Кадуцей

Отчаяние и подготовка

Мне стало невыносимо жить. Я ненавидел себя и все, что со мной связано, винил себя во всех бедах людей, с которыми был знаком, я старался принизить себя так, чтобы суметь оправдать ту жестокость, с которой я убил Змею. Я не могу сказать, что меня не обрадовала ее смерть, однако она точно не заслужила такого. Та ненависть, что сидит внутри этого голоса, откуда она? Ведь он знает не более моего, так почему мой опыт так на него повлиял? Почему он настолько жестокий?

Несмотря на то, что я задавался вопросами, и даже надеялся получить на них ответ, он молчал, и это только сильнее раздражало. Судя по всему, ему потребовалось много сил, чтобы исполнить эту выходку, а это значит, что хоть какое-то время я смогу пожить спокойно. Боже, как бы я хотел вернуться в объятия Сабрины.

Весь оставшийся день и всю ночь я провел в одиночестве, ко мне никто не заходил, я даже подумал, что они все узнали и просто ждут подходящего момента, чтобы арестовать меня, однако, к счастью, я ошибся. Двадцать восьмой час моего бодрствования был ознаменован приходом Амикуса.

— Ты хоть спал? Выглядишь уж… — начал было он. Я закатил глаза и тут же перебил его:

— Нет. Не спалось, зачем зашел?

— Жаль, потому как силы тебе понадобятся, ближайшие пять дней у тебя будет экспресс-обучение обращению с огнестрельным оружием, небольшой курс самообороны и подготовка к встрече с Китобоем. Через неделю ты отправишься к нему и попробуешь что-нибудь узнать о готовящемся собрании. Мы также изготовим тебе маску, чтобы избежать нежелательных встреч, есть какие-то предпочтения?

— Понял, да, — я дал Амикусу распечатанную фотографию, где была белая маска, на которой вокруг отверстий для глаз были черные круги, от них симметрично в противоположные стороны шли сужающиеся и закручивающиеся линии.

— Интересно, у нее есть какое-то значение?

— Это означает «отчаяние».

— Ладно, в общем, чтобы через час был готов, я пойду.

Я лишь кивнул. Еще где-то с минут десять я просидел неподвижно, просто залипая в одну точку. Было очень тяжело переступить через себя и наконец встать. Когда же у меня уже наконец получилось подняться, я направился сначала в туалет, а после пошел в столовую, потому как голод все-таки одолел меня. Не сказать, что еда, которую там подавали была деликатесом, однако хоть что-то. Я заметил, что за последние несколько дней здесь порядком прибавилось людей: теперь в столовой находилось порядка полутораста человек.

Постепенно мне становился понятен масштаб той ситуации, в которой оказался мой родной город: его буквально отрезали от остальной страны, теперь при совершении поступков руководствовались не моралью и буквой закона, а только личными интересами и жаждой продвинуться по рейтингу организации. По моему телу пробежала дрожь, и пускай я не мог принять самого себя, но решил, что все-таки жизнь горожан стоит выше моих эмоций. Это, пожалуй, самое мое альтруистичное решение за жизнь.

Где-то полчаса я провел, тыкая вилкой в бедные макароны, лежащие у меня на тарелке. Сознание полностью покинуло меня и полетело познавать тщетность бытия и скоротечность времени, однако хлопок по спине вернул меня в чувства.

— Смотрю, аппетита у тебя вообще нет, — послышался мне знакомый и даже уже несколько родной голос Марго. Я повернул голову в ее сторону, и меня одарили лучезарной улыбкой, которая хотя бы на мгновение смогла облегчить ту ношу, которую я себе сам придумал. Я постарался улыбнуться в ответ, но, кажется, что получилось у меня не так хорошо, как я планировал. Девушка села рядом со мной и обняла меня.

— Слушай, я знаю, что тебе тяжело, и знаю, что ты, скорее всего, винишь себя во всех тех смертях, которые сопровождают тебя, но, пожалуйста, не сдавайся, я верю, что ты справишься. Ты нам очень нужен.

