Война на Дунае

Глава 9. Вам пакет от главнокомандующего

– …Апшеронского мушкетёрского полка прапорщикам: Аверину, Антипову, Бергману, Елецкому, Круглову, Остен-Сакену, Хитрову и Ямпольскому присвоить звание подпоручиков! – зачитывал приказ перед выстроенными войсками главный квартирмейстер армии барон фон Оффенберг. – Особого, отдельного полка егерей секунд-майору Кулгунину и Рогозину присвоить звание премьер-майоров! Капитану-поручику Милорадовичу Радовану – капитана! Поручикам: Воробьёву, Максимову, Иванову, Горскому, Бегову, Тарасову, Ширкину, Крыжановскому, Осокину, Топоркову – капитан-поручика! Подпоручикам Воронцову, Мейер, Дурову…

– Тебя, тебя, слышал?! Поздравляю, друг! – раздавались возгласы в строю. А главный квартирмейстер всё зачитывал производство в новые чины стоящим в шеренгах взволнованным офицерам.

– Все приказы о производстве в унтер-офицерские звания в отдельных командах, ротах, батареях и батальонах, а также в полках и корпусах армии утверждены исполняющим обязанности командующего Дунайской армии генерал-аншефом Репниным Николаем Васильевичем и вступают в силу немедленно! – заканчивал читку длинного рескрипта генерал-поручик. – Поздравляю вас всех от его и от своего имени. Ждите ещё благодарственного приказа от всемилостивейшей нашей матушки императрицы, в коем каждому из храбрецов, бравших недавно Измаил, сполна по его заслугам воздастся!

– Слава Екатерине! Слава Российской империи! Слава русскому оружию! Ура!

– Ура-а! Ура-а! Ура-а! – перекатывался волнами рёв тысяч глоток.

– Господа офицеры! – обвёл собравшихся в большом штабном шатре взглядом главный квартирмейстер. – Генерал-аншефом Репниным поручено мне довести до вас утверждённый им план войсковых поисков на турецком берегу. Главная их цель, как вы уже и сами знаете, это уничтожение подготавливаемой неприятелем переправы подле крепости Исакча и самих крепостных укреплений. А также нанесение удара по Мачинской группировке неприятеля и срытие его бастионов на острове Концефан, откуда он ведёт обстрел наших проходящих вверх по Дунаю судов. За сим образуется два отдельных ударных отряда. Первый, под командой генерала де Рибаса, высаживается на острове Концефан и на окружающих его малых островах. Этот отряд уничтожает неприятеля на оборонительных шанцах, громит пушечные батареи и разрушает мост, ведущий от острова к Мачину и Браилову. В состав отряда входит Дунайская флотилия, состоящая из двадцати двух парусных и пятидесяти пяти вёсельных казачьих судов. Также в нём будет Днепровский гренадерский полк, Витебский пехотный и ещё два полка черноморских казаков. Посадка людей на суда флотилии будет производиться на нашем берегу подле крепости Галац.

– Второй отряд под командованием князя Голицына высаживается у прибрежной турецкой крепости Исакча и уничтожает готовящуюся там неприятелем переправу, все крепостные укрепления и сам гарнизон. После чего он ведёт поиск в сторону Мачина, разбивает силы встреченного им противника, и соединившись с первым отрядом генерала де Рибаса, уходит вместе с ним обратно в наш Галац. В состав сего отряда входят семнадцать парусных и тридцать пять вёсельных судов. А также ещё Полоцкий и Углицкий мушкетёрские полки, полк арнаутов и особый полк егерей главного квартирмейстерства армии. Посадка этого отряда будет производиться здесь на пристани, у развалин крепости Измаил. Временем начала Дунайских поисков определено генерал-аншефом двадцать четвёртое марта. На всё про всё, дабы подготовиться к делу, у нас есть пять дней. Таковая спешка нужна для того, чтобы не дать туркам приготовиться к отражению десанта. Сами понимаете, лазутчики у них вполне могут быть и на нашем берегу. Потому все приготовления к выходу надлежит вести строго в тайне. Задействованные в предстоящих поисках силы относительно невелики, основные войска армии будут в это время продолжать вести обычную лагерную жизнь, так что, надеюсь, турки ничего заранее не прознают. Для солдат же и для младших офицеров, из задействованных в поиске частей, объявите, что их полки готовятся к переброске на Кубань. Там генерал Гудович как раз Анапскую крепость готовится атаковать.

