Надкусанное яблочко

Промедление смерти подобно

Утром Регина не смогла разлепить глаз, когда зазвонил будильник, и они с Архиповым благополучно проспали. Носились, как ошпаренные, собирались, наспех пили чай и на работу почти не опоздали.

– Ну, как усё прошло? – вместо приветствия спросила Зинаида Ивановна, не успела Ростоцкая войти в кабинет. – Злюка – твоя будущая свекруха или нормальная старушенция?

– Вы знаете, не фея, конечно, но вполне себе сносная.

– Подожди, Регинушка. Она ещё себя покажет. Как детки народятся, будет лизти в вашу жизнь, – пыталась напугать коллегу женщина с богатым житейским опытом. Появление свекрови, хоть и приезжей, вызывало у Зинаиды Ивановны глухое чувство ревности, тоненький голосочек внутри подсказывал, что Регина может отдалиться от неё.

– Какие детки? Мы ещё об этом не думали, – возмутилась Ростоцкая.

– Ну, и зря, что не думали. Часики-то тикают. Тик-так. Тик-так.

Девушка фыркнула и нахмурилась. Ещё неизвестно, кто тут лезет в чужую жизнь.

– Лучше скажите мне вот что. Вы случайно не знаете Хабаровых? Он – фотограф, она – фельдшер на скорой помощи.

– Как же не знаю?! Илоночку весь город знает. Она ни одну життя спасла. Светлый человек. Царствие ей Небесное и вечный покой, – погрустнела Зинаида Ивановна и перекрестилась.

– Хорошо знали? – заинтересовалась Ростоцкая.

– А тебе на что? – спросила женщина, прищурилась, догадалась. – Никак её делом будешь заниматься. Мисс Марпл выходит на охоту?

– Попросили помочь, – замялась Регина.

– Ставь чайник. Я там, кстати, плюшек принесла. Расскажу, что знати.

Знала Глушко много. Городские сплетни не проходили мимо неё. Регина внимательно её выслушала, а в обед отправилась на станцию скорой помощи.

Водитель неотложки возился с машиной, когда Регина Ростоцкая зашла в гараж. Белый фургон 03 с красной полосой посередине стоял нараспашку, инструменты валялись на бетонном полу.

– Здравствуйте! Следственный комитет.

– Сергей, – представился водитель, вытер руки сначала о замызганную тряпку, потом о такие же замызганные штаны. Смотрел выжидающе настороженно. Всё сказал уже. Чего ещё надо?

– Мы получили информацию, что Илоне Хабаровой поступали угрозы. Это так?

Парень вытащил из нагрудного кармана пластинку жвачки, закинул в рот.

– Да, было такое. Полгода назад женщина одна умерла в нашей машине. Её мужик, седой такой старикан, винил Хабарову в смерти жены. Конкретно наезжал.

– Так. А поподробней?

– Ну, дедок один вызвал, значит, неотложку. Жене плохо, туда-сюда. А машины все заняты были. Мы освободились только через пятнадцать минут, приехали на адрес, а он уже сам повез бабку в больницу. Поймали его по пути. Илона только начала слушать пациентку, а та потеряла сознание и умерла.

Серёга вытащил изо рта жвачку, покатал между пальцев и выбросил в урну.

– Потом оказалось, что у неё была вирусная пневмония с острой дыхательной недостаточностью. Так, кажется, это называется.

– Муж как реагировал?

– Сначала писал жалобы на Илону Ивановну. Потом подкарауливал, грозился убить.

– Даже так? Убить? – спросила Регина, поднимая левую бровь.

– Ну, да, – сказал водитель и отвёл взгляд.

Что-то тут нечисто. Что не договаривает парень? Регина повернулась и как бы невзначай притронулась к руке Сергея. И гараж начал растворяться, пока совсем не сгинул, уступая месту кабине в карете скорой помощи. Ростоцкая погрузилась в воспоминания водителя.

