Фармацевт

Вскоре с такими мыслями меня потянуло в сон. Дожидаться маминого прихода я не смог. Выключил телевизор и улегся в постель. Последнее что увидел, засыпая, улыбающееся лицо девочки, виденной сегодня. Вроде бы её звали Шурочка, ну прямо, как меня в прошлой жизни.

– Утром можно было понежиться в постели, что я с большим удовольствием и сделал. Но долго валяться не пришлось.

– Витя, хватит спать, – послышался с кухни мамин голос. – Воды надо принести.

Глянув в окно, увидел, что от дождя не осталось и следа. Солнце ярко светило в окно, слепя глаза.

Взяв коромысло и ведра, я отправился к колонке. Было бы поближе, можно бы обойтись и без коромысла, но до колонки надо было шагать и шагать.

У колонки, как обычно толпилась малышня, обливая друг друга водой. Навстречу мне шла с полными ведрами Нинка Карамышева. Мы с ней поулыбались друг другу, Потом Нинка заворчала, увидев пустые ведра, и пошла дальше. Разогнав мелких хулиганов, я тоже набрал воду и отправился в сторону дома. Догонять Нинку не стал. Разглядывать её симпатичную попку прикрытую только легким платьишком и просвечивающими через него трусиками в горошек сзади было гораздо интересней. Наверняка Карамышева подозревала, чем я занимаюсь, потому что виляние ягодиц стало интенсивней.

– Чёрт! Как девчонки это делают? – В который раз за свою жизнь восхитился я. – Ведь никто не учит, инстинкт наверно работает. Вот и Нинка, на меня фунт презренья и ноль варенья, а жопой все равно крутит.

В таком порядке мы дошли до дома. Около подъезда Карамышева поставила ведра на скамейку, а коромысло прислонила к стене.

– Вить, ты, правда, что ли документы в медучилише сдал? – спросила она.

– Абсолютная, – подтвердил я.

Похоже, моя одноклассница удивилась нестандартному ответу. Она нахмурила брови и сообщила:

– Странным ты Гребнев стал после больницы, Вон Валерка Лебедев тоже удивляется. Мол, Витька даже материться перестал.

На кого хоть учиться будешь в училище, не вместе с Птичкиной?

– На фармацевта, – лаконично ответил я. – Так, что со Светкой только в коридорах будем встречаться.

– На фармацевта! – в Нинкином возгласе отразилось все её удивление моим решением. – Витька, ты будешь торчать у прилавка и лекарства продавать!?

– У нас все профессии почетны, – парировал я, внутренне улыбаясь и прикидывая, что на это сможет ответить ученица девятого класса.

Увы, ничего Нина не ответила. Это поколение советских детей хорошо знало, когда говорить, много не следует.

Нас учили, что все профессии почетны, но, несмотря, на эти слова, мы все понимали, что есть профессии почетней, а есть и не очень. Недаром после десятого класса выпускники дружно несли документы в ВУЗы, и только жизнь потом расставляла все по своим местам. Кто-то вместо того, чтобы сидеть у синхрофазотрона работал кладовщиком, а кто-то водителем или продавцом.

– А ты кем хочешь стать? – спросил я девушку.

– Ну, я еще не думала по-настоящему, – замялась та. – Наверно, буду поступать в пединститут, на иняз. Но впереди еще два года учебы, многое может измениться.

– Там вообще-то конкурс по восемь человек на место, – заметил я. – Придется постараться для поступления.

– Знаю, – вздохнула Нина, – было бы здорово на медицинский поступить, но там вообще конкурс под двадцать человек.

– Думай, – сообщил я. – Время еще есть.

Девушка посмотрела на меня и вдруг спросила:

– Витя, ты завтра, чем занят?

– Да, собственно, ничем, – растерялся я. – А в чём дело.

Нинка слегка порозовела.

– Может, сходим с утра на речку, часа на два. Мы со Светкой обычно ходили, но она уехала с родителями на юг. Одной идти не хочется.

