Конец операции «Остайнзатц»

«ЗАКРЕПЛЯЙТЕСЬ НА ЖЕЛЕЗНОЙ ДОРОГЕ, НО ПОКА НИКАКИХ ДИВЕРСИЙ!»

Такой весенней грозы разведчики никогда не видели. Могучие стрелы молний, метавшихся по ночному небу, ударяли в землю с таким остервенением, а раскаты грома были такой силы, что казалось, землянка не выдержит напора стихии, но все обошлось благополучно, хотя все бойцы промокли буквально до нитки. Только когда солнце поднялось над лесом, Никонов принял из штаба партизанского отряда радиограмму Центра.

Киселев решил, что на работу в Скрибовцах устроятся четверо, а он и радист останутся в лесу. Такая расстановка сил давала большую выгоду с точки зрения ведения разведки. Четыре человека контролировали почти весь участок на линии Лида - Мосты. Киселев же оставался в лесу и не был связан никакой работой по «прикрытию». Он мог в любое время выйти на встречу с Жимерским, который, контактируя с разведчиками Киселева, получал от них донесения с результатами наблюдений. Имея же радиста в лесу, Киселев всегда мог связаться со штабом партизан по своей рации, передав через них данные в Центр, и тем же путем получить указания из Москвы.

Было еще одно немаловажное обстоятельство, которое нельзя было не учитывать. Кончались продукты питания, и Киселев по собственному опыту знал, что надежда на «авось», на «подножный корм» нередко приводила к срыву всей операции.

Действительно, представьте себе положение разведчика, находящегося в фашистском тылу без «железных» документов, вынужденного избегать лишних встреч с представителями гитлеровской администрации, военными и жандармскими патрулями, полицаями. Для него нет возможности зайти пообедать в столовую, ресторан или любую харчевню, которые были открыты на оккупированной территории в порядке поощрения захватчиками частной инициативы.

Часто можно было попасть в облаву или нарваться на очередную проверку документов.

К тому же все эти заведения были рассчитаны на самих оккупантов или лиц, сотрудничавших с ними. Цены там были весьма высоки, и даже разведчик, имевший надежные документы, должен был всегда тщательно продумать ответ на возможный вопрос: откуда у него появились солидные суммы оккупационных денег или рейхсмарок, дающие возможность посещать подобные заведения.

Разведчик мог купить себе продукты и на рынке, но там, как правило, процветала меновая торговля. Мало того, рынки находились под особо пристальным вниманием местной полиции, и появление здесь одного или двух неизвестных не прошло бы мимо внимания осведомителей гестапо.

Решение Центра весьма просто разрешало проблему питания. Работая на железной дороге и имея подлинные документы, разведчики могли теперь без страха появиться на базаре, обеспечив продуктами не только себя, но и тех, кто остался на болотном островке.

В тот же день капитан послал на связь с Жимерским Мишу Пролыгина. Тот встретился с начальником службы пути на одном из участков железной дороги, где велись ремонтные работы, и вместе с ним проехал на станцию. Жимерский поместил его в казарму, где жили рабочие-ремонтники, а сам занялся оформлением документов. По его представлению Габриш подписал кеннкарту и пропуск на линию Мосты - Лида новому рабочему.

С этими документами и письмом начальника службы пути Густава Жимерского Пролыгин приехал в Лиду и был оформлен на должность путевого обходчика на станции Скрибовцы. В участок Михаила входили семафор и выходная стрелка на самой станции, а также пять километров пути в сторону Поречан. В одном месте его участка через железнодорожную колею имелся неохраняемый переезд, на котором оставалась старая будка переездного сторожа. В ней в непогоду иногда задерживались солдаты, патрулирующие -путь.

С «разрешения» господина Густава Жимерского новый обходчик поселился в этой будке и стал приводить ее в порядок. Солдаты, заглядывавшие к нему, не догадывались, что Михаил, расчищая заброшенный погреб, обивая трухлявые бревенчатые стены будки фанерой, оборудовал несколько тайников, в которых можно было замаскировать и хранить взрывчатку и запалы.

Обходя свой участок, Пролыгин наметил наиболее благоприятные места для будущих возможных диверсий и стал составлять график прохождения по линии поездов на запад и на восток. На мысль о необходимости составления такого графика его навело рассуждение его предшественника - старика-обходчика, который решил оставить работу, как он говорил, «от старости» и уйти в деревню. Старик, видимо, учитывал приближение фронта и решил сменить место жительства, дабы потом вернувшиеся советские власти не взыскали с него за службу у фашистов. Мысль о том, что «красные» будут спрашивать с тех, кто сотрудничал с врагом, неоднократно звучала в рассуждениях старичка, когда он беседовал с Пролыгиным, передавая ему участок и немудреное имущество путевого обходчика.

Рассуждая о режиме работы на участке, старик сказал Мише, что раньше движение по участку было более оживленным, а в последние дни «захирело». «Немец стал ремонтировать участок, - рассуждал старик, - а это значит, что он придает ему важное значение».

Михаил решил записывать все проходящие поезда ежедневно, чтобы потом проанализировать, как изо дня в день изменяется грузопоток и количество эшелонов, проходящих по участку.

