Когда тело говорит НЕТ: цена скрытого стресса

То, что мы считаем неотъемлемыми чертами характера, возможно, не более чем неосознанно усвоенные привычные способы защиты. Люди часто отождествляют себя с такими выработанными моделями поведения и считают их своей неотъемлемой частью. Иногда из-за этого они даже ненавидят себя: например, человек может называть себя «помешанным на контроле». В действительности у него нет врожденной склонности все контролировать. За «манией контроля» скрывается глубинное чувство тревоги. У младенца и ребенка, которые чувствуют неудовлетворенность своих потребностей, могут сформироваться обсессивные копинг-стратегии, например беспокойство по каждому поводу. Когда такой человек боится, что происходящее выходит из-под его контроля, он испытывает сильный стресс. Бессознательно он считает, что, только контролируя каждый аспект своей жизни и окружающей обстановки, он сможет обеспечить удовлетворение своих потребностей. Когда он повзрослеет, окружающие станут на него обижаться, и он будет испытывать неприязнь к тому, что изначально было отчаянной ответной реакцией на эмоциональную депривацию. Стремление к контролю — это не врожденная черта, а копинг-стратегия.

Подавление эмоций также представляет собой копинг-стратегию, а не неизменную черту характера. Никто из множества взрослых людей, с которыми я общался для написания этой книги, не смог утвердительно ответить на следующий вопрос: когда в детстве вы испытывали грусть, были расстроены или злились, рядом с вами был человек, с которым вы могли поговорить, — даже если именно он вызывал у вас эти негативные эмоции? За 25 лет медицинской практики и 10 лет работы в отделении паллиативной помощи я никогда не слышал, чтобы кто-то из пациентов с раком или другим хроническим заболеванием утвердительно отвечал на данный вопрос. Многие дети подвергаются такому обращению не в результате жестокости родителей или их желания причинить вред, а потому, что сами родители слишком боятся тревоги, гнева или печали, которые они ощущают в своем ребенке, либо слишком заняты или обеспокоены, чтобы обращать на него внимание. «Мои родители хотели, чтобы я был счастлив», — эта простая формула научила многих детей — ставших взрослыми людьми, которые страдают от стресса, депрессии или физической боли, — подавлять свои чувства на протяжении всей жизни.

Джилл, режиссер из Чикаго, у которой обнаружили прогрессирующий рак яичников, признает, что она перфекционистка. Ее подруга сказала мне, что на протяжении всего года до постановки диагноза она чувствовала беспокойство, видя, как Джилл переживает серьезный стресс: «В тот момент я чувствовала, что это окажет не только психологический вред», — сказала ее подруга.

«Примерно три года назад Джилл начала совместную работу над фильмом. Киностудия плохо справилась со своей работой. Для нее это превратилось в настоящий кошмар, поскольку она ожидала, что завершит проект. Если уж она согласилась на проект, то он должен быть очень высокого качества. Она проводила за работой в три, а то и в пять раз больше оплачиваемого времени. Я считаю, что именно это послужило главным толчком для того, чтобы тело Джилл сказало: „Я этого не выдержу“».

Во время моего разговора с Джилл она демонстрировала невероятную обезоруживающую честность и психологическое отрицание. Джилл рассказывала откровенные истории о стрессовых ситуациях в своих отношениях с родителями и супругом, ни на секунду не признавая, что они могли способствовать развитию ее болезни. Сейчас ей пятьдесят лет, она очень красноречива и склонна углубляться в лабиринт подробностей, обсуждая любой вопрос. Я понимал, что таким образом она пыталась обуздать тревогу. Казалось, ей было не по себе даже от малейшей паузы в разговоре. Во время нашей первой встречи Джилл, потеряв волосы в результате химиотерапии, по-прежнему носила парик.

В браке она приняла на себя роль матери. Когда ее муж Крис страдал от обострения изнуряющего заболевания, она ухаживала за ним с материнской заботой и самоотверженностью: вызывала врачей, нянчилась с ним по ночам, чтобы удостовериться, что о нем как следует заботились, пока она была на работе.

Одновременно она готовилась к выступлению на национальной конференции и вела вечерние семинары для начинающих режиссеров. Вечером перед отъездом на конференцию у нее было одно из таких занятий, затем в два часа ночи она собрала вещи и улетела утренним рейсом.

Вскоре после того как необходимость ухаживать за мужем отпала, она почувствовала первые симптомы рака яичников. Различие между супругами в отношении к болезням друг друга было огромно. Несколько месяцев Крис, казалось, вообще не обращал внимания на страдания жены, невзирая на то, что она буквально жила на обезболивающих. «Иногда в лифте посторонние люди спрашивали, все ли со мной в порядке», — говорит она. Как часто бывает в случае рака яичников, врачам потребовалось несколько месяцев, чтобы поставить диагноз.

