В долине солнца

– С образцом крови, – сказал Ридер. – Я знаю, как проводятся тесты, док. И?

– Хорошо. Кровь, которую я извлек из трупа, также дала отрицательный результат.

Ридер пристально посмотрел на доктора.

– Кровь из этого тела? – проговорил он и указал большим пальцем через плечо. – Вот из этого тела?

– Не человеческая, – подтвердил Альварес.

Вдруг Ридер перестал ощущать холод в комнате. Он стянул перчатки и бросил их в мусорное ведро с надписью: «МЕДИЦИНСКИЕ ОТХОДЫ». Он снял пальто и перекинул его через руку.

– Имеем две вещи, – продолжил Альварес, – отсутствие свертываемости и непринадлежность человеку. Не знаю, что конкретно они значат, как они связаны, но я знаю, что есть животные, чья слюна содержит антикоагулянты, которые облегчают гематофагию…

– Так, док, погодите. Почему вы не допускаете, что это не был просто ошибочный тест?

Альварес снял маленькие очки в проволочной оправе и положил их на соседний стол. Затем прислонился к этому столу и потер глаза.

– Я провел его три раза. И каждый раз получалось одно и то же. Конечно, это возможно, да, произошла кое-какая ошибка. Антисыворотки, которые у нас здесь, не самые свежие. Мы не часто их используем. Я всю ночь не спал. Размышлял над этим.

Ридеру внезапно захотелось выбраться на свет, и он взял с табурета шляпу.

– Ладно. Как бы это ни было поразительно, вряд ли оно относится к моему делу. Не считая разве что бара.

– Вы религиозны? – спросил Альварес.

– Не особенно, нет, – ответил Ридер. – Я верю в силу науки.

– Некоторые сказали бы, и mia buelita[24] в их числе, что у нас тут случилось чудо. Вот у нас несчастная мертвая девушка, вся всмятку, сердце, легкие и мозг повреждены безвозвратно, от нее осталась просто оболочка, которая раньше была жива, но теперь нет, и все же кровь в ее венах до сих пор движется, как по собственной воле. Будто она хотела жить сама. Как это возможно? Моя бабушка сказала бы, что это моя работа, как человека науки, – объяснить это чудо, найти в нем Божий замысел, может, даже направленный на благо всего человечества.

Ридер посмотрел на мертвую девушку и покачал головой.

– Не хочу обидеть вас или вашу бабушку, док, но мне это никаким чудом не кажется.

– Нет, – сказал Альварес. – Нет, не кажется. Правда в том, сэр, что я не обладаю какой-то великой верой, и я, конечно, не серолог[25], но я, как и вы, разбираюсь в этом достаточно, чтобы понимать: в естественных обстоятельствах кровь себя так не ведет.

– Или, – сказал Ридер, – дело просто в неправильном тесте.

Альварес опустил глаза на водосток в центре бетонного пола. Затем, через мгновение, кивнул и вытер очки подолом лабораторного халата.

– А каких животных используют, чтобы сделать эту антисыворотку? – спросил Ридер.

Альварес снова надел очки, заправив за уши проволочные дужки, и ответил:

– Кроликов.

Альварес привел Ридера в свой кабинет, откуда Ридер позвонил в штаб и попросил Мэри, диспетчера, передать Сесилу, что след, по которому он здесь шел, выглядит еще холоднее, но все же придется задержаться еще на денек.

– Я поговорю с родителями, – сказал он. – Просто чтобы точно убедиться. – Он на секунду прислушался, после чего ответил: – Да. – И повесил трубку.

Альварес сидел у себя за столом и кипятил на горячей плите воду в лабораторном стакане. Ридер осмотрелся вокруг. Это был кабинет человека, которому не нравилась его работа. Металлический стол, картотечный шкаф, пишущая машинка, пустой лоток для бумаг, полный почтовый ящик. Ридер подумал о собственном кабинете и о том, как мало в нем от его личности. Кирпичи с раствором, карты и лампы. Вешалка для шляпы и ремня. Календарь на стене. И папки. Многочисленные стопки папок.

– Вам бы пойти домой, – сказал он доктору. – Отдохнуть немного.

