Фармацевт

Мама тут же спросила, сколько квадратных метров в помещениях автоклавной и что, кроме мытья полов будет входить в мои обязанности. Короче, исключили меня полностью из обсуждения.

– Эй, дамы? Алё, гараж?! Вы не забыл, что я на работу устраиваюсь? – пришлось прервать беседу подвыпивших подруг.

– Витя, не мешай, – отмахнулась мама от меня. – Ничего мы не забыли, в том числе и то, что ты понятия не имеешь о чём спрашивать.

Я состроил огорченную физиономию, хотя работа, предложенная тётей Машей, меня полностью устраивала. Вернее, не совсем полностью. Работать нужно было шесть дней в неделю, при одном выходном. Я же рассчитывал на режим в отделении, когда при двенадцатичасовом графике, можно было рассчитывать на большее количество свободных дней.

С другой стороны, мыть несколько помещений автоклавной и помогать медсестре в никакое сравнение не шло с нагрузкой в хирургическом отделении, где за двенадцать часов работы вымотаешься напрочь.

В конце концов, женщины пришли к согласию и дружно поинтересовались, согласен ли я на такую не особо интересную работу.

Я с высоты своего возраста, смотрел на это дело прагматически. Меня в первую очередь интересовала заработная плата.

– Марь Иванна, а в автоклавной полная ставка санитарки, или половинка? – спросил я.

– В том-то и дело, что на этот год полная ставка. Главврач периодически угрожает, что оставит только половину ставки, только тогда вообще никого на работу туда не найдет – улыбнулась тётя Маша с таким видом, что сразу стало понятно, как она любит и уважает своего главного врача.

– Так, что? Ты согласен? – спросила она..

– Конечно, согласен, отличная работа, даже не ожидал, большое спасибо, тётя Маша!

– Тогда послезавтра жду вас в больнице, Получим визу зав отделением, потом пойдем в отдел кадров.

– А у главного врача визировать заявление не нужно? – в очередной раз спросил я.

– Не нужно, – сообщила тётя Маша, разливая остатки водки по рюмкам. – Главнюк в отпуске. Наш Роман Валентинович остался за него.

Еще раз поблагодарив мамину подругу, я ушел к себе и прилег, переваривая обильный ужин. А мама с тете Машей продолжили банкет, ради этого мама вытащиламаленькую, спрятанную в белье. После того, как маленькая была распита, тётя Маша собралась домой. Но еще раз напомнила, чтобы устраиваться на работу мы пришли вместе, чтобы у мамы могли взять согласие на работу её сына – подростка пятнадцати лет.

На работу меня приняли без проблем. Тетя Маша, отдала нам с мамой мое заявление с визой и. о. главного врача, с которым мы и отправились в отдел кадров. Там тоже никто моему появлению не удивился. Мне оформили трудовую книжку, которую сразу убрали в сейф к остальным.

После этого мы вернулись в хирургию, и мамина подруга повела нас в подвал, где располагалась автоклавная. Собственно, найти её проблем не составляло. Каталки с горами биксов на них, стройным рядами стояли вдоль стены.

Когда мы зашли в помещение, медсестра как раз открыла крышку одного из автоклавов. Видимо сделала это, не дождавшись пока полностью снизится давление, потому что из аппарата вырвался клуб пара.

Девушка надела перчатки, и начала вынимать горячие биксы с хирургическим бельем и другим стерилизованным материалом, перекладывая их на каталку.

Глядя на неё, я понял, почему меня определили к ней в помощники. У мамы при взгляде на неё тоже появилось жалостливое выражение на лице. Худенькая девочка, чуть пониже меня ростом, выглядела откровенно плохо.

Хотя многие неспециалисты считают, что беременность красит женщину, в случае с Женей Лукьяновой это утверждение явно надуманно.

Возможно, её живот, и не казался бы таким большим, но в сочетании с миниатюрностью фигуры, тоненькими ножками и бледным лицом, явно не соответствовал шести месяцам беременности. Если бы не знал точно о сроке, подумал, что ей скоро рожать.

