Провокации против России

* * *

Дальнейшее взаимодействие союзников было достигнуто главами СССР, США, Англии на Ялтинской (Крымской) конференции 4—11 февраля 1945 г. Она проходила на завершающем этапе войны в условиях открытия второго фронта в Европе, когда союзные войска прорывали линию обороны Зигфрида на подступах к Рейну, а наша армия, освободив Польшу, вступила в восточную часть Германии, находясь в 60 км от Берлина.

В совместном коммюнике, опубликованном 13 февраля, главы трех держав заявили, что на конференции они рассмотрели и определили свои военные планы в целях окончательного разгрома общего врага, полностью согласовали и детально спланировали сроки, размеры и вопросы координации новых мощных ударов, которые будут нанесены Германии, договорились об общей политике и планах обращения с Германией после ее полного поражения, включая условия безоговорочной капитуляции Германии. «Нашей непреклонной целью является уничтожение германского милитаризма и нацизма и создание гарантий в том, что Германия никогда больше не будет в состоянии нарушить мир всего мира». Лидеры трех держав подчеркнули, что в их планы «не входит уничтожение германского народа» и что после искоренения нацизма и милитаризма он сможет занять достойное место в сообществе наций.

На конференции был решен вопрос о создании совместно с другими миролюбивыми государствами универсальной международной организации для поддержания мира и безопасности. Установлено, что 25 апреля 1945 г. в Сан-Франциско будет созвана конференция Организации Объединенных Наций для подготовки устава такой организации.

Были решены другие вопросы: о польском правительстве и о границах Польши, о Югославии, о вступлении СССР в войну против Японии через 2–3 месяца после капитуляции Германии при условии сохранения существующего статус-кво Монгольской Народной Республики, восстановления принадлежавших России прав, нарушенных в результате русско-японской войны 1904–1905 гг., а также передачи СССР Курильских островов.

Решения Ялтинской конференции были дополнены и закреплены на Берлинской (Потсдамской) конференции 17 июля — 2 августа 1945 г. (последней конференции союзных государств в период Второй мировой войны).

Казалось бы, достигнутые соглашения глав трех великих держав заложили хороший фундамент для будущего мира в Европе и справедливого послевоенного устройства в мире. Однако под этот фундамент одновременно подкладывалась огромная фугасная бомба. По мере приближения конца войны правящие круги США и Англии вели линию к тому, чтобы занять господствующее положение в мире. Антисоветские тенденции в их политике, направленной на противодействие росту влияния Советского Союза, постоянно усиливались.

Еще до начала Крымской конференции американская и английская делегации 30 января — 2 февраля 1945 г. провели совещание на о-ве Мальта, на котором был принят план завершающего этапа военных действий в Германии. При этом британский премьер решительно настаивал на том, чтобы начать англо-американские операции как можно скорее, пока наступление русских на Восточном фронте не завершилось полным поражением немцев.

При обсуждении германского вопроса Черчилль уже не настаивал на расчленении Германии, чего он требовал ранее, а искал возможность использования Германии в будущем в антисоветских целях. В английских и американских реакционных кругах начали вынашиваться планы создания после войны блока западноевропейских государств, включая Англию, Францию, Бельгию, разумеется, Германию и другие страны. Таким образом, кирпичики будущего агрессивного блока НАТО закладывались Черчиллем еще на Крымской и Потсдамской конференциях.

В то же время в недрах англо-американской антисоветской политики начали вызревать корни «холодной войны» против Советского Союза, с тем чтобы не допустить укрепления сил социализма, помешать росту их влияния в мире, а если представится возможность, загубить СССР силами извне и изнутри.

Данью политике «холодной войны» явилась кампания против решений Крымской конференции, начатая западными реакционными кругами и поддержанная правой буржуазной историографией, в первую очередь в США. Некоторые из историков Америки стали подавать решения Крымской конференции чуть ли не как предательство американских интересов со стороны президента Ф. Рузвельта. Одновременно ему противопоставлялся Черчилль как истинный защитник не только английских, но и западных интересов в целом, непримиримый оппонент Сталина.

Как мне представляется, для того чтобы определить роль Черчилля в антигитлеровской коалиции, надо ответить на вопрос: чем была вызвана его энергичная борьба против германского фашизма? Конечно, не тем, что он стал союзником СССР, так как это был союзник поневоле. Черчилль всегда прежде всего руководствовался британскими интересами, против которых выступала гитлеровская Германия. Для Черчилля антигитлеровская коалиция была борьбой против политических и экономических противников Англии. Если бы нацистская Германия не создала угрозы (военной, политической, экономической) для Великобритании, то Черчилль вряд ли выступил бы против нее и уговорил бы США сделать то же самое.

О взаимоотношениях Сталина и Черчилля пишут по-разному. Иногда падкие на сенсацию знатоки-журналисты свидетельствуют о том, что якобы «…сын сапожника из заштатного грузинского городка Гори восседал за столом с английским аристократом Черчиллем, который не питал нежных чувств к своему вынужденному союзнику» и относился к нему свысока.

Между тем на деле все было как раз наоборот. Аристократ Черчилль считал за честь, если во время совещаний ему уделял внимание «сапожник» Сталин и был на седьмом небе, когда советский лидер поддерживал или соглашался с его высказываниями. Аристократ Черчилль восхищался умственными способностями Сталина, его прозорливостью и умением почти мгновенно проникать в сущность обсуждаемых проблем.

