовым маслом и подтолкнул тарелку к сыну.

Майло уставился на еду, его глаза поблескивали. Но он не взял вилку. И не стал есть.

Вспышка негодования пронзила Ноа. Майло должен быть благодарен за все, что он сделал для него, за все жертвы и компромиссы, на которые пошел, хотел пойти, собирался пойти.

— Ешь, Майло! По крайней мере, у тебя есть что поесть! Ты даже не представляешь, как тебе повезло!

Майло сморщился. Он съежился, обхватив себя худыми руками за грудь, его лопатки напоминали птичьи крылья.

Раскаяние пронзило Ноа. Он пожалел о своем тоне. Он испытывал стресс, его нервы не выдерживали, нити вины и ужаса, страдания и гнева змеились внутри него.

Все навалилось на него — работа, ополчение, Ханна — весь мир рассыпался по швам.

Он должен взять себя в руки, иначе тоже развалится. Он чувствовал это внутри себя, медленное неумолимое разрушение.

Мысли о соглашении с Розамонд преследовали его. Ноа отбросил свою осторожность. Это необходимо. Они вынудили его к этому своими собственными действиями. У него не оставалось выбора.

Если у Фолл-Крика еще есть шанс на мир, это должно быть сделано.

Он должен это сделать. Одно темное дело, и тогда он сможет начать собирать мир воедино. Все встанет на свои места. Город. Ханна. Его семья.

Ноа смирился с этим. Трудно сожалеть о том, что сделано ради любви.

Он с грохотом уронил нож для хлеба на столешницу.

— Прости, если напугал тебя, дружок.

В ответ Майло промолчал. Его тонкий подбородок опустился, непокорные черные кудри скрывали черты лица.

Ноа обошел остров и наклонился поближе. Его пульс громко стучал в ушах, все тело напряглось и сжалось, как кулак.

— Я люблю тебя больше всего на свете. Ничто в мире не изменит этого. Даже если вся планета сойдет с ума, я все равно буду рядом с тобой. Я не подведу тебя. Ты понимаешь?

Майло уставился на рисунок Росомахи, словно в нем крылось его спасение.

Ноа потребовалась вся выдержка, чтобы не выхватить рисунок и не разорвать его в клочья.

— Майло! Ты меня слушаешь?

Майло кивнул.

Ноа вздохнул. Тяжесть в его груди разрослась еще на пару миллиметров.

— Что бы ни случилось, сынок, знай. Я сделал все это ради тебя.