Сергей положил голову на руль и прикрыл глаза, в них тысячи иголочек кололи изнутри, голова раскалывалась, трещала по всем швам. Он не спал всю ночь. В тридцать лет у него наконец-то появился наследник – мальчик, сын, гордость. И вот у этого мальчика прорезались зубы, с надрывом, с температурой, с текущими по подбородку слюнями. Серёга чувствовал боль сына, как свою. Всю ночь носил его на руках по комнате, успокаивал, а утром поехал на работу как зомби, с темнотой под глазами и жутким гулом в голове.

– Серёж, ты что заправиться забыл? – спросила Илона, садясь на переднее сидение.

– Забыл.

– У нас срочный вызов. Срочный! Доедем, может? Тут близко.

– Топливо на нуле. На обратную дорогу точно не хватит. Не волнуйся! Я быстро, – сказал Сергей и погнал машину на заправку.

Пятнадцать минут они потеряли, но именно этого времени не хватило, чтобы спасти жизнь пожилой женщине. Сергей знал, если об этом узнают в гараже на станции скорой помощи, его уволят. А ему сейчас никак нельзя терять работу – два иждивенца на шее сидят. Нет, без денег никак нельзя!

Неприятная ситуация – виноват Сергей, а обвинили в опоздании Илону. И молчит же, подлец, глаза отводит, но молчит. И Хабарова смолчала, пожалела новоиспечённого отца, приняла удар на себя.

Выяснить фамилию и адрес деда не составило большого труда. И вот Архипов и Ростоцкая, успела уже всё рассказать следователю, стояли перед дермантиновой дверью и жали на заливистый звонок. Дверь открылась как бы сама собой. Регина даже не заметила, кто это был. Женщина-тень в чёрном одеянии, не спросив, кто они, что они, откуда и зачем, ушла в комнату, приглашая за собой.

В небольшой комнате, зале, как говорили в таких домах, на столе, накрытой белой праздничной скатертью, кутья соседствовала с блинами и селёдкой, укрытой кружками лука, отпотевала бутылка водки из морозильной камеры, дымилась картошечка. С серванта взирала жизнерадостная фотография, перечеркнутая чёрной ленточкой. Поминки.

Во главе стола сидел подтянутый мужчина с проседью, с упрямой складкой на переносице, с армейской выправкой и тяжёлым взглядом. Поднял печально удивлённые глаза.

– Садитесь. Значит, Вы знали мою жену?

– Мы из следственного комитета, – представился Архипов, раскрывая удостоверение.

– Ну, наконец-то! – мелькнула вспышка неприкрытой радости у отставного военного. – Юра, налей. Помянем.

Старший Горюнов не говорил, а отдавал приказы. Юра, коренастый молодой человек, со свёрнутым на бок носом, наполнил две рюмки и поставил перед гостями.

– Завели всё-таки дело на Хабарову значит? – спросил дед, закусывая водку солёным огурцом.

– Не совсем так. Дело завели, но по факту убийства. Вы знали, что фельдшера, которой Вы угрожали, убили?

– Хабарову убили?! – опешил Горюнов. Внимательно посмотрел на представителей закона, догадался. – Отставить меня подозревать, я не знал. Наказал, значит, кто-то другой.

– Кто? – спросил Архипов, вытянув шею.

– Бог! Хоть я – коммунист, и в бога не верю. Потому что, если бы он существовал, и вся эта катавасия с апостолами была правдой, то моя жена была бы сейчас жива и здорова, а не сгнивала в сырой земле уже сорок дней.

– Расскажите, что случилось, – попросила Регина.

– Мы же с моей ненаглядной и в горе, и в радости тридцать восемь лет прожили, двух детей народили, в люди их вывели. Она меня с Афгана дождалась. Я ведь и воевал, и на дальних гарнизонах Родину и таких, как вы, защищал. Она везде была со мной, душа в душу, боевая подруга, значит. И вот мне шестьдесят три года, и я – вдовец, – сказал мужчина и посмотрел на фотографию с чёрной ленточкой.

Женщина-тень подошла к отцу, приобняла, дед благодарно прислонился к дочери.

– Батя, мы с сеструхой с тобой, не ссы, – поддержал отца по-своему коренастый Юра, хлопнул рюмашку и вышел из комнаты, которая она же зал.

– А почему? – обратился к сыскарям дед.

– Что почему? – участливо спросила Ростоцкая.