– Что же вы изверги творите! – возмутилась мама, глядя, как девушка, или точнее уже женщина, шустро укладывает биксы на каталку. – Пигалицу на такую работу поставили.

Женя Лукьянова положила очередной бикс на каталку и неожиданно сильным звонким голосом заявила.

– Я вам не пигалица! И вообще, что вы тут делаете? Посторонним здесь нельзя находиться!

Мама сконфузилась и замолкла. Зато тетя Маша с ехидцей в голосе сообщила.

– Женечка, не волнуйся, тебе же рекомендовали избегать сильных эмоций. Познакомься сВитей Гребневым. Юноша будет работать санитаром в автоклавной, так, покажи ему, что где лежит, ознакомь с обязанностями. Потом направь к старшей сестре для инструктажа и росписей в журналах. На работу он выходит завтра с утра.

– Да вы, что? – возмущенно воскликнула девчонка, – Как я буду работать в одном помещении с мужчиной?! Миша узнает, меня убьет!

Мама переглянулась с тётей Машей, и они дружно засмеялись, через несколько секунд я тоже к ним присоединился.

Девушка непонимающе смотрела на нас, пока не поняла в чем причина смеха.

Залившись румянцем, она сказала, что раз уж этот Гребнев будет работать санитаром, то пусть остается, а все остальные должны немедленно покинуть помещение.

Мама и её подруга, все еще смеясь, двинули на выход, сообщив, что будут меня ждать в отделении.

Домой мы вернулись во второй половине дня. Пришли поздно, потому что мама решила пройтись по магазинам, присматривая мне одежду. Но не только мне. Она долго стояла, разглядывая шеренгу платьев на вешалках в универмаге, периодически поглядывая в мою сторону.

– Сколько будешь думать? – наконец, не выдержал я. – Если нравится, покупай. Молодая красивая женщина должна хорошо одеваться.

Мама явно засмущалась.

– Ой, Витя, ты уж скажешь, молодая. Какая я молодая? Скоро тридцать шесть лет исполнится.

Я засмеялся.

– Разве тридцать шесть лет – возраст? Смотри, как на тебя мужчины заглядываются. Только намекни, сразу замуж позовут.

Мама нахмурилась, улыбка ушла с её лица.

– Витя, ты знаешь, что единственного сына у матери не могут забрать в армию, особенно если первый сын у неё там погиб? – тихо спросила она.

Я пожал плечами.

– Вроде, что-то такое слышал.

– Так вот, пока тебе двадцать семь лет не исполнится, я о замужестве даже слышать не хочу. Ведь если у меня появится муж, тебя смогут забрить в армию.

Я огляделся в поисках любопытных ушей, но рядом никого не было.

– Мама, магазин не место, где об этом можно говорить. Покупай платье, раз оно так тебе понравилось, а дома вернемся к этому разговору.

– Ох, Витька, – вздохнула мама. – Я тебя временами начинаю бояться, Два месяца назад был мальчишка, как мальчишка, нес всякую ахинею, самопалы мастерил, а сейчас ничего в тебе от этого мальчишки не осталось. Комнату сам убираешь. И в кого ты такой серьезный? Колька, папаша твой, честно сказать, дурак дураком был. Да и я не лучше. Семнадцать лет, что я понимала. Повелась на красивое лицо, да фигуру. А в результате осталась одна в двадцать один год с двумя детьми на руках. А Коля испарился на просторах Советского Союза. Завербовался на Дальний Восток и с концами.

– Однако! – мысленно воскликнул я. – Какие разговоры мама со мной завела, раньше такого никогда не рассказывала. Видимо дошло, что сын резко повзрослел.

Затем была долгая процедура примерки. Продавщица косилась на меня, когда слушал мои комментарии по поводу очередного платья. Видимо, она никогда не видела пятнадцатилетнего парнишку со знанием дела комментирующего недостатки и достоинства очередного наряда. В конце концов, платье мы купили и потопали домой.