Полковые командиры начали выходить из шатра, и барон попросил задержаться Егорова.

– Это тебе пакет, Алексей, – Генрих Фридрихович протянул плотную, хорошо провощённую бумагу, когда они остались одни. – Там приказ о выделении трёх рот твоего полка в твоё личное командование. И там же разрешение действовать этим отрядом самостоятельно. Зная Голицына, вовсе даже не удивлюсь, что он тебя постарается подле себя удержать. Иван Фёдорович тот ещё хозяин, рачительный, всё в свои цепкие, загребущие руки, что к нему попадёт, прижимает. Да и резок он весьма, крут нравом – как-никак, а ведь представитель древнего боярского рода, который в Бархатную книгу империи занесён. Так что ты ему не перечь, молча и спокойно отдашь сей пакет и уже потом делаешь своё дело. А дело у тебя архиважное будет, господин полковник. Сам ты о нём меня просил, вот значит и думай, как же его теперь лучше исполнить. Помнится мне, что твои ребятки с одного из дозорных отрядов недавно место квартирования беслы нашли?

– Так точно, ваше превосходительство, отряд поручика Воронцова его обнаружил, – подтвердил Егоров.

– Вот, правильно, – кивнул барон. – Вёрстах в восьми восточнее Исакчи на перекрёстке трёх дорог занимаемое ими село стоит. И с него остатки султанской гвардии выпускают свои дозоры для объезда реки. Но самая главная их задача даже не в этих объездах, а в охране знамени крепости Измаил, спасённого ими при штурме. Только благодаря нему они своих голов не лишились, и берегут его теперь беслы как зеницу ока. Ну а зачем же туркам знамя той крепости, которую мы у них штурмом взяли, Алексей? Совсем оно им ни к чему. Вот и забери его у них, ни к чему им символ османской стойкости. Измаил – это теперь крепость русская, и точка! Над ним сейчас реет знамя Российской империи, и верю я, что будет оно так и далее реять в веках. А ещё можешь забрать себе и знамя своих кровников, этих недобитков – беслы. Без него им никогда уже не быть султанской гвардией. Даже если кто-то и ускользнёт от вас, султан им такую потерю ни за что уже не простит.

– Понял, Генрих Фридрихович, спасибо вам, – глухо поблагодарил своего покровителя Егоров. – Для меня и моих егерей это важно. Будьте уверены, теперь уж мы не упустим волков.

– Очень надеюсь, – кивнул фон Оффенберг. – Но для меня главное – это всё-таки Измаильский стяг. Ладно, мне идти к Репнину на доклад нужно, вот-вот уже де Рибас должен пожаловать. Ох и характер же у испанца, я тебе скажу, Егоров. Вот кому фельдмаршальский жезл-то в пору. Ни у кого в подчинении не желает быть. Вот и развели мы их с Голицыным по разные стороны, чтобы они не разодрались ненароком. Но зато и в отсутствии отваги ни того, ни другого нельзя упрекнуть. Как раз им такое дерзкое дело на чужом берегу по плечу.