Витькина часть сознания во мне забилась в истерике от привалившего счастья, я же пытался понять, с каких щей мне делаются такие предложения. Может, на самом деле девушка боится идти одна? Хотя из меня защитник еще тот – аховый. Вот только в наших двух домах, кроме меня и Валерки Лебедева ребят нашего возраста не имеется. Малышня одна.

– Давай, – согласился я. – Выйдем часов в десять, до обеда можно позагорать.

Витька во мне пребывал в нирване, а я ругал себя за мягкотелость, ведь хотел заняться поисками работы, но стоило симпатичной девочке о чём-то попросить, как сразу забыл о своих планах.

– Сынок, чем сегодня займешься? – спросила мама, когда я, пыхтя от усердия, ставил ведра на их место в коридоре.

– Вообще-то, хотел в баню сходить, – ответил я. – Но Нинка Карамышева позвала с ней завтра позагорать на речке, так, что баня завтра вечером будет в самый раз. А сегодня займусь поиском работы, хочу прогуляться в пару мест.

В этот момент на кухне у мамы что-то упало, зайдя туда, обнаружил, что мамаподбирает с пола чайные ложки.

– Вот, уронила, нечаянно, – смущенно сказала она. – Ты не сочиняешь? Нина тебя действительно позвала с собой.

– Я пожал плечами.

– Не сочиняю, минут пять назад разговор был. Мы вместе от колонки шли. Её вечный хвостик Светка Птичкина уехала с родителями на юг, а одна она боится на речку идти.

Мама на мой спич ничего не сказала, но её красноречивый взгляд говорил о многом и я даже догадывался, о чем она думает.

Из Витькиных воспоминаний я знал, что он всегда находился в тени старшего брата. Тот всегда был веселым общительным парнем-красавцем, на которого толпой вешались девчонки и любили учителя. Все ему давалось легко и просто. Именно благодаря его опёке Вите повезло в младших классах, когда среди мальчишек шла борьба за лидерство. Его в этой борьбе просто отодвинули на обочину, не задевая ни физически не морально. Для этого Вовке Гребневу не надо было даже пускать руки в ход. Хватило пары бесед в школьном туалете с некоторыми личностями, чтобы его брат стал неприкасаемым. Возможно, если бы Витька был по характеру другим человеком, он не стал бы впутывать старшего брата в эти проблемы и решал бы их сам. Но ему так было удобно, поэтому, окончив восьмой класс, он даже ни разу не подрался. В итоге заслужил репутацию полного ботана, притом не шибко умного.

Конечно, мама прекрасно знала чего стоит её сын, как защитник, поэтому её взгляд был полон сомнений.

– Не стоило бы вам туда идти, – сказала она нерешительно. – Конечно, с утра там хулиганья не бывает, но мало ли что.

Я улыбнулся.

– Мама, так что? Мне отказаться, мол, Нина, прости, но я боюсь хулиганов.

Мамины глаза подозрительно заслезились.

– Витя, я тоже боюсь за тебя. Ты несколько дней, как из больницы выписался. Может, скажешь Нине, что плохо себя чувствуешь?

– Нет, мам, не отговаривай, все равно от всех невзгод ты меня не убережешь, так, что начну с малого, с похода с девушкой на речку.

Мама, улыбаясь сквозь слезы, сообщила:

– Ты, только на этот каравай рот не разевай, сынок. Нина у нас птица высокого полёта, ничего у тебя с ней не получится.

Нет! Все-таки разум женщины – темная штука. Как в нем проходят мыслительные процессы ни одному мужчине не понять.

Я собрался сходить с соседкой по дому на речку, искупаться и позагорать на пару часов. А моя мамочка меня уже женит.

Наш поход на речку с бывшей одноклассницей прошел без проблем. Хулиганов, которых так опасалась мама, на пляже не имелось. Зато отдыхающих было так много, что место, где можно было расстелить покрывало найти, сразу не удалось.

Но все же такое место было найдено и мы, расстелив покрывало, начали дружно разоблачаться.

