Книга Розы

— Конечно, знаю.

— О чем же тогда стучать? — усмехнулась Бриджит.

— Не о чем. — Хелена резко повернулась к ней. — Можно подумать, это имеет какое-то значение.

Бриджит лучезарно улыбнулась:

— Сдается мне, комиссар хочет пригласить Розу на ужин. Еще тот козел похотливый, как я слыхала. Надеюсь, до Мартина ничего не дойдет.

Роза не стала с ней спорить, а лишь расцеловалась с подругами на прощанье и пошла через Лестер-сквер к станции подземки.

Когда она пробиралась сквозь коричневатую мглу, где-то рядом завыли сирены. Теперь репродукторы висели повсюду: на фонарных столбах, на углах зданий, на жилых домах и колокольнях ненужных ныне церквей, их уже давно перестали замечать. Когда они включались, прохожие настороженно прислушивались, прикидывая по звуку расстояние, как при падении бомбы, и благодарили Бога, что на сей раз опасность миновала.

Эта сирена, однако, сопровождалась переполохом всего в нескольких ярдах от Розы, на северном углу площади. В тумане девушка смогла различить только скрежет колес, топот полицейских сапог и стук закрывшейся двери. Внезапно в вечернем воздухе хлопнул выстрел.

Пешеходы на улице дернулись и брызнули в стороны, как стая голубей, в которую бросили камень. Сквозь толпу, разрезая ее словно ножом, быстрым шагом прошел мужчина в форме старшего офицера, и в дверном проеме показалась скрюченная фигура человека в наручниках, безвольно обвисшая между двумя полицейскими, которые мгновенно запихали добычу в фургон.

Роза вспомнила, что несколько дней назад сказала Хелена о происшествии в Институте Розенберга: «Я слыхала, это был, ну… один из «их».

Когда-то, в период сопротивления, уличные стычки были обычной частью повседневной городской жизни, но теперь, по прошествии нескольких лет, случались лишь редкие и не столь значительные происшествия: отдельные террористические акты, как правило, со стрельбой или метанием гранат в правительственные здания. Иногда сходили с рельсов поезда или в окна летели камни. Однажды под Лондонским мостом взорвалась бомба. Эти события никогда не обсуждались вслух. Никто не хотел ничего знать. Если приходилось все же о них упоминать, из-за остановки транспорта или пробок, злоумышленников именовали они.

Они. Мелкий камушек, застрявший в сапоге протектората. Невидимые во вселенной Союза, как антивещество. Не удостоенные даже имени собственного, довольствующиеся одним местоимением.

Кто же это — они? Этот человек один из «их? Как правило, Роза ни на секунду не озадачивалась такими вопросами и знала, что сейчас волнуется по одной-единственной причине: завтрашний вызов к комиссару.

Речь шла не о повышении. И Герман Экберг не будет расспрашивать ее о любимых напитках. В глубине души Роза была уверена, что этот вызов означает только одно: кто-то на нее донес.

Жизнь в Союзе проходила под неусыпным контролем. Это так и называлось: тотальное наблюдение. Глаза, видимые и невидимые, следили за каждым повсюду: в конторах, кафе, на станциях, в гостиницах и магазинах. Нештатные соглядатаи замечали абсолютно всё: какие кто курит сигареты, какие журналы покупает и какие напитки заказывает. Информаторы доносили о самых разных проступках членов собственных семей и друзей. Неверность, религиозность, пользование косметикой, половые связи вне касты, анекдоты, писательство заслуживали самого сурового наказания.

Всей этой системой ведало Управление безопасности Союза, боровшееся со всеми видами шпионажа, терроризма, подрывной деятельности и неповиновения. УБС считалось лучшим в Европе, даже более эффективным, чем созданное в 1930-х годах в Берлине, а его глава, Эрнст Кальтенбруннер, руководил им с самых первых дней Союза.

Кальтенбруннер, тонкогубый австриец с длинным жестким лицом и шрамом, приподнимавшим уголок его рта в постоянной усмешке, сделал карьеру в Австрии, где руководил С С и участвовал в аннексии страны, а оттуда перебрался в Берлин и совершил головокружительный взлет на пост главы службы безопасности. Говорили, что камера для допросов по-прежнему остается его любимым местом работы.

Тотальное наблюдение было детищем Кальтен-бруннера, порождением его гения. Некоторые граждане нервничали по этому поводу, но большинство просто равнодушно принимало, будто стихийное явление, такое же обыденное, как дождь или ветер.

Роза уже спешила к лестнице, чтобы спуститься в подземку, когда сзади прозвучало:

— Понравился фильм?

