Глазомер! Быстрота! Натиск!

Глава 3. Знамя

В этом году снег очень быстро растаял под южным мартовским солнцем, а апрель, прошумев первыми весенними грозами, основательно промочил землю Новороссии дождем. Распутица сковала всякое сообщение в этом степном крае. Егерям же было не до отдыха. Невзирая на лужи и грязь, учебные команды носились с утра до ночи по полям и косогорам, ползали по-пластунски по перелескам и шли в атаку растянутыми цепями на полигонах. Круглые сутки, не исключая даже и ночного времени, гремели выстрелы и взрывы на всех полковых стрельбищах.

В начале мая по уже подсыхающей дороге в Николаевскую из Херсона прикатили три одноосные и одна большая двухосная полевые кухни.

– Принимайте пополнение, Александр Павлович! – крикнул, весь в грязи с головы до ног, Радован. – На корабельных верфях царит суета несусветная, готовят два больших судна к спуску на воду, вот и не до нашего заказа всем было. Ладно хоть дядя помог. Уважают врачей корабельщики. Котлы вторично пропаяли, испытали их большим давлением под паром и уже только потом нам эти кухни отдали. Правда, они еще и с осями там возились, пока собирали все конструкции воедино. И уже после всего этого мы сюда по грязюке поехали. Насилу до нашей станицы дотащились.

– Вот ведь, выходит, что не зря тебя Алексей Петрович в Херсон отослал, – одобрительно пробормотал Рогозин, похлопывая по пузатому железному боку кухни. – Другой бы ни в жизнь с таким-то серьезным делом не справился, так и остались бы мы в дальнем походе без каши.

– Чего ты там, Павлович, говоришь? Не расслышал я, – переспросил главного интенданта сбивающий с мундира толстую корку грязи поручик.

– В интендантское ведомство, я говорю, тебе надобно переходить, Радован, – отозвался Рогозин. – Талант у тебя, оказывается, есть в этом деле. Вона какое нонче все гладенькое да аккуратное приехало. Шов к шовчику, ничего и нигде не шатается, крепеж всюду надежный, без заусенцев, не то что, вон, прошлый раз, когда мы первые кухни там ладили. На совесть все корабелы нынче сделали.

– Резче, резче коли! – крикнул фурьер Новиков. – Шаг вперед, удар, шаг назад, и ружье сразу рвешь на себя! Вот так, вот так, вот так надо! – орудовал он фузеей с примкнутым к ней штыком. – Чтобы солома с чучел дождем вокруг летела! Резче бей, Лошкарев, это я тебе в первую очередь говорю! Ну чего ты ру-ужжом своим это чучело ласково гладишь?! Стесняешься, что ли, кого? Удар, отход, удар, отход! Резче бить надо!

Шест с закрепленным на нем соломенным чучелом громко треснул, и вся конструкция рухнула прямо в грязь.

– Видали удар?! – кивнул он себе под ноги. – А не вот это ваше все! Будете так же, как сегодня, супротив турок стоять, так они вас одним махом ятаганами на лапшу постругают!

Второй уже час орудовали штыками новобранцы первой роты второго батальона, но унтер был неумолим.

– Вы сегодня как куры все сонные, первый плутонг и то даже лучше работал. А ну все в строй быстро! Становись! Равняйсь! Отставить! Суконкин, резче поворот головы, не спим! Равняйсь! Смирно! Вольно! Плутонг, разойдись! – строй мгновенно распался, солдаты, словно воробьи, рассыпались по поляне. – Положение лежа принять! До перелеска по-пластунски ползком марш!

– Вот ведь зверь какой, этот Новиков, – выплевывая изо рта грязь, прошипел Фрол. – Поедом нас заедает, ни днем, ни ночью покоя от него нет. Под утро до петухов ведь поднял и вдоль Ингульца по самой грязи да по болотным плавням погнал.

Приличных размеров камень ударил Фрола прямо по мягкому месту, и тот громко ойкнул.