– Мне нужно провести еще пару тестов, – сказал Альварес. – До полного вскрытия. – Он взял стакан черной силиконовой перчаткой и налил кипяток в керамическую кружку. Затем взял пакетик «Эрл Грея» из банки на столе и бросил в кружку.

– Где ее родители живут? – спросил Ридер.

– В маленьком городке часах в полутора на запад отсюда. Сьело-Рохо.

– Когда похороны?

– Послезавтра. Вскрытие сегодня проведу, скорее всего. Если вы не попросите отложить.

– Нет, я уже закончил. Как, вы говорите, назывался тот городок?

– Сьело-Рохо.

– Прекрасно, – сказал Ридер. – Еще раз спасибо, док. И поспите все-таки.

Он вышел из кабинета и посмотрел в сторону смотровой. Вдоль длинного тусклого коридора он увидел, что двойные двери были открыты, а стальной стол, где до этого лежал труп девушки, пустовал. Осталось только покрывало – оно валялось скомканное на полу.

– Послушайте, док, – сказал Ридер через плечо. – Кто-то забрал нашу девицу?

– В смысле «кто-то»? – спросил Альварес, выходя в коридор.

– Похоже, что нет, – сказал Ридер и указал на противоположный конец коридора, где двери вели в переулок.

Девушка шагала зигзагами, медленной, неровной походкой. Через каждые несколько мгновений она чуть не падала и выпрямлялась снова, лишь держась за стену. При деформированных бедрах и изборожденной спине ноги ее, казалось, вполне были способны ее удержать. Со спины у нее свисал лоскут кожи.

– Матерь Божья, – проговорил Альварес и перекрестился.

– Едва ли, – проговорил Ридер и двинулся вслед за девочкой. Та как раз вышла в двойные двери, и на нее упал свет солнца.

Девушка вышла из переулка, что тянулся вдоль больницы, и оказалась на тротуаре. Машины сбавили ход: их водители таращились на нее. Ридер и Альварес держались в полусотне шагов позади. Она прошла по тротуару к деревянной скамейке с рекламой местного ломбарда. На этой скамейке сидели пожилая женщина в черном платье и мальчик в шортах. Мальчик ел рожок мороженого.

– Вы же ее видели, – сказал Альварес. – Она была мертва.

– Видел, – подтвердил Ридер. – И сейчас тоже вижу.

– Мне нужно кому-то позвонить, – спохватился Альварес. – Кому мне звонить?

– Меня просто из колеи выбило, – признался Ридер.

Мальчик с рожком поднял глаза и увидел голую, ненормальную тетеньку. Пожилая женщина, его бабушка, тоже увидела и тотчас взялась за четки у себя на шее и заговорила что-то по-испански.

Мальчик смотрел, вытаращив глаза. Мороженое таяло у него в руке.

Мертвая девушка медленно шагала к нему.

– Уходите оттуда, – крикнул Ридер.

Пожилая женщина взяла мальчика за руку и потащила прочь.

Его рожок упал на тротуар.

Мертвая девушка остановилась и наступила одной ногой в мороженое. Ее качнуло, будто сносило мощным течением реки, и она сомкнула и разомкнула пальцы. Один раз, потом другой.

– Мисс? – позвал Альварес.

Она медленно обернулась.

Ридер находился достаточно близко, чтобы слышать, как кости хрустят у нее в бедрах. Они глухо скрежетали, как несмазанные шестеренки. Ее серая кожа, видел он, на солнце покрывалась волдырями. Крупные нарывы выпячивались, как сахар на сковороде. Когда они лопались, под ними оставалась черная кожа. Выражение лица у нее было вялым, челюсть вышла из сустава и висела под странным углом. Единственный целый глаз выглядел твердым кровавым шариком.

Ридер положил руку на пистолет.

Девушка медленно остановила свой нездоровый взгляд на Альваресе – тот сделал к ней шаг. Один, затем второй.

– Док, я бы этого не делал.

Альварес не обращал внимания.

– Док, остановитесь.