Ну, что тут говорить, не Адонис я совсем. Худой нескладный парень. Зато когда Нина начала через голову снимать платье, взгляды наших соседей мужского рода сразу остановились на ней.

Видимо, меня посчитали братом девушки, потому, что завистливых взглядов в мою сторону никто из парней не бросал.

Время прошло незаметно, мы несколько раз забирались в воду, я даже храбро переплыл на другой берег реки, благо до него было метров тридцать.

Потом лежали, отогреваясь на солнце, и болтали о всякой всячине. Конечно, я помнил о словах матери, что Нина – птица не моего полета, да я и сам не особо стремился к более близкому знакомству. Но что греха таить, лежать рядом с нимфеткой одетой только в две тряпочки, было приятно, правда, эндорфины в крови будоражили не только верхнюю голову, что доставляло определенные неудобства.

Когда мы возвращались домой, Нина задумчиво призналась.

– Витя, до меня окончательно дошло, что ты притворялся в школе. Только никак не могу понять, зачем ты это делал, и почему сейчас перестал скрывать свои знания. Сегодня, когда мы разговаривали на пляже, я иногда тебя не понимала, о чём ты говоришь, просто не знала этих слов.

– Ого! – Мысленно воскликнул я. – Надо же так проколоться, вот, что гормон животворящий делает! Совсем за речью следить перестал.

– Нина, спасибо за комплименты, – я постарался все перевести в шутку. – Думаю, что их не заслужил. А что касается знаний, то я в больнице почти за два месяца всю тамошнюю библиотеку перечитал. Вот и поднабрался книжной премудрости.

Нина ничего не ответила на мои оправдания, но её взгляд был полон подозрения.

– Может, как-нибудь еще сходим на речку, – спросила она, с надеждой глядя на меня, когда мы добрались до дома.

– Возможно, и сходим, – сообщил я и добавил. – Но если устроюсь на работу, то походы можно планировать только на выходные. Может, тебе стоит с Валеркой поговорить. Он парень бойкий, не то, что я. И на гитаре сыграет и в глаз даст, если, кто попросит.

Нина странным взглядом окинула меня.

– Витя, мы с тобой полдня на одном покрывале рядом лежали, ты пальцем до меня не дотронулся. Если с Лебедевым пойду, то спокойно загорать не получится, он все время будет приставать. Ладно, я пойду, спасибо за компанию.

Сказав это, Карамышева скрылась в подъезде. Я же медленно пошел к своему подъезду, размышляя над тем, что сейчас услышал. Хотя ничего особенного в словах девицы не имелось. Все услышанное укладывается в особенности женского организма в пубертатном периоде. И сейчас мне мягко показали, где мое место.

Домой я зашел с улыбкой на губах, мама, сразу её срисовавшая, немедленно поинтересовалась:

– Вить, ты чего веселый такой? Неужели еще собираешься с Нинкой на речку пойти?

Ну, и что прикажете отвечать? Мама и так прекрасно поняла резоны, по которым её сына выбрала в спутники красивая девчонка. Теперь переживает за меня.

– Да, нет, мама, просто предложил Карамышевой в следующий раз взять Лебедева с собой, она в ответ состроила такую рожу, мне до сих пор смешно.

Мама недоверчиво поглядела на меня, потом звонко рассмеялась.

– Неужели так и предложил? – спросила она сквозь смех.

– Ну, да, что же мне теперь каждый день её купать ходить? – удивился я.

Мама рассмеялась еще сильней и неожиданно сморщилась.

– Мам, что случилось? – встревожился я.

– Да, вот порезала руку сегодня, пока капусту рубила, – пожаловалась она и показала большой палец левой кисти, грубо перемотанный кровавой тряпицей. – Уже час кровь не останавливается, вторую тряпку меняю.

– Понятно, – сказал я и пулей понесся на улицу. Далеко идти не пришлось, вдоль дровяных сараев все заросло подорожником и пастушьей сумкой.

Сорвав несколько листьев подорожника, и несколько стеблей пастушьей сумки я вернулся домой.