Жуткая Женя

Глава 7. Недоброе утро

Утро добрым не бывает (с) Народная мудрость

Ровно в десять мобильник Вовы запел голосом Джеймса Хэтфилда. Не открывая глаз, Лухманов нащупал телефон на полу.

- Да?

- Вова! – звонила Лизочка. – Вова! – Секретарша причитала и всхлипывала.

- Лиз, ты чего? – прохрипел Лухманов в трубку. – Что стряслось?

- Шеф пропал!

- Как пропал? – Вова сел и принялся тереть глаза.

- Совсем… - всхлип, - совсем пропал! Вчера домой не вернулся. Тут у нас полиция… Вова, ты с ним накануне говорил, помнишь?

- Помню, - буркнул Вова. - И что с того?

- Ну… может ты знаешь, где он?

"Знаю! – захотелось сказать Вове. - Борисова черти взяли. Потому что Я так захотел…"

Лухманов помотал головой. Что за чушь? Откуда эти ужасные мысли?

- Н-нет, Лизок, извини. Он только наорал на меня и всё…

- П-понятно, - разочарованно вздохнула секретарша. – А ты когда будешь? У нас тут такое творится!

- А я не буду, Лиз. Я уволился.

- Как уволился?

- Совсем. Так что воюйте без меня. Счастливо!

Он дал отбой, потянулся так, что хрустнули кости и, почесывая едва наметившееся пивное брюшко, прошел на кухню.

Женя, сидя на корточках у открытого холодильника, запихивала в рот замороженные пельмени и грызла, громко похрустывая.

Вова чмокнул золотистую макушку:

- Доброе утро, любимая. Завтракаешь? – Он обошел Решетникову и поставил чайник на плиту. – А я кофейку попью. Будешь?

Евгения подняла на него синие глаза и посмотрела жалобно-жалобно, прямо как кот из Шрека. Подбородок её задрожал и она заскулила.

- Что с тобой? – Вова опустился рядом. Прижал Женю к себе, и она обмякла в его руках. – Что с тобой, девочка моя?

Решетникову затрясло, как в лихорадке. Лоб покрыла испарина. На губах белела пена. Что же это? Вова почти физически ощущал страдания любимой. Бедная! Бедная девочка! Надо вызвать скорую! Стоп. Нельзя скорую: вдруг идиотские предположения Стаса подтвердятся? Может, позвонить самому Шумилову? Не вариант…

Думай, Лухманов! Думай! Но, что-то не думалось…

Вова намочил полотенце и принялся обтирать раскалённую Женину кожу. Решетникову, как будто, отпустило. Конвульсии прекратились. Надолго ли?

- Что же с тобой происходит, Женечка? – нежно прошептал Лухманов, и вдруг понял…

Осознание пришло неожиданно легко, словно он знал это всё время…

- Ты голодная!

Евгения слабо улыбнулась в ответ. Вова подхватил её на руки, уложил в постель и закутал одеялом.

- Не волнуйся, дорогая. Я что-нибудь придумаю.

Легко дать обещание. Но каково сдержать? Вова стоял посреди кухни и тупо пялился в одну точку. Он хорошо понимал, что нужно Решетниковой. Чужая жизнь. Чья-то плоть и кровь. Может, подойдёт его собственная?

Лухманов схватил нож. Выбрал самый большой из набора. Сталь зловеще блестела…

Вова распластал левую пятерню на столе. Глубоко вздохнул. В сущности, зачем ему так много пальцев? Обойдётся и двумя…

Раз-два-три… Пора! Вова зажмурился, закусил губу и…

Тук-тук-тук-тук-тук-тук. В дверь барабанили настойчиво и громко. Тук-тук-тук-тук-тук.

Лухманов, словно в анабиозе, отложил нож и крикнул: «Иду». И кого там черти принесли так не вовремя?

- Здравствуйте! – на пороге стояла парочка вчерашних миссионеров. Женщина ослепительно улыбалась. Её спутник раздувался от сознания собственной значимости.

Они что, измором меня взять решили? – подумал Вова и нахмурился.

– Вы читаете Библию? – пропела свидетельница Иеговы. - Хотите поговорить о Боге?

Секунду Вова колебался. Всего секунду. Не больше.

- Входите, - сказал он, пропуская незваных гостей. - Женечка, милая! К тебе пришли!