Когда Джилл сообщили о том, что у нее рак яичников, ее первые слова были: «Мой бедный муж, моя несчастная мать». Она была для них опорой и жалела их, осознав, что они могут лишиться ее поддержки.

Онколог-гинеколог объяснил супругам, что шанс Джилл прожить хотя бы еще пять лет крайне мал, учитывая стадию, на которой у нее обнаружили заболевание. Крис находился в состоянии отрицания. «Он будто не слышал этого, — говорит Джилл. — Я хотела обсудить с ним то, что мне только что сообщили, но всю дорогу домой Крис говорил о том, как мы будем бороться и победим болезнь. Он вообще не вспоминал про прогноз врача. Эта информация обошла его стороной».

Когда Джилл предстояло пройти операцию, ей пришлось смириться с тем, что ее мать решила быть рядом с ней. «Она не собиралась приезжать. Она привыкла быть в центре внимания и не любила летать на самолетах. Но все повторяли: „Твою дочь кладут в больницу, и ты не поедешь к ней?“ В ответ на это ей пришлось примерить на себя роль матери и приехать ко мне».

«Если вы видели это в таком свете, как вы восприняли ее визит?»

«Поначалу я была счастлива, что она не приедет. Я не хотела ее видеть. Я знала, что она использовала меня, чтобы играть роль хорошей матери. Но я всегда заботилась о ней, с тех самых пор, как умер отец, — он попросил меня об этом».

«Мне кажется, вы заботились о ней с самого рождения».

«Ладно, с самого рождения. Мой папа часто повторял: „Знаешь, оставь ее в покое“. Когда она действовала ему на нервы, он все равно очень деликатно к ней относился. Он по-своему любил ее. К тому же он прекрасно понимал ее недостатки и в ущерб себе пытался приспособиться к ее характеру.

Как-то раз после возвращения из долгой командировки в Юго-Восточную Азию отец забрал меня в аэропорту. Я была измотана. Мама была учительницей, и папа хотел отвезти меня в школу, в которой она работала. „Встретишься с мамой — она и все ее ученики уже ждут тебя там“, — сказал он. Я ответила: „Нет, пап, я не поеду. Я очень устала. У меня была выматывающая поездка. Я просто хочу поехать домой и побыть одна“, — „Сделай это ради мамы. Ты ведь знаешь, как сильно она этого ждет“. Он отвез меня в школу, где она уже ждала меня со всеми детьми, а чтобы развлечь их, уговорил меня надеть соломенную шляпу, которую я купила в Азии. Мама была окружена любовью всю свою жизнь, и он знал, что именно так необходимо проявлять к ней свое уважение. Она демонстрировала детям, что ее дочь была за границей, а теперь вернулась, чтобы увидеться с ней. Я играла эту роль, чтобы угодить отцу, и так происходило постоянно».

«Разве вы не побуждаете своих детей отстаивать свою позицию вместо того, чтобы заставлять их заботиться о ком-то в таком смысле? Джилл, у вас серьезное заболевание, предстоит сложная операция, и ваша мама не просто приезжает, а остается с вами на целый месяц».

«К тому же она очень требовательная. Я целый месяц ей угождала. Понимаете, я очень исполнительная, я на самом деле очень исполнительный человек. Я заботилась о ней. В то время я обсуждала это с моими друзьями, и многие из них советовали мне не разрешать ей приезжать.

Я множество раз прокручивала в голове ситуацию: если бы одному из моих детей назначили операцию и он бы не захотел, чтобы я была рядом, то я смирилась бы с этим. Хотя, я надеюсь, они не стали бы возражать против моего присутствия. В случае с моей матерью я чувствовала бы себя виноватой и страдала, если бы не позаботилась о ней, это стало бы для меня еще большим стрессом».

Джилл вспоминает себя не как покладистого ребенка, а как бунтарку: «В подростковом возрасте я была далеко не идеальным ребенком. Отец говорил, что никогда не пожелал бы мне воспитывать ребенка вроде меня. Я была сущим наказанием. Меня считали очень трудным подростком. Я хорошо училась в университете, мне просто не нравилась школа. Потом я вышла замуж за человека с хорошей профессией. В итоге родители были мной довольны».

Мать Джилл умерла в прошлом году, после нашего интервью. Ее дочь ощущала потребность заботиться о ней даже после ее смерти. В некрологе она восхваляла свою мать за то, что та преодолела огромное расстояние, чтобы быть рядом с дочерью и ухаживать за ней после операции по удалению рака яичников.