Блуждающий костер

— А ты, Яна? Ты отрицаешь, что ходила вчера к костру, а потом, когда мы тебя об этом спросили, ты сказала, что ничего не было?

— Я ничего не говорила… Но если бы я и говорила, то так бы и сказала, потому что ни к какому костру я не ходила!

Яна всерьез разозлилась.

— Хорошо, отлично! — Димыч смирился с поражением, и продолжал опрос для проформы. — Володя! Ты продолжаешь утверждать, что вчера я не спрашивал ни про какой костер, и ты мне не отвечал?

— Да, блин, продолжаю!! Димон, если ты не прекратишь, я тебе…

— В лоб дашь? Спасибо, ты вчера уже обещал. Точнее, в ухо. Но не дал.

— А сегодня дам! Вот прямо щас дам, если не уймешься!

— Так ты обещал дать вчера?

— Бл…ь, не обещал я!

— Все ясно, спасибо. — Димыч залпом допил оставшийся чай, опустил кружку в свой мешок, ссыпал туда же недоеденный перекус и поднялся. Стараясь не выдавать дрожь в руках, он рывком подтянул рюкзак, сунул туда мешок, застегнул клапан и вскинул рюкзак на колено.

Женя, поняв, что он делает, тоже поспешно засобиралась.

— Далеко ли направились? — холодно изрек Володя, наблюдая за ними.

— На перевал. Куда же еще? — Как ни старался Димыч быть спокойным, голос его срывался. — Маршрут есть маршрут. А говорить нам больше не о чем.

…

После полудня ветер все-таки разгулялся, хотя и не так, как мог бы. Димыч молча шел вперед, не оглядываясь. Женя шагала след в след, прячась от ветра за его рюкзаком. Димыч, хоть и устал тропить один, не сбавлял темпа. Они шли вдоль склона хребта, почти касаясь края леса — разреженной россыпи елок, укутанных снегом — но все же не спускались вниз, чтобы не терять высоту. Женя тоже старалась не оглядываться. Только один раз, когда ее спутник заложил резкий поворот, обходя елочку, она невольно посмотрела назад. Вдали, едва видная в тумане поземки, тянулась вереница рюкзаков. Ссора — ссорой, но Володя не стал отказываться от готовой лыжни. Догнать Димыча группа не пыталась; он, в свою очередь, налегал изо всех сил, чтобы расстояние не сокращалось.

— Они идут за нами! — Женя напрягала голос, чтобы перекричать ветер.

— А что им еще делать-то? Из принципа другую лыжню тропить? Конечно, за нами пойдут.

Общее направление, общая лыжня — это создавало иллюзию того, что все в порядке и ничего экстраординарного не произошло. Со стороны могло показаться, что два сильных «лося» просто обогнали группу и тропят за всех в свое удовольствие. Но ведь когда-то это закончится, думала Женя, и они все соберутся на стоянке. И там им волей-неволей придется посмотреть друг на друга и что-то сказать. Она с замиранием сердца ждала, что же это будет. По упорному, мрачному молчанию Димыча она догадывалась, что его беспокоит то же самое.

Вот и перевал. Погруженная в невеселые мысли, Женя не заметила, как поднялась на его обледенелое, кое-где каменистое ложе. Ветер засвистел сильнее, пытаясь заглушить тревоги. Но ему это не удалось. Женя даже не вспомнила о том, что ей холодно, и что вообще-то полагается устать. А когда лыжи, преодолев седловину, мягко заскользили вниз, она забыла, что боится крутизны. Прежние страхи были ничтожны в сравнении с непостижимой загадкой, что следовала за ними по пятам в лице шести лыжников — недавно еще знакомых, а теперь странных и чужих. Так они добрались до леса. Димыч остановился и нехотя оглянулся на перевал. На склоне, в разрывах метели показались серые точки. Они спускались вниз зигзагами — точно по димычевой лыжне.