Из тумана вынырнула фигура Оливера Эллиса. Неудивительно, что Роза не заметила его раньше: длинный плащ с поднятым воротником и надвинутая на лоб шляпа позволили ему, хоть и высокому, слиться с толпой, выходящей из кинотеатра. Его лицо, выбеленное резким светом фонарей, и четкая линия подбородка напомнили ей древний греческий бюст из музея. Казалось, Оливер и на ощупь холодный, словно мраморная статуя.

Этот мужчина всегда производил впечатление пусть не одинокого, но очень обособленного человека. Если подумать — хотя Роза никогда на эту тему не задумывалась, — его обособленность выглядела довольно-таки таинственной. В Англии оставалось совсем мало мужчин брачного возраста, почему же он до сих пор не женат? Вовсе не дурен собой, и женщины в конторе на него засматривались, однако он не проявлял к ним ни малейшего интереса. Бриджит Фэншо несколько месяцев подряд отчаянно флиртовала с Оливером, но без малейшего успеха.

— Все, больше не хочу терять на него время, — сдалась наконец она. — Он явно влюблен в другую женщину. По крайней мере, будем надеяться, что в женщину.

Может, так и есть? Может быть, Оливер Эллис один из тех мужчин, чьи пристрастия могут довести до тюрьмы?

Вот и сейчас в его зеленых глазах мерцали веселые искры, словно он сдерживается, чтобы не расхохотаться, и, как обычно, у Розы создалось впечатление, что подсмеивается он именно над ней.

— Представь себе, понравилось! Даже очень.

— Неужели? По мне, так унылое месиво розовых соплей, а диалоги как будто переводили с китайского.

— Цара Леандер всегда хороша, — машинально откликнулась Роза.

Фильм уже давно растаял у нее в голове, как таяла в детстве во рту сахарная вата, оставляя лишь приторно-сладкий осадок.

— А что думаешь про кинохронику? Похороны Сталина?

Она слегка пожала плечами, пытаясь не выдать своего изумления. Никто и никогда не обсуждал международную обстановку на улице. У нее мелькнула мысль, что Оливер пьян.

— Я толком и не смотрела. Отвлеклась на разговоры.

— А, так ты ходила с Хеленой Бишоп?

— Она проверяла этот фильм на идеологическую чистоту.

На худом лице Оливера мелькнула сардоническая улыбка.

— Думаю, ей не стоит об этом волноваться. А вот с эстетической точки зрения он, конечно, отвратителен. И не годится для лиц моложе двадцати одного года.

— Думаешь?

— Как и для лиц старше двадцати одного года.

Роза осторожно улыбнулась. Ее не особенно смущало легкомыслие Оливера. Хелена вела себя ничуть не менее непочтительно, оставаясь при этом восходящей звездой министерства. Дело было в другом. В чувстве, преследовавшем ее последнее время.

Это началось на службе — не только в конторе, но и в столовой, и на официальных мероприятиях. Несмотря на то что Оливер занимался корректировкой исторической, а не художественной литературы, как Роза, они оба получили доступ к одним и тем же собраниям вырожденческих книг в библиотеке и часто, отрываясь от полок с книгами, она замечала Эллиса неподалеку.

Случайное совпадение или нечто иное? Неужели он информатор?

В конце концов, кто-то же докладывал начальству о ее мелких прегрешениях. Например, она получила официальное внушение за пользование губной помадой на работе — старым тюбиком «сладкой вишни» от «Макс Фактор», доставшимся от матери. И кто-то доложил о ее шутке по поводу последней агитационной кампании.

И все же, хоть подозрение и возникло, она тут же его отбросила. Даже если и информатор, не все ли равно? Всех конторских служащих поощряли следить друг за другом, и, как она сказала Бриджит и Хелене, о ней просто нечего было доложить.

Смог придал их встрече неожиданную интимность, невольно сблизив и приглушив все вокруг. Роза поглядела по сторонам — так называемый союзный взгляд. Жест, знакомый каждому, кто разговаривал в общественном месте, такой же естественный, как дыхание.

— Поедешь домой на подземке? — поинтересовался он.

Роза подумала, не сказать ли ей «нет» на случай, если он тоже направляется в метро, но поняла, что понятия не имеет, где живет Оливер. Ей почему-то казалось, что где-то на юго-востоке столицы. Это, конечно, должен быть элитный район. Может быть, в Найтсбридже?

Заметив, что она заколебалась, он добавил:

— А я пешком. Нужно размяться. До завтра.

И, развернувшись на месте, исчез в мутном воздухе.

Глава восьмая