Cемиотика культуры

8. Художественная литература

Краткое содержание. В своем художественном применении язык отвлекается от практических функций, связанных с выражением чувств адресанта, воздействием на адресата, установлением между ними контакта и общего кода, описанием внешнего мира-контекста. Поэтическая функция высказывания соотносится с уникальной формой сообщения; ее работу можно также объяснять взаимопереходами внешней и внутренней коммуникации (автокоммуникации).

В силу своих названных в главе 7 специфических особенностей естественный язык порождает не просто условные сигналы, а «живую речь», в которую вовлечен говорящий/пишущий субъект и которую он может творчески преобразовывать и развивать. Так происходит особенно при художественном творчестве – в «поэзии», если употреблять это слово в широком смысле, равном «художественной литературе». Устройство литературы – сложная и неоднородная структура, которая с разных точек зрения изучается разными науками (филологией, философией, социологией). Здесь мы ограничимся только семиотическим аспектом литературы, оставляя в стороне другие ее аспекты.

Все тексты литературы являются текстами естественного языка (обратное, разумеется, неверно: не все языковые тексты художественны), то есть это типичный пример вторичной знаковой системы, надстраивающейся над системой языка. Можно сказать и иначе: художественная литература – это особое функциональное применение естественного языка, и стоит задаться вопросом о том, какая именно из функций языка реализуется при его художественном использовании. Тем самым семиотика языка сближается с его эстетикой, описанием возможностей, предоставляемых им для литературного творчества.

Именно так развивалась мысль Романа Якобсона. В начале 1920-х годов, еще до возникновения научной семиотики и всего через несколько лет после издания «Курса общей лингвистики» Соссюра, он утверждал, что «поэзия – это язык в его эстетической функции»[64]. Много лет спустя в большой статье «Лингвистика и поэтика» (1960) он вернулся к этой проблеме и дал обобщенную формулировку, выделив поэтическую функцию в ряду других стандартных функций языка. Каждая функция связана с одним из компонентов, которые обязательно присутствуют в каждом словесном высказывании; без всех этих компонентов невозможен успешный акт коммуникации, но один из них – вместе с соответствующей ему функцией – выдвигается на главное, господствующее место. Он становится доминантой данного высказывания; это понятие было выработано в литературной теории русского формализма, к которому принадлежал в молодости Якобсон.

Подробнее. У концепции Якобсона были и другие предшественники, определившие некоторые из используемых им понятий и терминов (функций): немецкие теоретики языка Карл Бюлер (1879–1963) и Антон Марти (1847–1914), британский антрополог польского происхождения Бронислав Малиновский (1884–1942). Якобсон ссылается на них в своей статье, сводя вместе их терминологию. Еще одним его вероятным источником была так называемая «модель Шеннона – Уивера», предложенная после Второй мировой войны американскими математиками Клодом Шенноном (1916–2001) и Уорреном Уивером (1894–1978). Кибернетическая модель передачи информации была создана в связи с разработкой военных шифров; в ней компоненты коммуникационного акта определялись не как функции, а как линейно сочлененные между собой инстанции, звенья цепи: источник информации, передатчик, канал, приемник и целевое назначение.

Якобсон различает шесть компонентов высказывания и шесть соответствующих им функций.

1. У каждого высказывания должен быть адресант, отправитель, – тот, кто его производит и посылает другим; ему соответствует экспрессивная, или эмотивная, функция, непосредственно выражающая его чувства. Есть примеры высказываний – даже целая грамматическая категория, – где преобладает именно такая функция: это междометие, где ослаблены другие, смысловые функции и выражен прежде всего аффект говорящего.

2. У каждого успешного высказывания есть адресат, то есть получатель, кому оно предназначено. Даже если человек пишет текст «в стол», не для публикации, или же разговаривает вслух сам с собой, все равно в этой коммуникации есть подразумеваемый адресат – или гипотетический будущий читатель текста, или даже сам говорящий, осуществляющий автокоммуникацию (о ней будет сказано ниже). Без реального или подразумеваемого/ожидаемого адресата событие высказывания не может состояться. Соответствующую ему функцию Якобсон называет конативной (от латинского слова conatus – «побуждение», «импульс»), то есть высказывание в этой функции добивается чего-то от своего получателя: просит или приказывает усвоить сказанное, соглашаться или спорить с ним, совершать действия, к которым призывает высказывание, изложить нечто самому (например, отвечая на экзаменационный вопрос). Преобладанием этой функции в чистом виде характеризуется одна из грамматических категорий языка – императив, повелительное наклонение глагола.

