Надкусанное яблочко

– Повторяю вопрос. Может, было не понятно с первого раза. Как Вы добрались до санатория в вечер воскресенья?

– Я?! – взгляд с поволокой прожигал допрашивающих возмущением. Как такое можно было про него подумать?!

– Именно Вы, – подтвердил следователь, глядя подозреваемому прямо в глаза.

– Не несите чепуху! Я не был там. В воскресенье я лежал на кровати и смотрел телевизор в своём номере в гостинице за двести километров от жены, – сказал Кирилл, расстёгивая тесный ворот чёрной рубашки.

– Да что Вы так волнуетесь? Если не виноваты, значит всё будет в порядке, – сказала Регина с притворным сочувствием и положила перебинтованную руку на ладонь нервного фотографа.

Тёплый воздух в допросной комнате стал видимым, дрогнул и растворился. Ростоцкая оказалась в воспоминании Хабарова.

Кирилл сидел в фотостудии, пил кофе и ждал ответа от Веры. Вера, Вера, Верочка. Написал ей, что завтра он станет свободным, а она молчит уже час.

"Люблю".

На экране телефона высветилось долгожданное сообщение. Хабаров улыбнулся, написал, что он любит сильнее, и продолжил собирать сумку с фототехникой. Завтра выезжать в командировку, послезавтра целый день репортажной съёмки. Нужно зарядить всю аппаратуру, запасные батареи, свет, не забыть широкоугольный объектив и штативы.

В гостинице ему повезло. Дежурная по этажу попалась та, что надо. Он немного поиграл с ней, как кот с клубком пряжи, позаигрывал, делая голос глубоким, а взгляд томным.

– Вы очень любезны, сеньорита, – сказал Кирилл, целуя морщинистую руку.

– Ой, да шо Вы такое говорите! – засмущалась женщина.

Фотограф подарил шоколадку, попросил утюг, она должна была его запомнить. В номере бросил утюг на кровать, открыл окно и сиганул вниз.

Дорогу до железнодорожного вокзала осилил за десять минут. Электрички до Старграда не ходили, железную дорогу только начинали прокладывать. Он взял билет до соседней станции. Поймать такси до санатория не составило труда.

"Милая, давай начнём всё сначала. Завтра я получаю ключи от новой квартиры. Заберём Олю из деревни, заживём семьёй. Я приехал за тобой, не хочу откладывать наше общее счастье. Выходи с чемоданом на улицу".

Кирилл набирал текст сообщения из салона такси, надвинув на лоб капюшон толстовки. На всякий случай. Уж больно много болтает старик. Вот тут ему совсем не нужно вступать в общение.

Ростоцкая отдёрнула руку от фотографа и нахмурилась. Сглотнула и, не сказав ни слова, вышла из комнаты. Архипов проводил её недоумённым взглядом, встал и последовал за ней в коридор.

– Ты чего, малыш? Тебе плохо? – участливо спросил Руслан, хватая Регину руками за плечи.

– Явно нехорошо.

– Что случилось? Тошнит? Голова кружится? После укуса змеи так бывает.

– Это он. Он – убийца.

– С чего ты взяла?

– Мы не там искали. Он сбежал из гостиницы и не такси ловил, а на электричке до соседей доехал, а там уже поймал машину.

– Запутывал следы, – сказал Архипов, прищурившись.

– Ага. Отправь Берёзкина. Надо искать мужчину в синих "жигулях". Жёлтая бейсболка, седые усы. И пусть камеры видеонаблюдения просмотрят на станции.

На видео ничего не нашли. Плохо освещаемое место, размытая фигура – только и всего. Старший оперуполномоченный с такими точными приметами был успешнее, нашёл бомбилу в два счёта. Словоохотливый старичок в бейсболке, бывший школьный учитель, опознал пассажира сразу. Никакие капюшоны не помогли. Глаз цепкий, учительский. Кто больше всех прячется, того вызываем к доске – негласное педагогическое правило.

– Гражданин Хабаров, водитель синих жигулей опознал в Вас пассажира, следовавшего от станции до санатория "Зелёный ветер", – официально объявил следователь.

– Он не мог, – начал было фотограф, но осекся, сверкнув прозрачно-голубыми глазами и опустив голову. Сболтнул лишнего.

– Вы задержаны по подозрению в убийстве Илоны Хабаровой. Обвинение в покушении на убийство Регины Ростоцкой тоже уже составляется. Чистосердечное признание смягчает вину. Знаете?

– Эх, ладно. Чего уж теперь, – сказал Кирилл, дёрнув головой, закидывая упавшие на лицо волосы назад.