Книга Розы

Воскресенье, 25 апреля

— Как я понимаю, Вождь прибывает в Британию в пятницу, — изрек Джеффри. Брат одного из его приятелей по гольфу работал на аэродроме в Хестоне. — Но это держится в полной тайне.

— Раз так, может, не стоит и говорить об этом, — резко отреагировала Роза, пытаясь заставить зятя замолчать.

Через зеркало заднего вида Джеффри бросил на нее взгляд, полный откровенной ненависти. Лишь бы не заметила Ханна.

— Это что, официальный выговор, Роза? Однако, мне кажется, гражданам Союза пока еще не возбраняется обсуждать национальные события в собственных автомобилях.

— Ой, Джеффри, не психуй! Роза просто осторожничает. — Селия натянуто улыбнулась с переднего сиденья «ягуара» и снова уставилась в окно. — Раз уж мы едем вместе, давайте попробуем не ссориться.

Ханна, сидевшая на заднем сиденье рядом с Розой, сжала ее руку. Другой рукой девочка гладила густой мех Ролло, отцовского пса, устроившегося между ними. Джеффри не хотел брать пса с собой, опасаясь, что того стошнит на кожаные сиденья «ягуара», а если нет, то машина все равно насквозь пропахнет псиной, но Ханна заартачилась, и, представив себе поездку с рыдающей всю дорогу дочерью, Джеффри сдался. Немедленная капитуляция перед превосходящими силами противника — отличительная черта его характера — иногда шла всем на пользу.

Мать ехать отказалась, предпочтя отправиться на автобусе в Оксфорд-Серкус, чтобы «посмотреть на толпу». Селия, которая с удовольствием пошла бы с ней, поддерживала этот выбор, но Роза не поверила своим ушам.

— Как ты можешь не навестить собственного мужа, мама?! — недоуменно воскликнула она. — Вы же не виделись уже больше недели. Он, должно быть, очень соскучился.

Если мать и испытала при этих словах чувство неловкости или вины, то сумела это скрыть.

— Не хочу, чтобы он переволновался. — Мать смотрела в сторону. — Папе нужен профессиональный уход, так сказал доктор. Ты даже не представляешь, Роза, как мне было тяжело.

— Но он же там совсем один, среди чужих людей. Наверное, решил, что мы его бросили.

Лицо матери приобрело раздраженное выражение.

— Роза, я люблю твоего отца, видит бог, но его беда в том, что он постоянно во все ввязывается. Просто не умеет промолчать. Ведь взрослый человек должен знать, когда нужно держать рот на замке, разве нет?

Мать неизменно приводила Розу в восхищение. Ее почти девичья красота — круглые щеки и нежная, как цветочные лепестки, кожа — напоминала о том, что во многих отношениях она так и не повзрослела. Мать ненавидела ссоры и больше всего на свете любила петь под фортепиано, слушать свою любимую радиопрограмму — «Музыка в рабочий час», листать женские журналы и решать головоломки. Кроме передачи Питера Стивенсона, она не выносила никаких разговоров о политике или, как сама выражалась, «дрязгах». Отец всегда баловал ее, как ребенка, радуя выходами на танцы или поездками на море. Однако его «приступы» все чаще нарушали ее мирное существование, и оставалось только смириться с тем, что мать в конце концов предпочла сплавить его в больницу.

Прекратив бесполезный спор, Роза неохотно включилась в обсуждение соседской вечеринки, которую Джеффри планировал так серьезно, будто ему предстояла битва на Сомме[22].

Все утро она не находила себе места от беспокойства. Неделя прошла, но докладывать комиссару было нечего. Бруно Шумахер, видимо, не сомневался, что за подрывной деятельностью стоят фриды, но даже если он возьмет кого-то с поличным, этого недостаточно, чтобы выявить зачинщиц. А если она не выдаст комиссару результатов, тот может осуществить свою угрозу и сообщить о Розе и Мартине в полицию нравов. Какие будут последствия? Не только для Мартина, но и для Селии, а возможно, даже для Ханны?

Ранним утром она начала составлять письмо.