– Ж…пы у тебя теперь нет, Горшков, ружейная пуля тебе ее отстрелила, – донеслось издевательское от фурьера. – Так что, Горшков, не на чем тебе уже теперяча сидеть. И будешь ты всю эту учебу на своих ногах службу солдатскую, словно бы болотная цапля, нести. Первое отделение, а вы куды ползете, голуби вы мои ласковые! У вас, вон, раненый кровью истекает. А ну всем стоять! Егеря своих никогда не бросают! А егеря-волкодавы так со своими еще и чужих заодно прихватывают! Взяли страдальца и за собой его тащим. Как, как?! А вот так! Смекалку проявите, покумекайте маненько! Ну-у, вообще, и так тоже можно, – проворчал он одобрительно, увидев, как из рогожи чучела и из палок новобранцы сооружают что-то типа носилок. – Ползком, ползком ранетого тоже тянем. Башку только шибко не поднимайте, а то и в нее каменюка попадет! Поочередно меняйтесь да понемногу догоняйте второе отделение. И знайте: я сейчас над вами ничуть даже не издеваюсь, и в бою такое может случиться, когда вашего товарища подстрелят и его вытянуть с поля нужно, а с ретраншемента неприятель из ружей вовсю палит. Чем ниже пригнешься – тем дольше проживешь! Запомните, голуби мои сизокрылые!

От расположенного неподалеку стрелкового полигона слышались ружейные выстрелы. Вслед за бегущими по полю и разбитыми в цепь егерями шли два молодых капрала.

– Не спешим, не спешим! – покрикивал Тихон. – Бежим тихонько и все в одну линию, чтобы ненароком своего же не подстрелить. У колышка встали, а теперь все работаем с ружьем. Первый номер в мишень палит, а второй его прикрывает.

Пары новобранцев, разобравшись в линию на очередном огневом рубеже, быстро и слаженно работали с оружием. Первый номер, взведя курок, выцеливал далекую ростовую мишень, а второй в это время водил стволом во все стороны, демонстрируя, как он прикрывает товарища.

«Бам! Бам! Бам!» – разнеслась по полю россыпь ружейных выстрелов. Отстрелявшиеся перезаряжали на корточках свои фузеи, и теперь уже огонь вели вторые номера.

– Ваня, тот, который Южаков, ты долго в этот раз целился, почто так выстрел задержал? – громко, чтобы все слышали, спросил худенького солдатика второй капрал. – Капрал Мухин ведь вам сто раз уже говорил – не тяните вы с выстрелом, коли уверенно цель видите, так сразу бейте!

– Федот Игнатьевич, осечка у меня случилась, затравочное отверстие в ударном замке мне пришлось шильцем поправлять, вот я и задержался маненько, – оправдывался стрелок.

– А вот тогда к тебе другой вопрос будет. Почему же ты при перезарядке его не проверил, не убедился, так сказать, что у тебя оружие в полной боевой готовности? – недовольно спросил капрал. – А может, ты его перед занятиями почистил плохо, а, Южаков? Ну вот как так, мы тут только лишь второй выстрел на стрельбище делаем, а замок у тебя уже с засором? Я ведь вам всем целыми днями талдычу – следите за своим оружием, как мать за дитем малым! Нянькайте его, обихаживайте, любите, и оно вам за такую вот нежную заботу таким же добром ответит, жизнь вам в бою спасет и от раны убережет. Ну ладно, все успели перезарядиться? Оружие все проверили? Значится, вперед, вперед, на следующий рубеж побежали! Ровненько только бежим, другу дружке обзор не закрываем, да по сторонам головой вокруг вертим, неприятеля всюду высматриваем! Помните: коли османская кавалерия из перелеска выметнется, вы ведь и «мама» не успеете крикнуть, как сипахи с саблями совсем рядом уже с вами будут. Так что не зевайте, братцы. В каждой складочке поля и в каждой малой рощице опасность подозревайте. Все вокруг себя примечайте!

Десятого мая по Елизаветградскому тракту в станицу Николаевскую прискакал гонец-прапорщик в сопровождении десятка казаков. Из штаба армии для командования расквартированного здесь Бугского егерского корпуса и отдельного егерского полка поступили депеши о скором инспектировании их светлейшим князем. Из полученного приказа следовало, что шестнадцатого мая, в полдень, всем подразделениям линии надлежало быть построенным в парадных расчетах.

