Надкусанное яблочко

Вера, Вера, Вероника

– Сегодня не пойду на работу. Взяла отгул, – сообщила Регина за завтраком.

– Чем будешь заниматься? – спросил Руслан, отпивая кофе из ароматной чашки.

– Подготовкой к торжественному мероприятию. Примеркой платья, например, подумаю о причёске и аксессуарах, – с тяжким вздохом ответила девушка. – Лариса вызвалась помочь. Не знаю, доверять ли ей. У неё специфический вкус в одежде.

– Да?

– Ну, знаешь, такой из серии "Я – художник, я так вижу", – сказала Ростоцкая, изображая шляпу и любимый невесткой балахон.

– Понятно, – улыбнулся Архипов.

– Хорошо бы и тебя привлечь, но ты, наверно, сегодня занят. "Дожим" задержанного, оформление бумажек. Да?

– Как хорошо, что ты у меня всё понимаешь, – сказал жених, привставая для поцелуя.

– Я ведь тебе больше не нужна в деле Хабарова? – спросила Регина, зажмурившись от поцелуя.

– Ты мне всегда нужна. Ты – моя умница. Без тебя бы я ещё долго ковырялся в деталях. Спасибо тебе, мое сокровище.

– Я так и знала, что ты женишься на мне из-за деловой корысти, – сказала девушка, скорчив обиженную рожицу.

– Ну, вот. Ты меня и раскусила, – шутливо поднял руки следователь, встал, ещё раз поцеловал и умчался в следственный комитет.

Пожарного-инвалида Марка Климчука выпустили. Его друг Багомед щедро заплатил гадалке-ищейке, даже больше, чем обещал. Регина скромно отнекивалась, но горячий джигит не принимал возражений. Ты что, красавица, обидеть меня хочешь? Ты такого хорошего человека из тюрьмы вытащила! Мне про тебя всё рассказали!

Пришлось взять всю сумму.

Деньги есть, осталось их с умом потратить. С Ларисой они встретились уже в салоне. Выбирать свадебное платье тяжко. Ни о каком декольте Регина не хотела даже и слышать. Высокий воротник, воротник-стойка. Юбка в пол. Длинные рукава, руки должны быть закрыты наглухо.

– Может, ещё на шею шарф завязать? – спросила Ростоцкая.

– Ага, ты ещё паранджу надень, тогда точно никто не поймёт, на ком женится Архипов. Может на обезьяне, может на ослице, – сказала-отрезала Лариса.

Регина хотела было обидеться, но у неё не получилось, поэтому она нервно хохотнула.

– Не боись, мать, найдём мы тебе такое платье, чтобы и шрамы твои спрятать, и пугалом ты у нас не выглядела.

– Может быть вот это примерить? – неуверенно спросила невеста, притрагиваясь к мусульманскому наряду.

– Ну, ты чего? Гостей хочешь распугать?

– Оно вроде и нарядное, и закрытое.

– Нет. Пусть рукава будут кружевные. Красиво, я бы даже сказала, воздушно, и под ними ничего не видно. Ну, как тебе?

Регина, скрепя сердцем, согласилась примерить и не прогадала. Кружева, действительно, скрыли ожоги на руках и на шее, и выглядела она сказочно. Крутанулась у зеркала и повернулась к человеку, каждый день творящему прекрасное на холсте или на штукатурке. К художнику.

– Ты – красавица! – не удержалась Лариса.

– Ты, правда, считаешь, что мне идёт? – уточнила Регина, хотя знала, что невестка не умеет скрывать чувств. Резала правду-матку в глаза. А плохое или хорошее – не важно. Такая уж она была.

Платье выбрали, оплатили. Лариса попросила забрать Анютку с танцев, ещё раз напутствовала её не бояться. Не ссы, мать, прорвёмся! И уехала в пригород расписывать очередную виллу сценами из древнегреческих мифов.

После занятий в школе танцев племянница вышла к Регине красная, взмыленная как скаковая лошадь. Только что пар не шёл от девчоночьего тела.

– Самба – самый замечательный танец, который я знаю, – заявила Аня вместо приветствия.

– Почему? – спросила Ростоцкая, целуя девочку в щёчку.

– Потому что самый быстрый! А ещё весёлый.