«Результаты расследования повстанческого движения в Оксфордском вдовьем квартале

Категория: строго конфиденциально

Герр комиссар!

Направляю Вам доклад о своей командировке в Оксфорд, в связи с возможной подрывной деятельностью, — она зачеркнула «возможной» и написала «предполагаемой», — женщин класса VI. Я встретилась с некой мисс Кейт Уилсон, которая, как оказалось, знакома с книгами Мэри Уолстонкрафт и повторила в моем присутствии несколько отрывков из ее писаний. Мисс Уилсон — бывшая журналистка и, судя по всему, знает наизусть отрывки из писаний этой вырожденческой писательницы…»

Тут Розу затошнило, и она, скомкав лист, бросила его в мусорное ведро.

Дом престарелых находился в Мидхерсте, в солидном эдвардианском здании с решетками на окнах первого этажа. «Ягуар» с хрустом проехал по длинной подъездной аллее, обсаженной вязами, и остановился на полукруглой гравийной площадке. Издалека доносились тарахтение газонокосилки и запах скошенной травы, между клумбами неторопливо передвигался садовник, подрезая розы.

К ним в вестибюль вышла суровая паула в белом медицинском халате и туфлях на резиновой подошве. Короткий ежик волос проглядывал из-под ее накрахмаленного чепца, а лицо было заостренным, как хирургический пинцет. Она повела их по бесконечному коридору с одинаковыми арками дверей; от выложенного елочкой паркета исходили запах мастики и еще какой-то — неясный, но неприятно-химический.

Кругом деловито сновали врачи в белых халатах. Паулы вкатывали тележки с лекарствами сквозь распашные двери, за которыми находились палаты с рядами коек и лежащими на них мертвенно-бледными стариками. Роза вздрогнула, заметив двух санитаров, приподнявших пациента и вливавших ему в рот молочного цвета жидкость из стакана — вряд ли это было молоко.

От запахов и казенных коридоров Розу охватил смутный ужас. Почему в доме престарелых зарешеченные окна?

— Мистер Рэнсом сначала немного понервничал, но доктор выписал ему нужные препараты, и теперь все хорошо, — как бы между прочим сообщила паула. Ролло тем временем завилял хвостом и, порываясь бежать вперед, натянул поводок, царапая когтями паркет.

— Удивительно, как собаки чувствуют, — заметила Селия. — Прямо рвется туда.

— Ну и пусть себе рвется. В отличие от всех остальных, — пробормотал Джеффри, с утра отказавшийся от традиционной партии в гольф с видом страждущего в пустыне, отвергающего стакан воды.

Медсестра распахнула дверь.

— Он не очень разговорчив, но любит поразмышлять. Не так ли, мистер Рэнсом?

Отец Розы сидел в кресле, уставившись в прямоугольник неба за зарешеченным окном. Он повернулся к ним не сразу. В его внешности произошли перемены, как обычно бывает в больницах, отчего казалось, что он провел здесь не неделю, а намного больше. Длинные редкие пряди волос зачесаны назад, как сам он никогда не зачесывал, щеки ввалились. Ему оставили одежду, но изъяли подтяжки и галстук. Сидел он слегка ссутулившись, с засохшей струйкой слюны из уголка рта. Отец и раньше, случалось, впадал в прострацию, и глаза его стекленели, как у манекена. Очередной припадок или все дело в новом лекарстве?

— Доброе утро, отец! — протрубил Джеффри.

Ответа не последовало.

Селия подошла к отцу и поцеловала его, а Ролло, вне себя от возбуждения, тут же вскочил передними лапами на кресло и облизал старику лицо.

— Мы привезли Ролло, — зачем-то сказала Селия.

Мистер Рэнсом отвел мутные глаза, склонился, зарывшись лицом в собачью шерсть, и Роза заметила на ней влажные пятна. Она впервые видела отца плачущим. Собственно, ей никогда не приходилось видеть плачущих мужчин, но сейчас, когда перед ней жалко всхлипывал любимый бесстрашный папа, у нее на глазах тоже выступили слезы, и она, наклонившись, прижалась лицом к его щеке. От него исходил чужой запах нестираного белья и карболки.