– Что-то серьезное будет! – шептались в плутонгах ветераны. – Светлейший, он ведь никогда просто так не приезжает, или кнут, или пряник привезет, другого тут не дано! Так-то вроде и нечего нам бояться, не за что нас ему хаять. Во всех баталиях мы с честью супротив врага стояли и конфуза при осаде Очакова никакого не имели. Хотя кто же их знает, этих князей, вона генерал Суворов чем-то князюшке не угодил, и теперяча в армии его и вовсе даже не видно. А ведь целым хенералом-аншефом он был, заслуженным, да еще и с орденами!

– Их светлость только вот неделю как из столицы прибыли, в настроении были, когда я уезжал, а для чего он по войскам едет, так я в неведенье, – уклончиво отвечал на все вопросы прибывший гонец. И только лишь распарившись в специально протопленной для него баньке и потом хорошо приняв «на грудь», поведал он офицерам, что генерал-фельдмаршал весьма обласкан и одарен великими милостями как сенатом, так и самой матушкой-императрицей. И что вернулся он к своим войскам вовсе даже не с пустыми руками.

– «С пряниками» приедет, – решили на Буге и начали готовиться в приему светлейшего с удвоенной энергией. Белились хаты и заборы, выметались все подсохшие после весенней распутицы улицы. Мундиры и амуниция стирались, чистились, вохрились и приводились в идеальный вид.

Уже утром шестнадцатого в станицу прилетел дозорный десяток бугских казаков, доложивших, что свита главнокомандующего находится чуть более чем в двух десятках верст от Николаевской.

– Часа через три уже точно здесь будут, – подсчитал Кутузов и отдал приказ к началу построения всех частей на огромном поле возле станицы.

– Глядите всю торжественность нам тут не сломайте! – наставлял он канониров и фейерверкеров из парадных орудийных расчетов. – Палить из пушек вы начнете только тогда, когда карета светлейшего вон ту караульную будку проедет. И смотрите, чтобы не в раз все бахали, а как на Кременчугских маневрах императрицы, от орудия к орудию, перекатами!

– Первая шеренга десять, вторая восемь, третья шесть, четвертая четыре, пятая два – шаго-ом марш! – скомандовал Егоров.

Длинный строй качнулся, и шеренги разошлись на указанную им командиром дистанцию.

– Ротным офицерам приступить к осмотру своих людей!

Прапорщики, подпоручики и капитаны выскочили из общего строя и медленно от солдата к солдату начали последнюю и самую тщательную проверку внешнего вида своих подчиненных.

– Ремень подтянуть! Сапоги подчистить, вон как запылились! Пуговицы надраить! Почему они огнем у тебя не горят?! – только и слышалось в длинных рядах выстроенного полка.

Глядя на соседей-егерей, начальство и других воинских подразделений не выдержало и начало очередную проверку своих людей. Скучно никому в этот день не было.

– Едут, едут! – к караульной будке, стоявшей у Елизаветградского тракта, подскочил гонец. – У кривой балки уже кареты катят! Совсем скоро они все здесь будут!

– Шестая, пятая, четвертая, третья и вторая шеренги, кру-угом! – скомандовал Алексей. – На свои места шагом марш! Поправились и выровнялись все в строю!

А вот показалась и вереница карет. Самая большая, золоченая катила в колонне третьей, именно из нее-то под раскаты оглушительного пушечного салюта и сошел на плотно утрамбованную землю светлейший князь Григорий Александрович Потемкин-Таврический.

– Ура! Ура! Ура! – ревели войска, стараясь перекричать пушечную канонаду.

Осанистый, высокий мужчина, опираясь на лакированную, украшенную драгоценными камнями и золотом трость, медленно и как-то вальяжно проследовал на самый центр огромного плаца. Вслед за ним шла огромная свита из генералов, штаб-офицеров, адъютантов, людей в мундирах и в штатском платье. Уперев руки в бока, светлейший обвел долгим взглядом все выстроенные перед ним войска.