3. Чтобы отправитель и получатель могли обмениваться языковыми знаками, между ними должен быть контакт — прямое или косвенное физическое соприкосновение, позволяющее уловить органами чувств знаки и сигналы, отправляемые другим партнером. Упрощенно говоря, они должны слышать друг друга или видеть написанные друг другом тексты; возможен и тактильный контакт, например при переписке азбукой Брайля, а парфюмерия позволяет передавать некоторые ольфакторные, обонятельные сообщения. С контактом связана фатическая функция высказывания (от латинского глагола fari, fatu – «говорить»). Она преобладает в высказываниях, главной задачей которых является установить, уточнить, проверить контакт между собеседниками. Характерными примерами служат стандартные слова-высказывания вроде «эй!», «алло!», «как вы меня слышите?» и т. д. Они могут присутствовать не только в начале, но и в середине диалога, ритмизируя его, поддерживая контакт; при этом фатическая функция сопровождается конативной, проверка контакта сопровождается более или менее явным требованием «слушай меня дальше», для чего могут служить иногда довольно причудливые приемы[65].

4. Чтобы два партнера могли не только услышать или увидеть сообщения друг друга, но еще и понять их (бывает, мы слышим непонятные речи и видим непонятные тексты – например, на незнакомом языке), у них должен быть общий код, с помощью которого эти сообщения зашифровываются и дешифруются. Первичным словесным кодом является общеязыковой, но есть и более специальные даже в рамках одного национального языка – диалекты, жаргоны и т. п. Функция высказывания, соответствующая его коду и служащая для установления, проверки, развития этого кода, называется у Якобсона метаязыковой или металингвистической (в вариантах перевода его статьи, написанной по-английски). Эта функция имеет не только коммуникативную, но и когнитивную направленность, помогает нам усложнять знания о языке; применяя ее, мы учимся языку сами и учим ему других. Существуют очень разные типы высказываний, где она доминирует: начиная от элементарных вопросов и ответов «что значит это слово? – это слово значит то-то и то-то» и вплоть до столь важных жанров словесной культуры, как языковой словарь (толковый или многоязычный), учебник грамматики, научные исследования о языке. Текст настоящего пособия тоже выполняет по преимуществу метаязыковую функцию, объясняя значение семиотических терминов и устройство знаковых систем, включая язык.

5. Пятая функция языка – наиболее распространенная, она прежде всего приходит на ум, когда мы говорим о его назначении. Она связана с тем компонентом высказывания, который Якобсон называет контекстом — имея в виду не языковое окружение слова или выражения, а вообще знание о мире, получаемое человеком с помощью разных знаковых систем или на основании собственного практического опыта. Например, знание о топографии какого-нибудь города или квартала можно получить при чтении карты или из рассказов других людей, но можно и просто в результате прогулок и поездок по улицам. Словесное высказывание сообщает нечто новое об этом контексте; а поскольку окружающий мир является для языка референтом, то и функция, которая обогащает контекст, называется референтивной или референциальной (англ. referential). Авторитетным типом текста, направленным на суммарное описание всего возможного контекста, является энциклопедия: в отличие от языкового словаря, она толкует не о словах, а о вещах.

6. Мысль Якобсона развивается по пути аналитического расчленения высказывания и выделения в нем функций: есть разные языковые средства для эмоционального самовыражения, для побуждения к чему-то собеседника, для установления контакта и уточнения кода; есть бесчисленное множество слов и выражений, выполняющих референциальную функцию, причем одни и те же сведения можно сообщить многими разными выражениями (синонимия). Что же остается в высказывании, если вычесть из него эти пять функций? Остается уникальная форма конкретного высказывания, которую Якобсон называет сообщением. Все содержательные моменты высказывания распределяются по пяти первым рубрикам (функциям), и на долю сообщения остается только чистая форма – не то, «что» сообщается, а то, «как» это сообщается. Функция, направленная на реализацию этой формы, называется поэтической функцией высказывания.

Подробнее. Якобсон еще вскользь упоминает седьмую, дополнительную функцию высказывания – магическую, заклинательную; антрополог Малиновский, на которого он ссылается, считал эту функцию основной на ранних этапах развития общества. В романе современного французского прозаика Лорана Бине «Седьмая функция языка» (2015) на первое место выступает именно она, и ею мотивирована забавная «альтернативная история» мировой семиотической и культурной теории (с участием самого Якобсона, фантастически преображенного).

В художественном высказывании, как и вообще в любом высказывании, соприсутствуют все шесть базовых компонентов и, следовательно, все шесть функций, но при художественном применении языка доминирует именно функция уникального словесного выражения. В случае преобладания какой-то другой функции – например, референциальной, отсылающей к внешнему миру, к контексту наших знаний о нем – мы не обращаем внимания на форму высказывания, смотрим как бы сквозь нее, на «содержание», которое можно было бы выразить и иначе, «другими словами» (напомним: в формализованных, неизбыточных знаковых системах такое невозможно – зато в них и поэтическая функция стремится к нулю). Текст читается как художественное высказывание, если отвлечься от передаваемых им внешних сведений и сфокусировать внимание на его уникальном построении. Когда Цицерон добивался от римского сената осуждения Катилины, в его речах доминировала, в терминах Якобсона, конативная, побудительная функция; а много веков спустя европейские школяры перечитывали его речи против Катилины уже как образец латинского ораторского стиля – и в этих текстах возобладала поэтическая функция. Таким образом, поэтичность, литературность – переменное свойство текста, оно зависит от его восприятия и функционирования в культуре, изначально нехудожественный текст может сделаться художественным и наоборот[66].