— Папа…

Он мягко оттолкнул ее и ворчливо проговорил:

— Многим подобает лить слезы, но только не тебе, Розалинда.

— Почему ты ее так зовешь, дедушка? — спросила Ханна. — Она же Роза.

— Лично я никогда не понимал этих имен, — сказал Джеффри с видом человека, решившего сменить тему разговора.

Роза повернулась к нему:

— Папа обожает Шекспира. Он назвал нас в честь шекспировских героинь, Селии и Розалинды.

Отец глухо проговорил:

— Так клир небесный Розалинду
Создал из разных свойств людей;
Сердца, глаза и лица многих
Соединились чудно в ней[23].

— Весьма к месту, — откликнулся Джеффри. — Насчет небесного клира не уверен, но Роза действительно пользуется благосклонностью в высших сферах. — Он недобро ухмыльнулся. — Насколько нам известно.

— Это пьеса «Как вам это понравится», — объясняла Селия Ханне. — Немного необычная, потому что в ней не герои, а героини. Две девушки, Селия и Розалинда, убегают от двора и скрываются в Арденнском лесу, переодевшись, чтобы их не узнали. Это путешествие с приключениями.

— Спасибо, Селия, не стоит пересказывать всю пьесу. Мы уже поняли, в чем дело. — Неудивительно, что Джеффри нравилась Селия. Он был, что называется, клеткой в ожидании птички.

Роза взмахнула принесенным с собой букетом нарциссов.

— Я принесла тебе цветы, папа.

Она огляделась в поисках вазы. Комната была почти пуста. Только два стула, кровать и небольшая тумбочка для жалких пожитков пациента. На ней лежали очки, таблетки, крем для рук и стояла пустая вазочка, а рядом — фотография, которую Роза сразу узнала.

Снимок был сделан летом 1939-го — предгрозового года, когда страна, казалось, балансировала на грани войны, не понимая, способны ли Чемберлен и Галифакс предотвратить ее. Все семья сидит на скамейке в саду, на заднем плане блестит на солнце парник. Отец в рубашке с короткими рукавами и в подтяжках, с улыбкой на мужественном и открытом лице. Мать красивая, как невеста, даже в повседневном передничке и с собранными в пучок волосами. С одной стороны — Селия, изогнувшаяся в картинной позе, наклонив в выгодном ракурсе голову, с другой — Роза, положившая руку на плечо отца.

Роза, прищурившись, разглядывала себя, пятнадцатилетнюю, сразу узнав выражение настороженной отстраненности, сопровождавшее вечное ощущение, что происходящее вокруг ее не касается.

— Хорошо выглядите, папа, — солгал Джеффри.

Роза набрала в вазочку воды, поставила в нее нарциссы и, сев рядом с отцом, взяла его за руку, сцепив свои пальцы с его.

Джеффри прав, папа. А значит, тебя здесь долго не продержат. Тебе просто нужно немного отдохнуть, и ты пойдешь на поправку.

— А почему дедушке нужно отдохнуть? — спросила Ханна.

— Ш-ш-ш, Ханна, — шикнула на дочь Селия.

— Ничего подобного, — бросил в ответ отец.

— Вот что я тебе скажу, милая… — Джеффри постарался придать своему голосу добродушие, что, скорее всего, стоило ему серьезных усилий, и улыбнулся Ханне. — Почему бы нам с тобой не побегать с Ролло в саду?

Оба вышли, Роза продолжала сидеть держа отца за руку, а Селия болтала о своих планах в отношении коронации.

Сначала поедем в гольф-клуб, там теперь есть телевизор. Очень хочется посмотреть на парад. Ты даже не представляешь, сколько приезжает коронованных особ: султан Занзибара, наследный принц Японии, королева Тонги! Забавно, правда? Я и понятия не имела, что в Тонге есть королева. Ростом шесть футов три дюйма и, судя по всему, чудовищной ширины. Прибыла к нам на каноэ. А потом у нас на улице будет соседская вечеринка на двести человек. Джеффри отправил всех грет мыть тротуар, столы поставим на козлах прямо посреди дороги. Вывесим в окнах портреты Вождя. Ну и короля с королевой, конечно.