Возможно, она предполагала, что эти слова должны мне помочь продолжить бороться, что благодаря ее поддержки мне станет легче, однако она ошиблась. Ее словами отдались ножевым ранением на моем сердце, а мое лицо исказила гримаса отвращения. Вся столовая начала казаться мне полна гнилых людей, я начал видеть, как из них всех льется ненависть, я почувствовал, как Марго втыкает мне нож под ребро. Я готов был поклясться, что видел, как у этого милого, на первый взгляд, создания вырастают дьявольские рога и хвост. Она подняла на меня взгляд, и я увидел, как ее глаза залились кровью, а зрачки стали прямоугольными.

— Убери свои лапы, ведьма, — мне показалось, что мой голос звучит несколько иначе, вернее это был уже не просто мой голос. До моих ушей доходили вибрации не одного, а десятков голосов, произносящих мои слова в унисон, я ощущал, как чувство презрения к этой девушке переполняет меня, мне стало невыносимо тошно находиться рядом с ней, а в сознании зависла одна мысль: «УБЕЙ ЕЕ, УБЕЙ ЕЕ, УБЕЙ ЕЕ». Я слышал, как доселе ненавистный мною голос ласкал мой мозг предложением, от которого я просто не мог отказаться, однако благодаря усилию воли, порыв к свершению публичной казни был подавлен.

Мне Марго все еще виделась в образе дьявола, однако на самом деле, на ее глазах начали наворачиваться слезы, но меня это никак не трогало. В последнее время я уже утратил понимание своих эмоций и, в целом, потерял связь с организмом. Меня уже мало волновали другие люди, и, хотя я понимал, что мне не стоит от них отдаляться, сейчас я не мог ничего с собой поделать. Мне топила привычка вывозить все в одного.

Поднявшись из-за стола, я направился в комнату, где должна была начаться моя физическая подготовка. Пока я шел по коридорам, которые словно линии метро петляли из стороны в сторону, мне стало предельно ясно, что никому я не нужен здесь, все лишь хотят моими руками устранить всех адептов «Звезды», сделать на них облаву и превратить меня в козла отпущения. Ярость заполнила мою грудь, она мешала дышать, мешала сердцу перекачивать кровь, напряжение в мышцах росло, и я чувствовал, что первый же встреченный мною человек отправится к праотцам.

Еще один поворот, и вот он — долгожданный мальчик для битья. Довольно высокий парень оборачивается, бросает недокуренную сигарету на пол, наступает на нее и поднимает на меня взгляд. Мои ноги затряслись, к горлу подступил ком, а сердце начало в бешенном темпе гонять кровь, чтобы мозг все-таки смог отличить реальность от больного воображения. Мои глаза начали слезиться, я отчаянно пытался поверить в то, что это лишь ошибка моего сознания, но где-то в глубине все-таки теплилась надежда, что это происходит наяву. Я упал на колени.

— Скажи же, это все взаправду? — спросил я сквозь слезы, стараясь поднять взгляд.

— Конечно, нет. Давид, как бы я не хотел быть рядом, но сейчас я всего лишь иллюзия твоего сознания, прости, — произнес Артем и поднес руку к моей голове. Я закрыл глаза, стараясь сделать эту иллюзию максимально реалистичной, и у меня получилось. Я почувствовал, как он потрепал мои волосы, но когда открыл глаза, то уже находился в коридоре один.

Поднялся я, наверное, еще спустя только минут пять. Мои руки дрожали, а в горле было сухо, до меня все-таки дошла усталость, что накопилась за бессонную ночь, а желудок начал громко давать о себе знать, ведь я так и не притронулся к еде, более того мне стало ужасно стыдно за то, что я сказал Марго. Судя по всему, мое сознание начало приходить в норму, и моя светлая сторона решила использовать образ лучшего друга, чтобы как-то вернуть мне человеческие чувства. Добрел к Амикусу я с трудом, но, к моему счастью, мне не пришлось ничего говорить.