– Почему, говорю, жена моя умерла. А потому что какая-то, извините, коза диплом купила, а лечить не умеет или не хочет, – сказал Горюнов и стукнул по столу крепким кулаком.

Ростоцкая покосилась на жилистую руку. Такая запросто задушит или переломит тонкую женскую шею. Без особых усилий.

– Расскажите, что случилось в тот день, – перевел разговор в нужное русло Архипов.

– Гриппом она переболела. Осложнения начались. А в тот день задыхается, и всё тут. Удушье, значит. Я вызываю неотложку, ей хуже и хуже, а они не едут. Полчаса прошло, вызвал такси и в больницу повёз. Только в такси сели, а во дворе карета скорой помощи. Врач выбежала, Хабарова, значит, давай слушать. Дышите, говорит. А моя ненаглядная уже и не дышит. Умерла, значит.

Дед, вспоминая события, заплакал. Резко оборвав себя на полувсхлипе, оттёр влажные глаза ладонью, нахмурил глубокую складку на переносице.

– Ну и что это за скорая? Что это за врач? – Горюнов стукнул кулаком по белой нарядной скатерти второй раз.

– Где Вы были в ночь с воскресенья на понедельник? – спросил следователь.

– Дома был. Если подозреваете меня, знайте, не убивал я медичку. А следовало бы.

Регина опять же участливо прикоснулась к шершавой стариковской ладони, мол, хорошо всё будет, не надо волноваться. Поминки растворились, как утренний сон, а Ростоцкая перенеслась недалеко, в эту же квартиру, только на кухню.

Горюнов смотрел на сына. Юра стоял, опираясь на широкий старый подоконник с наплывами пожелтевшей краски, и смотрел в окно. И в кого он такой ершистый? Мать – тихоня, святая женщина, сколько всего терпела. Неужели в меня?

– Опомнись! Что ты говоришь?! – испугался за упрямого дурака Горюнов-старший, подошёл сзади, положил руку на плечо сыну.

– Ты сам хотел и кричал об этом. Забыл?

– Я в сердцах кричал, от отчаяния, от горя.

– Скоро сорок дней будет, как мамы не стало, а никто, слышишь, ни одна падла не ответила за её смерть, – процедил Юра и скинул руку отца с плеча.

– Медичка та, фельдшерица извинилась, между прочим.

– Пусть засунет в задницу свои извинялки. Я убью эту тварь, – сказал парень с твёрдостью железобетона и вышел из кухни.

Регина убрала руку, моргнула, вернулась за стол, шепнула Архипову. Сына надо брать, он угрожал убийством. Руслан заметался по квартирке, всего-то две комнаты и кухня. Нету нигде парнишки, сбежал паршивец. Когда успел?

– Где Ваш сын? – спросил он Горюнова.

– А я почём знаю? – дед пожал плечами.

– Где Ваш брат? – обратился следователь теперь уже к женщине-тени.

Та что-то промычала в ответ. Ищите ветра в поле.

– Берёзкин, привет. Пробей Юрия Горюнова по базе. Ага, жду.

Архипов с телефоном у уха ходил по комнате, как медведь в клетке – тесно. Как же так?! Из-под носа убежал. Профукал подозреваемого, а может и убийцу. Чем чёрт не шутит?

– Что? Отсидел за убийство? Это точно? – спросил следователь и посмотрел на деда.

Дед поджал губы и отвернулся. Партизан хренов.

– Значит так. Объявляй Юрия Горюнова в розыск по подозрению в убийстве Илоны Хабаровой.

Наступил вечер. Юрка сбежал, и ничего с этим не поделаешь. Как Архипову не хотелось, но Регина всё-таки потащила его в танцевальный зал. Он-то позабыл о своём обещании отрепетировать свадебный танец.

– Здравствуйте! Проходите, я научу вас танцевать, – просто, без претензии на чудо заверила их совсем ещё молодая преподавательница танцев.

Вера Михайловна Панова выглядела не старше двадцати пяти лет. Её можно было бы назвать знойной красавицей. Смуглая кожа, глаза болотного цвета, дерзкий вздёрнутый носик. Такие особы сводили с ума мужчин с легкостью южного ветра, походя, подчас не замечая жертв.