Кадуцей

Кома

Я открыл глаза. На стене старого дачного домика висел ковер, в который я так любил вглядываться, и осознав, что я уснул на диване, тщательно разглядывая все ворсинки этого удивительного произведения советского швейного искусства, медленно поднялся и слез с кровати. Под ногами я почувствовал деревянный пол и, шагая по скрипучим половицам, направился к двери, ведущей прочь из комнаты. Оглядываясь вокруг, я обретал какое-то неуловимое спокойствие. Дом казался таким огромным, хотя на самом деле был самым обычным и даже маленьким. Толкнув дверь, я оказался в холодном коридоре и услышал крики с веранды. Мое сердце забилось чаще, а на глазах навернулись слезы и тут… Щелчок. Выключился свет.

Я открыл глаза. Глядя в зеркало, я одевался, а после приблизившись к зеркалу, стал рассматривать свое лицо, на котором только недавно стала проступать щетина, прыщи стали постепенно сходить на нет, а майское солнце одарило меня приятным загаром. Я принялся проверять все ли я взял: паспорт на месте, две черные гелевые ручки, механические часы — все было на месте, к счастью, спокойствие также было со мной, в конце концов ОГЭ достаточно простой экзамен, который к тому же для меня ничего не значит, ведь я собираюсь поступать в одиннадцатый класс. Вся семья меня провожает, все желают мне удачи, но мой взгляд прикован только к матери, какое-то тревожное чувство она вызвала у меня, впрочем, не стоит сейчас забивать этим себе голову. Я открываю дверь и делаю шаг на лестничную клетку. Щелчок.

Я открыл глаза. Руки дрожат, я зажимаю рану в животе отца. Окровавленный нож лежит неподалеку, я ничего не понимаю, из моих глаз льются слезы. Я пытаюсь кричать, открываю рот, но не могу издать ни звука. «Скорая будет с минуты на минуты, держись папа, пожалуйста!» — молю я его в мыслях. Щелчок.

Я открыл глаза. Уже несколько ночей я провожу в больнице, рядом с отцом. Его состояние стабильно улучшается, но я до сих пор не могу понять, почему мать это сделала. Заявление в полицию я написал только благодаря Насте, она же не позволяла остаться мне одному и даже сейчас спала на моем плече. Это успокаивало. Щелчок.

Я открыл глаза. Все в цветных огнях — выпускная дискотека, на которую я, между прочим, не собирался идти, но меня все-таки принудили — Настя настояла. Мы отошли в дальний угол и, поддавшись той раскрепощающей атмосфере, поцеловались. Щелчок.

Я открыл глаза. Холодный весенний рассвет. Сигарета в руках. Настя в старом свитере. «Нет, это не так, это все не то, это все прошло. Как бы я не хотел остаться в этом воспоминании подольше, как бы я не желал вновь вернуть ее, как бы не желал снова стать беспечным подростком, я не могу. Мне нужно идти дальше», — подумал я.

— Тебе действительно пора очнуться, но часть твоей души я заберу себе, мне здесь так одиноко, — прошептала она и поцеловала меня. Я почувствовал неописуемую боль, словно меня разорвало пополам. Начало болеть плечо, шея, руки, в общем все тело. Щелчок.

Я открыл глаза. Меня слепил яркий белый больничный свет. Дышать было тяжело, ощущение своего тела было полностью потерянно, говорить я тоже не мог, по крайней мере мне так показалось.

— Он очнулся, очнулся! — послышались крики, отдававшиеся ударами молота в моей голове. Как бы я хотел вернуться в тот мартовский день, на ту самую крышу, к той самой, которая могла читать меня, словно книгу, которая знала всех тараканов в моей голове. Как же тяжело жить… Но теперь я хоть вновь насладился той атмосферой, пускай и опять во сне.

Ко мне подбежал Амикус и еще какие-то люди. Я, как уже можно было догадаться, ничего не понимал и вопросительно смотрел на своего друга. Амикус нервно улыбнулся и велел всем выйти, мол, только очнулся и нечего грузить меня. Мы остались наедине.