Еще через два часа Димыч стал искать стоянку. Два ручья — точнее, два чуть заметных желобка в снегу — сливались в неширокое, но уже явное русло заснеженной речки. По плану группе надлежало встать именно здесь. Оставалось отыскать подходящее место. И оно быстро нашлось: ровная поляна, окруженная хороводом деревьев, как будто специально посаженных для того, чтобы растягивать на них шатер. Женя и Димыч, не проронив ни слова, и даже не глядя друг на друга, старательно вытоптали лыжами площадку. Потом, меняясь по очереди, выкопали яму под костер и натянули тросик для котлов — тоже в совершенном молчании. Незачем было говорить; оба и так знали мысли друг друга. Мысли эти были таковы: «Вот сейчас придет группа. Как они посмотрят на нас, что скажут?» — «Не знаю. Будь, что будет».

Димыч расчехлил длинную двуручную пилу. Не сговариваясь, они направились в лес, высматривая сухие кроны деревьев. Женя нашла сушину первая; остановившись около нее, она негромко позвала. Димыч подошел. Прищурившись, он оглядел ствол хозяйским глазом и даже зачем-то похлопал по коре рукавицей, после чего передал Жене ручку пилы. Перед тем, как начать пилить, она успела подумать, как не похож стал Димыч на себя самого трехдневной давности. Совсем иначе он вел себя тогда, отправляясь пилить дрова, и совсем иные вещи говорил, если она, Женя, случайно оказывалась рядом. Как много всего переменилось за эти дни! Кажется, что годы прошли… Но это промелькнуло в ее голове мгновенно, потому что пила уже въелась в сухую древесину и пошла наискосок — вжик-вжик! — прогрызать себе дорогу к кажущейся безнадежно далекой противоположной стороне ствола. Сначала было легко, потом стало трудно, потом невыносимо, потом трудно, но уже выносимо. А потом Женя и вовсе забыла об усталости и думала только о том, что пила близка к финишу и нужно принять меры, чтобы падающее дерево не задело ее. Все вышло благополучно: крона сосны качнулась в вышине и пошла вниз, набирая скорость, а потом мягко шлепнулась и затихла. Все в том же молчании они обрубали и обламывали сучья, а после, усевшись на коленях в снег, принялись пилить ствол на куски. Тем временем наступил вечер: небо из голубого стало перламутровым, а снег из белого — серым. Димыч развел костер и повесил растапливать котел со снегом. И в этот момент на тропе показались фонарики. В сумерках они светили слабо, как первые звездочки.

— Ого, как тут нас встречают! — издали приветливо загудел Володя. — Уж и костер тебе, и котлы… Да и дрова на подходе! Ребят, надо было вам и шатер выдать. Чтоб мы пришли — а все уже постелено.

— Ага, и спальники наши пусть тащат! — подхватил голос Пети.

— А что, мне нравится! — весело поддакнул Данила. — Говорят, буржуи за границей так в коммерческие походы ходят. Идут себе налегке, приходят в домики, а там уже все натоплено, еда приготовлена, все дела…

— Турфирма «Димон и Ко»!

— Интересно, кто эта «Ко», хе-хе?

— Да вот она сидит, не видишь? Димыч умеет воспитывать подрастающее поколение. Димыч, научи, как ты это делаешь?

Поляна наполнилась говором и смехом. Народ снимал лыжи, довольный тем, что путь до тепла на сей раз короче, чем обычно. Володя лично возглавил постановку шатра. Мужской работы на всех не хватало: большая ее часть уже была сделана первоприбывшими. Данила, взяв топор, пристроился колоть напиленные чурки. Яна осваивалась около костра — своего уютного рабочего места. В этот вечер она была дежурной по кухне. Остальные неторопливо переодевались, что редко могли позволить себе в обычные дни, когда все приходилось делать в спешке, и добродушно перешучивались. И только два человека — Димыч и Женя — сидели, не шевелясь, над бревном, и широко раскрытыми глазами смотрели на товарищей. Пила перестала визжать и повисла, зажатая в надрезе ствола.

— Чуваки, если устали, могу сменить! — предложил Генка, остановившись рядом.

— Да нет… ничего… мы не устали… — почти хором пролепетали оба и снова схватились за ручки пилы.

«Они ни слова не говорят об этом! Как будто ничего и не было!» — сказал взгляд Жени, когда их глаза снова встретились.