– Ну что я могу сказать, милейший Алексей Петрович, – вздохнул на утреннем обходе главный госпитальный врач. – Рано вам ещё, конечно, от меня в полк уходить. Главное рассечение на грудине только-только сейчас срастается, хрящи до конца ещё не затвердели, вон даже пальцами свободно прощупываются. Но вы же всё равно ведь здесь не усидите. Вон даже и ночью из шатра сбегали. Да не нужно никаких объяснений, Лёшенька, я всё и так прекрасно знаю, – остановил он встрепенувшегося было Егорова. – Да и ходатаи у тебя на выписку такие, которым я, увы, и отказать даже не могу. Так что, Илья Павлович, выписываем господина полковника для дальнейшего прохождения службы, с формулировкой «как пошедшего на поправку», – продиктовал он, повернувшись к полковому врачу. – И вот теперь, милейший, это уже ваша головная боль. Но выписываем мы господина полковника с тем условием, что при любой возможности, а тем паче при болях в грудине, он немедленно обращается к нам в армейский госпиталь и продолжает прерванное лечение. Второе – корсет он с себя не снимает, а ходит, спит всё время в нём. И бережёт, бережёт, бережёт себя, как только может. Согласитесь, Алексей Петрович, вы ведь в первую очередь и сами заинтересованы, дабы не остаться на всю оставшуюся жизнь кособоким. А чтобы вам помочь остаться таким же стройным и бодрым, как и до ранения, третьим условием от нас будет постоянный пригляд за вами подлекаря Мазурина. Он уже четвёртый месяц ни на шаг от вас не отходит, даже вон сбегать сподобился вместе с вами. Так что пусть и далее вас наблюдает и требует выполнения всех наших условий. С хитрым этим корсетом он лучше всех здесь разобрался, вот пусть и продолжает в том же духе свой пригляд.

– Спасибо вам, Дементий Фомич, – поблагодарил старика Алексей, – за вашу доброту и настойчивость. За то, что с Ильёй Павловичем и всеми остальными смогли поставить меня на ноги. Обещаю, что постараюсь больше к вам не попадать. Хотя бы уж какое-то продолжительное время.

– Это уж как Бог, Лёшенька, положит, – улыбнулся врач. – Но ты уж и правда поберегись. Помни, что давно уже не молодой прапорщик, на котором всё на лету, как на дворняге заживает.

– Дементий Фомич, а как же я? – жалобно протянул сидящий на своей постели Толстой. – Егорова-то вы вон уже вчистую выписываете, а ведь у меня всё гораздо лучше, чем у него, зажило!

– А вот вас, Митенька, я бы ещё на месяц у себя оставил, дабы неповадно вам было ночные брожения организовывать, – укоризненно покачал головой врач. – Ай-яй-яй, ну как же вам не стыдно! Ведь из аристократии сами. Старший адъютант главного квартирмейстера армии! Человек, казалось бы, высокой организованности и культуры. А вот же, организатор форменного безобразия вы у нас, получается. Ладно если бы просто песни орали до утра. Бог с ними, с этими песнями. Но эти полуночные брожения по лагерю, а тем паче похищение спиртуса из аптекарской палатки, вот это уже вовсе не делает вам чести, сударь.

– Не похищали мы его! – пробормотал смущённо Толстой. – Только если для обработки ран немного взяли. Я всё верну, Дементий Фомич!

– Эх, Митенька, Митенька, – только и отмахнулся пожилой врач.

– Господин полковник, разрешите?! – В командирский шатёр, сбив грязь перед входом, нырнул командир разведчиков. Вслед за ним, один за другим, заскочили все офицеры его роты и старший унтер-офицер Лужин Фёдор.

– Присаживайтесь на лавки, ближе к столу, братцы, – показал на сколоченную из грубых необструганных досок столешницу Егоров. – Вот как раз напротив Живана Николаевича и Олега Николаевича располагайтесь.

Подождав, когда все рассядутся, Алексей разложил на столе скреплённую из несколько отдельных кусков карту и ещё несколько расчерченных карандашом схем.

– Это общий вид Придунайской Добруджи, господа, – провёл он ладонью по плотным листам бумаги. – Вернее, её прибрежного участка. В карту сведены все полученные вами ранее сведенья о неприятеле и об особенностях окружающей Дунай местности. Многие из вас сами, прежде чем доложиться в штаб, рисовали эти схемы или составляли их из донесений своих дозорных групп. Так что оглядите всё, запомните, и я продолжу. Никита, Матвей, – крикнул он в сторону выхода, – чай приготовьте для господ офицеров. Ну и что-нибудь к нему принесите. Там с мёдом горшочек был и лепёшки? Вот и давайте всё это нам к чаю.