— Я рад, что ты выжил, уверен, что у тебя куча вопросов, поэтому по порядку. Сейчас ты в безопасности, тебя нашли в заброшенном здании за чертой города, мы очень сомневались, что ты выживешь, ведь ты потерял много крови и неделю был в коме, но врачи говорили, что твои шансы процентов тридцать, поэтому нам повезло… — начал он свой рассказ, я же поразился тому, что, во-первых, Змея так великолепно сделала свою работу, а, во-вторых, что я целую неделю был в коме. — Тебя принесли к нам агенты «Карабинов», и тебе предстоит поговорить с одним из них, они заинтересованы в твоей связи со «Звездой», потому как на их людей участились нападения. К тому же мы решили, что медлить больше нельзя и раз на тебя открыли охоту, то нужно действовать, поэтому мы инсценировали твою смерть, похороны пройдут в это воскресенье. Теперь же тебе нужно отдохнуть, после познакомишься с нашими людьми, и мы обсудим дальнейшие действия, вопросы есть?

Сказать, что я был в шоке, — это ничего не сказать. Моя и так не самая лучшая жизнь за доли мгновений для меня превратилась в сущий ад. Инсценировали мою смерть! А меня они спросить не хотели? У меня может планы были, а что будет с Люксом? А с Сабриной? Однако в то же время я понимал, что это действительно хорошее решение, ведь никто не будет ожидать моего появления.

— Вопросов нет, — сухо ответил я, слова давались мне с трудом и как бы разносились по всему телу болью. Амикус вышел из комнаты, и я смог наконец сосредоточиться на своем теле. Плечо у меня было перебинтовано, как и голова, а на шее красовались пластыри. Я все еще чувствовал усталость, но было и облегчение. Все-таки повезло, что я выжил и что меня нашли.

Не сказать, что спать на больничной койке очень удобно, особенно когда чувствуешь боль в плече просто из-за того, что дышишь, но выбирать не приходится. Спал этой ночью я мало, зато размышлял много. Не думал, что моя жизнь свернет в это русло, хотя предполагал, если честно, что у меня какая-то боязнь счастья.

Где-то слышал, что некоторые люди думают, что на каждое их счастье приходит неудача, это, конечно, ошибка восприятия, но наука не может обнадежить человека, а даже наоборот, скорее вгоняет его в депрессию. Ведь даже принимая атеизм и отрекаясь от Бога, ты обрекаешь себя на вечные муки, в тяжелые моменты ты не можешь обратиться к Всевышнему за помощью, а в своих неудачах можешь винить только себя, ведь только твои решения и их последствия влияют на жизнь, но никак не твои, так называемые грехи. Ты также должен смириться с тем, что после смерти будет лишь пустота, с тем, что ты не особенный, а лишь один из восьми миллиардов людей, живущих на камушке на отшибе вселенной, тебе придется принять то, что на большинстве масштабах восприятия, ты — никто. Однако если ты примешь это, то сможешь стать счастливее, ты сможешь восхищаться миром по-новому, будешь видеть, как ничтожные случайности творят реальность, тебе будет безумно тяжко, тоскливо, больно, но при этом смешно, тебя будет забавлять тот факт, что тебе просто не повезло. Нет никакого Бога, которому ты не понравился, нет кармы, и ты не отвечаешь за грехи прошлой жизни, нет «бумеранга», ничто не вернется тебе, ни добро, ни зло. Только полностью отринув себя и свои убеждения, только осознав свою бессильность, обретешь счастье… Хотя в привычном понимании счастьем это уже не назовешь, ты обретешь покой. Твои нервы станут железно-бетонными.

Но нужно еще не сломаться на пути к спокойствию, а это сложно. Я могу сейчас взять нож, лежащий на тумбе у моей койки, и вонзить его туда, где должно быть сердце, но не стану — это скучно. И это единственная причина, мысль о суициде проскакивает у меня далеко не первый раз. На моем лице появилась странная садомазохистская улыбка. Все-таки боль — великолепное чувство, ведь именно оно побуждает нас действовать. Боль и страх — двигатели жизни, искусства и много чего еще.