Что касается человеческого отношения «сапожника» к аристократу, то оно симпатией не отличалось и носило сугубо деловой и нередко резкий характер.

Во время Ялтинской конференции состоялся обед, на котором Черчилль произнес тост, как он сам писал, «на серьезную тему». «Я возлагаю, — сказал Черчилль, — свои надежды на замечательного президента Соединенных Штатов и на маршала Сталина… которые, разбив наголову противника, поведут нас на борьбу против нищеты, беспорядков, хаоса, гнета». Черчилль говорил, что считает жизнь маршала Сталина «драгоценнейшим сокровищем» и шагает по земле с большой смелостью и надеждой сознавая, что «находится в дружеских и близких отношениях с великим человеком, слава которого прошла не только по всей России, но и по всему миру».

Автор книги «Уинстон Черчилль. Политическая биография» В. Г. Трухановский отмечает, что эти слова были уж очень далеки от истинных чувств Черчилля. Вероятно, Сталин решил показать Черчиллю, что не верит в такую пылкую любовь британского премьера. Он ответил: «Я хочу выпить за наш союз… В союзе союзники не должны обманывать друг друга. Быть может, это наивно? Опытные дипломаты могут сказать: а почему бы мне не обмануть своего союзника? Но я как наивный человек считаю, что лучше не обманывать своего союзника, даже если он дурак. Возможно, наш союз столь крепок именно потому, что мы не обманываем друг друга; или, быть может, потому, что не так уж легко обмануть друг друга. Я провозглашаю тост за прочность союза наших трех держав. Да будет он сильным и устойчивым; да будем мы как можно более откровенны».

Черчилль понял, что это серьезный разговор, а не шутка, и много лет спустя в мемуарах написал: «Я никогда не думал, что он может быть таким откровенным»[79].

По воспоминаниям очевидцев, отношение Рузвельта с Черчиллем было противоречивым. Довольно часто Рузвельта утомляло упрямство британского премьера. Например, в Ялте, как вспоминает государственный секретарь Стеттиниус, после начала очередной речи Черчилля президент послал американской делегации записку: «Опять полчаса болтовни». Говоря о своих взаимоотношениях с британским премьером, Рузвельт как-то сказал: «Я от него устал! И вы устанете, если вам придется истратить пять часов, как только что сделал я, пытаясь втащить Уинстона в тачке на крутой холм». Вместе с тем Рузвельт привык к Черчиллю и высоко его ценил[80].

Отношения Сталина и Рузвельта были взаимно доверительными, уважительными и откровенными. В советской истории Франклин Делано Рузвельт занимает место как выдающийся президент Соединенных Штатов, достойный активного подражания. Он смотрел далеко вперед: добился дипломатического признания Советской России, был нашим союзником в годы Второй мировой войны, восхищался храбростью и патриотизмом советских воинов, мечтал об устройстве послевоенного безопасного мира под контролем будущей Организации Объединенных Наций. Больной, наполовину парализованный, он восхищал окружающих своим интеллектом, оставался всегда ярким, острым и способным на быструю реакцию.

Сталин симпатизировал Рузвельту как человеку и президенту. Их беседы на конференциях носили дружеский, уважительный, можно сказать, доверительный характер. По всем вопросам, даже самым сложным, они находили взаимопонимание. Сталин видел в Рузвельте умного государственного деятеля, а Рузвельт в Сталине — мудрого политика и полководца.

Из протокольных записей бесед обращает на себя внимание, что на первой же встрече с советским лидером Рузвельт попытался создать атмосферу доверительности. Не было никакой натянутости, настороженности, никаких неловких длительных пауз.

Что касается поведения Сталина на конференциях, то дополнительно к тому, что о нем было сказано выше, А. А. Громыко подчеркивал следующее: «Где бы ни доводилось его видеть, прежде всего обращало на себя внимание, что он человек мысли. Я никогда не замечал, чтобы сказанное им не выражало его определенного отношения к обсуждаемому вопросу. Вводных слов, длинных предложений или ничего не выражающих заявлений он не любил. Его тяготило, если кто-либо говорил многословно и было невозможно уловить мысль, понять, чего же человек хочет. В то же время Сталин мог терпимо, более того, снисходительно относиться к людям, которые из-за своего уровня развития испытывали трудности в том, чтобы четко сформулировать мысль… Сам он брал точностью в формулировании мыслей и, главное, нестандартностью мышления…»

Сталин обладал способностью читать текст «постранично, а не по строчкам», что поражало окружающих его коллег, особенно при проведении международных конференций, совещаний и т. д.

Известно также, что советский лидер не носил с собой никогда никаких папок с бумагами. Так он появлялся на заседаниях, на любых совещаниях, которые проводил. Так приходил и на международные встречи — в ходе конференции в Тегеране, Ялте и Потсдаме. Не видели никогда в его руках на таких заседаниях ни карандаша, ни ручки. Он на виду не вел никаких записей… Приходил он на совещания или на заседания международных конференций подготовленным.

Представляет интерес следующее впечатление А. А. Громыко: «Когда в ходе заседания говорил Сталин — выступал он, как правило, с непродолжительными заявлениями, — все присутствующие в зале ловили каждое его слово. Он нередко говорил так, что его слова резали слух обоих лидеров западных держав, хотя сами высказывания по своей форме вовсе не были резкими, тем более грубыми — такт соблюдался. То, что заявлял Сталин, плотно укладывалось в сознании тех, к кому он обращался.