«Уже третий раз! Третий раз они все забывают!» — беззвучно кивнул Димыч.

Вжик-вжик! — пела пила.

«Опять прикидываются? Снова?».

«Я уже ничего не понимаю». — Димыч сильнее налег на пилу.

Как будто неведомый ластик аккуратно, шаг за шагом, стирал из жизни товарищей все, что было связано с таинственным костром.

— Ты так бежал, что я весь вспотел аж! — продолжал Генка. — Куда торопиться-то было?

— Я ж вам говорил — это он, чтобы подольше с дамой побыть, ха-ха, — отозвался из шатра Володя. Он слышал разговор. — Ай да Димон! Ну и проказник. А ведь и не скажешь с виду.

— Да и по Женьке не скажешь, — вполголоса сказала Яна Кате, но так, чтобы Женя слышала. — То вся из себя обиженная: мол, Димыч такой-сякой. А то на тебе — они уже и парочкой ходят.

— Не только ходят, а бегают!

— Короче, народ, с этого дня тропежка отменяется, — объявил Данила, ставя одну на другую чурки и примериваясь топором. — За нас всех теперь Димыч тропить будет. У него это… дополнительная энергия включилась.

— Ага, сила любви! — захихикал Петя.

Публика замолчала, смущенная слишком откровенным намеком. Но так как Димыч не издал ни звука, продолжая с остервенением пилить, все быстро успокоились.

— Ну а что? Всякую силу нужно к делу приспосабливать! — закруглил Данила, с размаху ударив топором. Толстое полено разлетелось на две ровные половинки.

Вдруг Димыч остановился. Брошенная ручка пилы задрожала в воздухе.

— Ребята… — начал он, стараясь не глядеть на Женю, которая всем видом умоляла его замолчать. — Ребята! Да вы что… вы правда забыли, почему мы вперед убежали?

— В каком смысле забыли? — Генка удивился его тону. — Да ты разве сообщил нам, что это на тебя нашло? Как вдруг понесся ни с того, ни с сего. А Женька — за тобой. Откуда ж нам знать, почему?

— Ага! — согласился Володя. — Я еще ору: Димон, куда торопишься-то? И мужики тебе кричали. А ты чешешь себе вперед и не слышишь.

— У него серьезное дело было, — опять хихикнул Петя, подмигивая.

— Нет, мы в принципе не против, если ты за всех нас лыжню тропить будешь, но все-таки предупреждай в следующий раз.

— Народ! — Голос Димыча стал жалобным. Он отмахнулся от Жени, отчаянно делавшей ему знаки. — Так вы правда не помните, о чем мы сегодня с вами говорили?

Народ переглянулся с непонимающим видом.

— Это когда? Когда обедали, что ли?

— А о чем мы говорили?

— Может, мы чего не поняли? А то правда, смотрю, Димон чё-то больно быстро собрался и тропить побежал. Димыч, ты чего, обиделся на что-то?

— Неужто на перекусе тебе недодали? — заржал из шатра Володя, и остальные подхватили.

Димыч посмотрел на Женю и устало вздохнул.

— Ладно, проехали.

И пила завизжала громче прежнего.

«Не врут! Говорю тебе — не врут. Иначе бы они хоть как-то, но себя выдали», — говорил его взгляд из-под низко надвинутой шапки.

«Но как они могли забыть так быстро? Ведь всего несколько часов прошло», — вопрошала Женя.

Димыч еще ниже склонился к бревну.

— Ребята, к вам надо динамо-машину прикрутить! А то вы сегодня больно резвые.

— Используем энергию любви для практической, так сказать, пользы.

— Ага, не пропадать же добру, аха-ха!

— Димка! — слабо позвала Женя сквозь шум. — Мне страшно.

Димыч поднял голову. В свете фонаря на щеке его напарницы блеснула слеза.

— Я больше не могу, Димка… Я не понимаю, что с нами происходит. Помоги мне! — Она закрыла лицо грязными рукавицами.

Димыч мигом отбросил пилу, перегнулся через бревно и бережно отвел ее руки. Потом тщательно вытер ей слезы своими рукавицами, оставляя разводы сажи.