— Вижу, что тебе тяжело. Здесь есть еда, перекуси и ложись здесь же спать. Умбра настоял, чтобы мы просто обучили тебя обращению с огнестрелом, все равно тебе нужно лишь разузнать о встрече членов секты, а дальше мы все сделаем сами, поэтому тебе осталось лишь встретиться Китобоем и разговорить его, — сказал он и улыбнулся, на моих глазах опять начали наворачиваться слезы. Только сейчас я смог осознать, насколько дорог стал мне этот человек, мне начало казаться, что он стал мне отцом, которого так не хватало.

— Спасибо, — ответил я, утерев слезы, и быстро перекусив, лег спать. Заснул я в то же мгновение, когда моя голова коснулась подушки. К счастью, мне не снилось абсолютно ничего, я просто отдыхал, впервые за долгое время, как мне показалось. Проснулся я ближе к полудню, проспав, в итоге, чуть меньше двадцати часов. Подъем был тяжелым, но это напомнило мне мои университетские будни, стало немного тоскливо, но где-то внутри теплилась надежда, что, когда все кончится, я все-таки смогу вернуться в университет и продолжить обучение.

Рядом с кроватью, на столе, лежала записка.

«Как только проснешься, иди в столовую и поешь, потом иди в тир».

Так я и поступил. Поднявшись, направился по этим уже несколько ненавистным коридорам в столовую. Стены пустые, и глазу не за что зацепиться, однако я упорно стараюсь сохранить разум в теле и не дать ему улететь куда-то далеко за пределы Земли. Мысли в голове сменяются одна за одной, но ничего не застывает более чем на миг, что, конечно же, меня радует. Этот поток размышлений дарит какое-то неописуемое спокойствие, которого я уже давно не испытывал. Кажется, это называется безмятежность. Так приятно.

Придя в столовую, я беру еду и направлюсь в сторону стола, где сидел вчера, а в голове сразу всплывают картины вчерашнего дня.

— Надо будет зайти к Марго извиниться, — говорю я себе под нос и меняю направление к другому столу. На удивление, несмотря на воспоминания о вчерашнем дне, я достаточно ровно дышу и ничего меня не тревожит. Где-то далеко боль отдается эхом, но оно такое тихое, что можно закрыть на него глаза.

Еда показалась мне несколько постной, но вполне съедобной. Наконец расправившись с блюдом, я отправился в тир. Чем ближе он становился, тем отчетливее слышались выстрелы, видимо, даже несмотря на великолепную звукоизоляцию, кое-что все-таки слышно даже сквозь закрытую дверь. Когда я вошел в тир, то увидел там Амикуса, сидящего где-то в углу в наушниках, занимающегося своими делами, и Марго, стреляющую из «Глока-семнадцать».

Помещение было не особо большим. С правой стороны от входа было несколько стендов с самыми разными видами оружия, а слева было пять или шесть деревянных ящиков с неизвестным содержимым. Где-то в двух метрах от входа была длинная стойка, рядом с которой и стояла Марго. Сами же мишени находились у дальней стены, где-то в метрах семи-восьми от стойки.

Рядом со входом также висели наушники, они-то и помогли мне спасти голову от неизбежной боли из-за громкости выстрелов. Надев их, я облокотился на стену, рядом со входом и стал наблюдать за Марго. Девушка стреляла много, но только из пистолета, ее лицо искажала гримаса ненависти, однако на уголках глаз собирались слезы. С каждым выстрелом она как будто становилась только злее. Выстрелы становились все громче и громче, мне даже показалось, что они начали отдаваться эхом где-то на подкорке моего мозга. Вскоре патроны кончились, и Марго отложила пистолет, выдохнув.

— Как меня это все за… — прервалась она, когда увидела меня. В воздухе повисло неловкое молчание, а Амикус упорно делал вид, что его тут вообще нет.