Жуткая Женя

Глава 19. Ответ

Уходя, гасите всех (с)

И снова, как тогда, на заправке под Волгоградом, Вова ощутил абсолютно неуместные эмоции. Вместо смятения и паники, он вдруг почувствовал усталость. Не физическую, но моральную. Глубокую, тягучую, как патока, всесокрушающую усталость. Как всё достало. Как надоело быть пешкой в чужих играх. Разменной картой в посторонних разборках. Оружием, в чьих-то сильных руках.

О, это началось не сегодня. И даже не с появлением в его жизни Эрхара и Поедуна, нет. Это тянулось многие годы. Он метался между разведёнными родителями, служил буфером в конфликтах начальства, и вот теперь… Теперь…

Какой правильный вопрос задан ему.

Действительно, кто ты, Вова? Тот, кого втянули в историю, или тот, кто эту историю творит?

Дядя Миша и компания терпеливо ждали ответа.

Вот козлы! Подлые козлы! Заманить шашлыком и пивом, а потом вот так подставить! Чем они, после этого, лучше Душегуба Эрхара?

Неотрывно глядя в глаза трактирщика (подлые лживые глаза фальшивого трактирщика), Вова медленно, с расстановкой произнёс:

– Женечка. Хлебни вискаря.

Она всё поняла. Она всегда его понимала. Протянула руку и увела из-под носа Сергея-водителя квадратную бутылку. Отвентила крышечку. Припала к горлышку и глубокими смачными глотками осушила до дна. А после – охерачила этой самой бутылкой по голове сидящего рядом Палыча.

Красноносый опал, как озимые, как раз в тот самый момент, когда Лухманов мощным и точным (а главное – неожиданным) ударом вырубил Сергея-штурмана.

Защитники веры и справедливости повскакивали со своих мест. Женя запрыгнула на стол и зашипела, оскалившись. Вова заметил, как заострились её зубы, а зрачки вытянулись, словно у кошки.

– Убей их всех, – прохрипел Лухманов еле слышно.

– Убейте их! – вскричал дядя Миша и ринулся к барной стойке, уходя из-под Вовиного кулака.

Трус! – разъярился Вова и бросился за трактирщиком, но на пути тут же выросли двое. Смуглый черноглазый верзила и мордатый приземистый толстячок (экотуристы хреновы!). Последний сжимал в мясистой лапе шампур.

От первого удара Вова увернулся. Второй – под дых – пропустил. Согнулся, чуть ли не пополам, но только для того, чтобы наградить верзилу смачным апперкотом. Мракоборец выпал в нокаут, а толстячок, держа шампур как рапиру, наступал. Лухманов легко перехватил и вывернул пухлую руку, но коротышка, изловчившись, вцепился в Вову, словно мастифф, и повалил на пол.

Чёрт! Сколько он весит? Тонну? Толстяк подмял Лухманова под себя, как дембель девственницу. Железные пальцы сомкнулись на горле. Чёрт! Чёрт! Чёрт! Грудь разрывало от спазмов, уши заложило, глаза вылезли из орбит. Вова отчаянно дёргался, пытаясь высвободиться и сбросить с себя этого слона, да бесполезно.

В последнем безумном усилии он принялся шарить рукой по дощатому полу. Вот оно! Шампур! Родимый! Какая незаменимая в хозяйстве вещица!

Лухманов, собрав воедино крупицы самообладания, вогнал остриё в шею душителя. Кровь, вопреки ожиданиям, не хлынула, но хватка толстяка ослабла, а спустя миг он рухнул, будто мешок с мукой.

Хватая ртом воздух, Вова сбросил с себя обмякшее тело… и упёрся взглядом в Сергея-водителя. Татуированный сжимал в руке обломок кия, сильно походивший на осиновый кол.

Рыча, Сергей бросился на Лухманова. Замахнулся… и упал ничком. Из-под лопатки торчала рукоять мясницкого тесака. Решетникова, вся красная от крови, послала Вове воздушный поцелуй, перед тем как снова нырнуть в гущу драки. Так мило…

Лухманов разглядел четыре тела: одно, обезглавленное, на столе; второе – кусками – у барной стойки; два других – у лестницы на второй этаж.

Против Жени выступили трое. Вова испытал странную гордость, наблюдая, как она перегрызла горло одному, с хрустом свернула шею второму и вырвала сердце третьему. И всё это с ослепительной, чуть лукавой улыбкой. Чудо, а не женщина!

Но где же дядя Миша?

Предводитель мракоборцев появился неожиданно. В руках трактирщика блестел, переливаясь в полумраке… огромный двуручный меч…

Вова чуть дар речи не потерял. А дядя Миша, наоборот, заговорил:

– Габриэл предупреждал меня насчет тебя, да я, старый дурак, не поверил – сказал он, аккуратно переступая через трупы собратьев. – Теперь настало время правды… Вальдемар, урождённый Лухманов! Сегодня мы, братство верных псов Господа нашего, положим конец твоим бесчинствам. Есть ли тебе, что сказать напоследок?

– Да… – кивнул Вова, глядя мимо инквизитора. – У Жени бензопила…

– Что? – переспросил дядя Миша, и тотчас гнетущую тишину разорвал рёв. Решетникова, вооружившись шведской красавицей Хускварной, бросилась на мракоборца…

Сколько крови…

Сколько крика…

Сколько боли…

Сколько страдания…

Кровь, крики, боль, страдание – неотъемлемая часть жизни. Ибо с них жизнь и начинается.

Вова любовался Женей, чувствуя, как внутри разгорается пламя похоти.

Когда тело дяди Миши превратилось в нарезку, Лухманов степенно приблизился к Решетниковой. Заглянул в глаза. Улыбнулся.

Она поняла. Она всегда его понимала…

Вова впился жадным поцелуем в окровавленные губы. Насладившись вкусом смерти, резко развернул Женю и грубо толкнул к столу. Наклонил. Задрал подол и, ухватив ненаглядную принцессу за волосы, взял так жёстко, как только смог…