– Ну, вот, – печально вздохнула мама, когда переступила порог квартиры. – Собиралась сыну рубашку новую купить, а вместо него купила платье.

– Купила и хорошо, давно пора начать уделять себе внимание, хватит об этом говорить, лучше пообедаем, а то есть хочется не по-детски.

– Сейчас-сейчас, – засуетилась мама, бросив сверток на диван, и, переодевшись, загремела кастрюлями.

После обеда я ушел к себе и лёг на кровать. Однако спать почему-то не хотелось. Покрутившись, я встал и начал перебирать немногие книжки, стоявшие на полке. Кроме «Волшебника Изумрудного города» там еще стояли русские народные сказки, и «Страна Багровых туч» Стругацких, зачитанная до дыр и со штампом школьной библиотеки. Видимо, Витька каким-то образом ухитрился её спереть. И я даже вспомнил каким. Уединившись между стеллажами, он запихал книгу в брюки и сильней затянул ремень, чтобы томик не провалился дальше. После чего благополучно вынес из библиотеки.

Плюнув на книги, решил почитать прессу.

Газет мы не выписывали, потому, что мама приносила их с работы, притом в таком количестве, что нам не нужна была другая растопка для печек.

Забравшись в кладовку, вытащил небольшую стопку газет «Советская Россия» и начал знакомиться с последними новостями.

Увы, надолго меня не хватило. Казенный язык отбил желание читать моментально. Еще несколько минут занимался известной игрой, представляя в голове парочку, занимающуюся сексом, читал газетные заголовки. Иногда получалось смешно, но тоже быстро надоело, возраст видимо не тот для таких игр.

В это время из окна раздался голос Валерки Лебедева. Видимо, он явился с практики опять подшофе и давал концерт соседям.

– На заливе тает лед весною,
И деревья скоро расцветут,
Только под конвоем нас с тобою
В лагеря этапом повезут.
Снова эти крытые вагоны
И колес унылый перебой,
Снова опустевшие перроны
И собак конвойных злобный вой…

Пел он, нещадно терзая гитарные струны.

– Выйти, что ли, посидеть на улице, – подумал я и, надев сандалеты на босу ногу, вышел из квартиры.

На этот раз Валеркин концерт собрал большую аудиторию. Несколько девчонок и парней, рассевшись на куче не распиленных брёвен, внимали местному барду.

– Валера, – надув губы, недовольно заметила Карамышева, когда Лебедев закончил с очередной тюремной темой. – Ты все поёшь про зэков и тюрьму. Спой лучше что-нибудь о любви.

– Для тебя, Нина, все, что хочешь, спою, – заверил Валера и, улыбнувшись, сверкнул золотой фиксой. Еще вчера её не было. После чего тронул струны и негромко запел, не сводя глаз с Нины.

– Опять мне снится сон, один и тот же сон
Он вертится в моём сознанье словно колесо…

Я слушал давно не слышанную песню и думал.

– А ведь не хуже Осина получается у дворового певца. Жаль, конечно, но сопьётся парень, скорее всего. Хотя может этого и не случится, всяко в жизни бывает.

Пока я думал о будущем своего соседа, Нина Карамышева пересела ближе ко мне.

– Витя, ты говорил, что сможешь со мной в выходной сходить позагорать, – утвердительно спросила она.

Я улыбнулся.

– Нина, с завтрашнего дня я работаю в больнице, так, что, действительно свободным остаётся только воскресенье. Сегодня среда, так, что если через три дня погода не испортится, можно сходить.

– Хорошо, – сразу согласилась Нина, чем немало меня удивила, и потом продолжила. – Знаешь, моим родителям не понравилось твоё решение. Папа так вообще сказал, что если знал, что ты устраиваешься на работу, то взял бы тебя учеником моториста. По крайней мере, получал бы намного больше чем в больнице.