Он остановился, но лишь на расстоянии вытянутой руки от нее. Судмедэксперт открыл и закрыл рот, как человек, желавший что-то сказать – возможно, чтобы успокоить или подбодрить. Девушка серией отрывистых движений повернула обугленную, безволосую голову. Она смотрела вытаращенными глазами, кожа на щеках была вся черная, а руки и грудь сгорали на солнце. Альварес протянул руку. Девушка пристально уставилась на его руку: плоть запястья доктора едва виднелась из-под белого лабораторного халата. Затем потянулась к нему, взяла руку Альвареса в свою, будто медлительный глупый ребенок, изучающий игрушку.

– Док, – сказал Ридер и шагнул в сторону судмедэксперта.

Девушка резко двинулась. Вскинула руки к глазам Альвареса. Просунула большие пальцы под его очками и всадила в глазницы по самые фаланги. Альварес закричал. Ридер подбежал к девушке и оттащил ее назад. Он слышал, как ее пальцы влажно выскользнули из глазниц Альвареса. Она прохромала к скамейке. Там обрела равновесие и стала слизывать кровь с пальцев. Язык вываливался из открытого рта. Ридер вынул пистолет, и девушка бросилась на него с неимоверной скоростью. Ридер ударил ее по лицу деревянным прикладом. Ударил три раза, четыре. Ее челюсть раскрылась еще шире – теперь казалось, что она почти оторвалась.

Альварес, пошатываясь, отошел к зарослям мирта, где упал на колени.

Девушка бросилась на Ридера в третий раз, но он теперь повернул пистолет в руке и вдавил ствол ей в живот. Тот буквально погрузился в мертвую плоть.

Ридер выстрелил.

Взрыв вышел оглушительным, странным и неестественным, будто раскат грома в солнечный день.

Девушка отлетела на тротуар и затихла. Вокруг распространялась лишь вонь горелой мертвой плоти. Кровь, брызгавшая из-под нее на бетон, шипела и чернела.

Пациенты больницы выстроились в широкий круг на краю стоянки, скрытые от солнца тенью мирта. Один из зевак, тощий старик с трехдневной щетиной и в едва застегнутом больничном халате, вытянув шею, проговорил:

– Срань господня, на хрен.

Женщина в спортивных штанах ринулась к отделению неотложной помощи, взывая о помощи.

Ридер поднял руку перед толпой и направился к краю тротуара, где стоял на коленях Альварес.

– Не приближайтесь.

Зеваки даже не пытались его ослушаться.

Глаза доктора стекали по лицу.

Кто-то в толпе громко ахнул.

Девушка снова зашевелилась. Она пыталась перекатиться на спину, точно жук: влево, вправо, влево, вправо. Ридер подошел и, поставив ботинок ей на плечо, пригвоздил ее к земле. Затем наступил ей на шею и, приставив дуло пистолета прямо к ее левой груди, спустил курок.

Зеваки вскрикнули и бросились врассыпную.

Один мужчина обнял женщину, другого вырвало на асфальт.

Девушка снова лежала не шевелясь.

Ридер вытер кровавые брызги с щеки и посмотрел на руку.

– Черт возьми, – выругался он.

С наступлением сумерек почти все фейерверки, что принес Калхун, были выстреляны, за исключением лишь нескольких бутылок-ракет. Когда Аннабель стала собирать бумажные тарелки в мусорный мешок, во дворе стоял запах серы. Бассейн был объят синим дымом. Двое ребят из Божьего домика на парковке мотеля рисовали световые следы бенгальскими огнями. Сэнди сидел на алюминиевом шезлонге в одних плавках и, болтая ногами, попивал рутбир из бутылки, а вокруг него валялась куча подарков и использованной оберточной бумаги. Диего, в шортах и вьетнамках, с голым торсом, бренчал на гитаре, которую принес из дома. Его жена сидела рядом за столом в бетонном патио, оба под зонтом. Аннабель, убирая со стола, наблюдала за ними краешком глаза. Росендо была в ярком розовом платье и сандалиях и с красным шелковым гибискусом за ухом. Она сидела спиной к столу, одну руку положив на свой раздутый живот, а вторую запустив Диего в волосы. Калхун ходил вокруг с пивом в руке, пиная воздушные шарики в бассейн, где те темнели на поверхности среди огоньков гирлянды и отражения неоновой вывески мотеля.