После того как Пролыгин побывал в Лиде, был окончательно оформлен на работу и приступил к ней на своем участке пути, «железнодорожник» на очередной встрече с Киселевым предложил устроить на работу на станции еще двух человек. Нужны были слесарь-водопроводчик и разнорабочий на ремонтные работы на путях. Капитан решил направить на место слесаря-водопроводчика Анатолия Кашина. Оформление на эту должность было связано с проверкой, а Кашин уже имел на руках подписанные Габришем документы, - это для него заказывал Киселев первую кенн-карту и пропуск у «железнодорожника». Работа слесарем-водопроводчиком на станции давала возможность подготовки диверсии по выводу в нужный момент системы водоснабжения, и Киселев придавал этому большое значение. Кроме того, уже начав работать на станции, Кашин получал вызовы и наряды на работу в казарме полевой жандармерии, в домах, где жили немецкие офицеры и гражданская фашистская администрация, и смог прекрасно изучить дислокацию всех оккупационных учреждений и квартир оккупантов.

На место рабочего-ремонтника был устроен спокойный, медлительный сибиряк Аркадий Зарубин. У него была изготовленная Центром справка оккупационных властей генерал-губернаторства о том, что он освобожден от работ в генерал-губернаторстве в связи с травмой, полученной во время работы в каменоломне, и ему разрешается возвращение к месту его постоянного жительства. По легенде, Зарубин попал в обвал, был тяжело контужен и хотел бы вернуться под Минск, где у него имеются родственники, но там сейчас военное положение, и он вынужден искать работу, чтобы как-то прокормиться Природная замкнутость, молчаливость помогала Зарубину избегать ненужных расспросов других рабочих в ремонтной бригаде, ссылаясь на последствия контузии, которые затрудняют ему речь. Бригадиру, который, будучи осведомителем гестапо, пытался вытянуть Аркадия на «откровенный» разговор, он после первой же недельной получки выставил бутылку самогона и тем самым расположил его к себе, тем более что бригадир видел, что инженер Густав Жи-мерский на разводе рабочих нередко сам определял для Зарубина участок работы и даже снисходил до разговора с ним, А уж кому не было известно, что инженер Густав и шеф гестапо Алоиз Габриш просто закадычные друзья, несмотря на разницу в возрасте. Всем рабочим и служащим станции было известно, что Габриш любил зайти к инженеру Густаву и послушать, как тот на стареньком пианино исполняет популярные произведения Вагнера и других великих немецких композиторов.

Первые же донесения Пролыгина, Кашина и Зарубина, полученные Киселевым от инженера через тайник, оборудованный в районе, где шли ремонтные работы на самой опушке леса, говорили о том, что их устройство на работу прошло успешно.

Жимерский днем, прогуливаясь по опушке, спокойно, почти на виду у солдат охраны или полицаев, которые боялись нарушить одиночество «немецкого инженера», вкладывал донесения в тайник, а в сумерках, когда работы на пути заканчивались, к тайнику подходил Гриша Баранович и изымал материал для доставки Киселеву.

Второе вложение в тайник, сделанное Жимерским, дало Киселеву много материалов для анализа. Пролы-гин сообщал график прохождения поездов, движение шло в основном в светлое время суток. Десятидневные наблюдения показали, что интенсивность движения нарастает - немцы перебрасывают из Прибалтики военную технику и живую силу, идут эшелоны с боеприпасами и горючим. Все это движется к Лиде, а куда дальше - неизвестно. В западном направлении идут главным образом эшелоны с гражданским грузом - фашисты продолжают вывозить награбленное в свой рейх. В сумерки проходят только два-три комбинированных грузопассажирских поезда. На ночь движение замирает. Киселев не мог не согласиться с выводом Михаила, что немцы, не имея возможности полностью обеспечить охраной железнодорожную колею, предпочитают пропускать эшелоны днем, когда меньше возможность проведения диверсионных операций со стороны партизан и больше возможность обнаружения заминированного участка, а путевые обходчики и патрули не могут не обнаружить свежие следы подложенной под рельсы или шпалы мины. Михаил также высказывал предположение, что в ночное время эшелоны скапливаются на узловых станциях Лида и Мосты, где имеется определенная противовоздушная оборона и немцы могут не так опасаться налета советских самолетов. В заключение Пролыгин просил начать к нему постепенную доставку взрывчатки, для хранения которой он оборудовал тайники.

Кашин сообщал, что занимается работой по ремонту системы водоснабжения станции под руководством инженера-немца. В ближайшее время по требованию немцев станция должна быть способной одновременно обеспечивать заправку водой шести паровозов и трех эшелонов или пассажирских поездов. Видимо, намечается дальнейшее расширение пропускной способности станции. Из бесед с коллегами по работе и со служащими на станции Кашину стало известно, что главным контролером всей работы по увеличению пропускной способности участка является, инженер Эттингер, который был на станции и снова должен скоро прибыть сюда.

Зарубин в краткой записке сообщал, что работает на участке пути между Скрибовцами и Поречанами. Немцы выгоняют туда рабочих якобы для того, чтобы подбивать балласт под шпалы, выравнивать путь, но на самом деле делать там нечего - путь нормальный, никаких отклонений от нормы нет, и бригада бездельничает. Полицаи и бригадир видят это, но никого не подгоняют. Аркадий делал вывод, что работы на этом участке ведутся для маскировки, но ради чего - этого он сообщить не мог, так как не мог дать никакого объяснения такому поведению и бригадира и полицаев.

Сам Жимерский сообщил Киселеву, что у него имеется вакансия для человека, владеющего хотя бы слабо немецким языком. Заместителю начальника станции по снабжению, офицеру-интенданту, нужен смышленый переводчик-порученец, который не только мог бы вместе с ним бывать в Лиде и в Мостах и вести там переговоры с белорусами и русскими, работающими в снабженческих организациях Управления железной дороги, но которому можно было бы поручить и выполнение небольших хозяйственных заданий. «Железнодорожник» указывал, что если Киселев решится сам занять этот пост, то он может порекомендовать его как своего старого знакомого. Легенду для такого случая Жимерский предлагал разработать самому Киселеву.