В долине солнца

«Это не моя кровь, – подумал он. – Я теряю ее впустую…»

Девушки нигде не было.

Он увидел, что дверь кемпера открыта нараспашку и в ночь тянутся красные полосы. Он взял с раковины полотенце и затянул рану на бедре. Выглянул из проема и, когда сверкнула молния, увидел неуклюжую фигуру на дороге, а за ней – черную гряду облаков и бескрайнюю пустынную равнину.

Тревис неуверенно спустился по ступенькам, прошел вдоль корпуса кемпера. Достиг кабины своего пикапа, вставил ключ в замок зажигания и уже собирался повернуть его, когда почувствовал, как все вокруг поплыло. Он закрыл глаза, и тьма хлынула на него толщей вздымающихся вод, объяв его…

НЕТ!

Он распахнул глаза.

Рю развалилась у него на коленях, уткнулась лицом ему в бок. Он опустил подол рубашки, оттолкнул Рю, но та не отстала: теперь она слизывала кровь с его подбородка, и ее мысли превратились в неуемный бредовый поток. Они наскакивали друг через друга, будто рыбешки, выпавшие из ведра на землю…

доведи до конца ее ты должен закончить что начал Тревис она теплая хорошая мой бледный никогда меня не любил но ты полюбишь теперь я люблю тебя прошу поспеши благодаря крови я вижу себя в зеркале и только это имеет значение поспеши чтоб тебя прошу тебя ЗАКАНЧИВАЙ!

…трепыхались и жадно хватали воздух. Тревис оттолкнул ее в угол кабины, она вытаращила глаза и высунула похожий на грязный корень язык. Он провернул ключ в замке зажигания, включил передачу, и «Форд» отъехал от грязи, чтобы выбраться на дорогу. Дверца кемпера захлопнулась на ходу.

Девушку высветили фары. Она упала посреди дороги и ползла на четвереньках. Ноги ее, перемазанные кровью, выглядели бледными и жалкими.

Тревис направил машину на нее, и когда она в последнее мгновение обернулась, ее лицо запечатлелось в его мозгу: распухший посиневший нос, длинные темные волосы, слипшиеся от грязи, глаза, сощуренные от яркого света.

Тревис зажмурился и нажал на газ.

Когда все закончилось, он потихоньку вывернул на дорогу и, включив дальний свет, увидел девушку: она лежала в грязи лицом вниз. Он посидел минуту, глядя на нее, пока двигатель работал на холостом ходу. Рю все еще оставалась на пассажирском сиденье, ее тонкие костлявые пальцы вцепились в приборную доску, а сама она подалась вперед, каждым своим вдохом напоминая сухой хрип змеи.

Тревис вылез из кабины, дверца скрипнула петлями.

Он проковылял к месту, где она лежала. Ее ноги подогнулись и скрутились, кожаная юбка порвалась.

Он опустился на корточки и продел руки под нее – ее тело перекатилось на спину.

Увидев лицо, он вскричал в ужасе. Упал на четвереньки, коснулся ее изуродованной щеки, прижался к ней своей, забыл и о голоде, и о Рю. Аннабель Гаскин, Сэнди, другие девушки, его отец, девочка с ярмарки, которая навечно изменила его в шестнадцать лет своей дурацкой просьбой, ибо девушка перед ним еще не была мертва: в ней теплилась жизнь, она брызгала кровавой слюной, и ее лицо, усыпанное кварцем и гравием – лицо, к которому он прижимался своим, – было прекраснейшим из всех. Это же лицо он впервые увидел у себя в детской спальне, его он не мог забыть, даже если все остальные исчезнут из его памяти.

Увиденное сломило его.

– Не надо, – сказал он. Затем откинулся назад и вытянул обе ноги, чтобы положить ее голову себе на бедра. – Не надо, не надо, не надо.

Ее единственный уцелевший глаз не мог сфокусироваться, взгляд был отстранен, она угасала.

Одной рукой он прижимал ее к себе. Другой – стягивал пропитанную кровью тряпку со своего бедра и вонзался пальцами глубоко в рану, чтобы обагрить их кровью и капнуть ее девушке в рот.

– Стой, – одернул его голос.

Подняв глаза, он увидел Рю. Та неуклюже стояла в свете фар, дождь смачивал ее белое платье на сморщенном теле, а волосы, влажные и редкие, липли к шее. Она стояла, ссутулившись, похожая на утопленницу. На ней были красные ботинки, иссохшие ноги в них казались все равно что спичками.

Тревис воткнул пальцы себе в бок через разрез в рваной рубашке, затем сунул их девушке в рот. Повторил это снова и снова.

– Нет, – сказала Рю, но ее голос заглушил ливень. Она тихонько отошла за пикап и исчезла в темноте.

Тревис держал пальцы у девушки во рту еще долго после того, как она умерла, и кровь стекала розовыми ручейками по ее подбородку с обоих уголков губ.

Он сидел в свете фар и плакал.

В конце концов дождь перестал, и буря устремилась дальше по равнине.

IV. Тревис