Латиноамериканцы не любили медленные движения. Климат жаркий, темперамент горячий. Сегодня они учились танцевать зажигательную самбу. С прискоками, резкими поворотами, крутыми взмахами ногами и даже прыжками. И главное – ритм. Держите ритм!

– Ладно, я переодеваться пошла.

– Беги.

У Регины тоже есть одно нерешённое дело. Она шагнула в танцевальный зал. В дверях они чуть не столкнулись лбами с Верой Михайловной.

– А, это Вы, – растерянно ответила девушка. – Аня уже вышла.

– Я знаю. Я к Вам, Вероника Степанова.

Тень промелькнула по смуглому лицу преподавателя танцев. Едва заметная, как звёзды в туманную ночь, но Регине хватило этого мгновения. Угадала! Это именно она.

– Я знаю, кто вы, – сказала Ростоцкая.

– Я тоже знаю, кто я, – ответила девушка с вызовом. Глаза болотного цвета превратились в тёмные изумруды.

– Зачем вы изменили имя и фамилию. Я правильно понимаю, что Вы – дочь Михаила Степанова, первого мужа Илоны Хабаровой?

– Я не меняла ни имени, ни фамилии.

Урождённая Вероника Степанова попала в Швецию девочкой. Мама с головой окунулась в капиталистический скандинавский мир. Русское имя мешало бизнесу. Степанова – тяжеловесная конструкция для жителей Европы. Мама отрезала три первых буквы фамилии, получилось Панова. Уже изящнее. Первый же швед назвал её Ники. И ей, и маме понравилось. Ники Панова – коротко и ясно.

– Я – Вероника. Хочу – Вера, хочу – Ника. Для шведов проще Ники, в России – Вера.

– А зачем Вы вернулись в Старград? Вы молоды, богаты. Мать оставила Вам хорошее наследство.

– Просто неудержимо потянуло на Родину, – сказала Ники и ехидно улыбнулась. Смуглые щёки окрасил румянец.

– Следствие всё равно не сможет доказать, что Вы причастны к расправе над Илоной Хабаровой. Но если между нами… Зачем Вы это сделали? – спросила Регина.

– Причастна? Сделала что? – не поняла Ники.

– Сами знаете что. Вы любили Кирилла? Это всё из-за него? Из любви к женатому мужчине Вы настроили его на убийство жены?

Девушка рассмеялась, потом также резко замолчала, словно споткнулась, и посмотрела на Ростоцкую тяжёлым взглядом. Бульдозер.

– Он – просто пешка в моих руках.

Не хочет говорить, ну, ну. Неужели не любила? А рука потянулась к ладони обманщицы. Танцевальный зал "поплыл", уступая место больничной палате.

Ники смотрела на маму. А мать спала, удивлённо страдальчески подняв брови, укрытая больничной простынкой.

– Доченька, ты пришла, – сказала мама и попыталась привстать.

– Лежи, лежи, – сказала Ники и уложила её обратно.

– Не повторяй моих ошибок. Не люби так сильно человека, как я твоего отца. Я ведь из-за этой девки язву заработала. Нервничала, переживала, и вот к чему это привело, – сказала мама и обвела рукой палату. – Сгниваю изнутри. Спрашивается, зачем? Зачем это было нужно. Дура.

– Нет. Ты – не дура. Как её звали?

– Неважно уже.

– Важно, – тихо сказала Ники. – Потому что я её найду и отомщу за тебя. И за себя.

Через час сердце матери остановилось, а у Ники началась новая жизнь. С новым смыслом, с новой целью – отомстить.

За хорошее вознаграждение узнать о второй жене Степанова Михаила, отобравшей у неё сначала отца, а потом мать, получилось несложно. Просто оказалось сделать новые документы и визу в Россию, легко узнать на месте о положении дел фельдшера скорой помощи Илоны Хабаровой, влюбить в себя её мужа и, узнав об его эгоизме и жадности, квартиру делить он точно не захочет, методично подвести к расправе над ненавистной женщиной.

Вот так! Поделом! Наконец-то!

Жаль, что она не видела всего представления своими глазами. Как умирает от рук своего любимого мужчины женщина, лишившая её родителей. Жаль, что пришлось напиваться в баре, обеспечивая себе алиби, а не душить эту тварь своими руками. Жаль.