К моему счастью, бесконечный порыв моих искалеченных мыслей прервал Амикус, который, казалось, буквально десять минут назад вышел из местного лазарета.

— Отдохнул? — я покачал головой. — В любом случае, тебе пора вставать.

Я сел на кровати. Минутное колебание, и я встал. Мы направились по коридорам, это все походило на какие-то катакомбы, и я понятия не имел, где мы можем находиться, но так или иначе мы пришли в то, что я идентифицировал как допросную. Меня провели внутрь камеры, где уже сидела какая-то девушка, она, как я понял, читала мое досье и усмехалась.

— Да ты у нас счастливчик просто, — прозвучал приятный уху женский голос. Я, правда, ничего не ответил и сел на стул напротив нее.

Девушка была приятной наружности, лицо несколько худощавое, но при этом не имеющее никаких дефектов, глаза зеленые, нос немного тонкий, волосы имели легкий рыжий отлив. Ее задумчивый взгляд в досье сменился милой улыбкой мне, которая почему-то согрела меня. Я заметил у нее на шее несколько достаточно крупных шрамов, однако решил, что допрашивать тут собираются меня, а потому и спрашивать мне особо ничего не нужно.

— Ладно, давай знакомиться, я Марго Сцио, местный психолог, в данный момент моим главным пациентом являешься ты. Сейчас пройдешь небольшой тест, и я скажу, что с тобой не так. Кстати, можешь не волноваться, нас никто не слышит, я лично настояла на этом условии проведения осмотра.

Выявление дефектов в моем сознании заняло несколько больше времени, чем я предполагал. Разговаривали мы долго, но надо признать, что это было достаточно интересно. Марго затронула множество разных тем, предполагаю, чтобы определить мое общее отношение к жизни. Она спрашивала про желание что-то делать, про наличие друзей, про мои хобби, а также я, конечно, прошел множество разных тестов, наподобие теста Роршаха.

— У тебя были провалы в памяти? — спросила она неожиданно. Я хотел было ответить, что нет, однако передо мной тут же всплыли моменты, когда часть моих воспоминаний как будто была вырезана.

— Да, бывали.

— Так я и думала. Ты ведь и так знаешь, что у тебя шизофрения, так или иначе нам известно, что ты покупал таблетки, которые при регулярном потреблении должны снимать симптомы, а также мы знаем, что некоторое время ты посещал специалиста, он заверил тебя, что шизофрения вошла в стадию ремиссии, да?

— Д-да, — ответил я несколько удивленно.

— Удивляться тебе нет смысла, на тебя составили досье сразу после того, как узнали, что ты убил Апату. Так вот, судя по всему, после пережитых в последнее время событий болезнь напала на твой мозг с удвоенной силой, а потому тебе нужны будут новые препараты, более того у тебя диссоциативное расстройство личности. Однако твой случай особенный. Обычно вторая личность человека ведет себя как независимая и действует так, будто бы считает себя настоящей и главной, у тебя же вторая личность выступает скорее в качестве защитного механизма. Твое тело вызывает ее тогда, когда мозг отказывается принимать то, что тебе предстоит сделать, по крайней мере, такова моя теория. Но с этим тоже стоит быть осторожным, потому как неизвестно чем обернется такой симбиоз, скорее всего позднее эта личность осознает себя и попробует отделиться.

Мне стало тяжело это слушать, и я жестом остановил Марго. Она протянула мне стакан с водой, и мы сделали небольшой перерыв в зачитывании моих диагнозов.

— Прости, что я так бестактно это говорю, но мы не в том положении, чтобы обсуждать то, как тебе помочь, не сейчас. Позже, скорее всего, я смогу попросить Амикуса попробовать договориться о проведении на тебе новейших процедур, которые может помогут, но в данный момент нам важнее оценить риски без прикрас и разобраться со «Звездой», продолжим? — в голосе Марго хоть и слышались нотки сочувствия, но от ее дружелюбного тона, который встретил меня на входе, уже ничего не осталось, теперь были только сухие факты.