Княжич Соколов. Том 2

Глава 24

Мне снились облака. Перламутровые, серые, сизые, алые… в мирах Веера облака имели тысячи форм и оттенков, но я любил все. Тяжелые и легкие, большие и маленькие, дождливые и кислотные, завораживающие и опасные.

И сейчас мне снились они все. Включая местные, земные. Воздушные и исключительно умиротворяющие. Они сливались в один калейдоскоп и подкреплялись нескончаемым чувством невесомости… невесомости и свободы…

— Артем… — настойчиво донеслось откуда-то сбоку, но я отмахнулся от раздражающего звука, концентрируясь на приятном шуме работающей турбины самолета, дарующей пусть и ограниченно-искусственное, но чувство полета.

Небо было так близко.

На расстоянии вытянутой руки.

И если не открывать глаза и не вслушиваться, можно даже забыть о том, что ты находишься в металлической замкнутой коробке и такая желанная свобода все также далеко…

— Эх, — разочарованно вздохнул я и с усилием открыл глаза.

Организм уже успел вдоволь отдохнуть и восстановиться, а приятное наваждение, называемое местными «сон» безжалостно пало под мощью логики пробудившегося сознания.

— Наконец-то! — недовольно воскликнул все тот же раздражающий голос, и в правое плечо прилетел болезненный тычок, окончательно вырвавший меня из царства морфея, — мы уже начали снижаться! — с укоризной ткнули меня в бок еще раз.

Поморщившись от яркого света и вновь стратегически разлепив один глаз, я узнал знакомые очертания столичного пригорода и безо всякого энтузиазма покосился на хмурую блондинку в соседнем кресле.

— Тридцать минут не могла потерпеть? — укоризненно выдохнул я.

— Тогда бы мы уже приземлились и было поздно! — убежденно фыркнула Анна Зверева и ткнула острым накрашенным ногтем указательного пальца в имперский герб, намалеванный на спинку впередистоящего кресла, — а такие борта всегда встречают по-особенному, даже если они летят пустые!

— И? — вопросительно наклонил я голову.

— На земле будет не до разговоров! — зло выпалила Анна Зверева и отчего-то опасливо покосилась назад.

Заинтересовавшись, что могло напугать нашу железную леди я и сам привстал и глянул в конец салона, но там было пусто.

Досадно.

— Так в отсутствии разговоров и суть спокойных полетов, — опускаясь обратно на место заявил я, отчего Анна Зверева нахмурилась еще больше.

Не ударила. Не сожгла кресло. Не начала орать и ругаться.

Нахмурилась.

Вдвойне страннее.

Анна Зверева всегда предпочитала действия любым переживаниям. Говорила так ее гладкая кожа дольше сохраняет свою красоту.

Сейчас же опасность появления ранних морщин девушку по какой-то причине не волновали.

— Я весь полет тебя не трогала, прояви хоть чуточку признательности! — отчего-то шепотом возмутилась Анна Зверева.

— Так уж и не трогала? — скептически протянул я и потянул вверх рубашку, проявляя двенадцать свежих синяков на правом боку, размером аккурат с женский кулачок.

— Ты не просыпался, — безо всякого чувства стыда прокомментировала Анна Зверева, — все равно считается.

— Чего ты хочешь? — сдался я, отмечая, что до посадки еще двадцать восемь минут и игнорировать взбудораженную блондинку так долго чревато авиакатастрофой.

А ронять так кстати предоставленный мне имперский борт в мои планы не входило. Будь я императором, я бы такое не простил.

— Выполнить свой долг, — прошептала Анна Зверева и наклонилась чуть ближе.

— А почему мы шепчем? — театрально понизив голос, спросил я и Зверева вновь покосилась назад.

— Шшш, — нервно приложила палец к своим алым губам Анна, — хочешь конвоирам планы побега выдать?! Слушай внимательно. Открываем задний аварийный, стюардесс я беру на себя. Пилоты отреагировать не успеют…

— А Эмилия и Алекс? — из чистого любопытства и скрывая улыбку спросил я.

— Покойники, — убежденно констатировала Анна Зверева, — в стюардессы императорского борта попадают самые «способные», — с холодной завистью прорычала Анна, — элита гвардии, обласканная вниманием государя и его силой, дабы иметь возможность спасти его величество даже от падения с высоты. Я смогу удержать одну такую с*ку не более минуты…

— Ага, — участливо поддакнул я, — а дальше что?

— В каком смысле что? — округлила глаза Анна Зверева, — ветряк ты или кто? Убегай и живи. Другого шанса не будет!!! Посмеешь сдохнуть, я тебя не прощу! Из могилы восстану и в кошмарах приду!!!

— Вот уж чего точно не надо, — открестился я и сам не заметил как опасливо глянул назад.

Тьфу ты.

Паника заразна. Стюардесс я еще не боялся.

— А давай просто не будем никого провоцировать и мирно поедем домой? — предложил я иной вариант.

— Ха, — нервно хохотнула Анна Зверева как от плохой шутки, и, только после пяти секунд моего неизменно серьезного лица поняла, что я не шучу, — ты головой там случайно не ударялся, Артем?

— Ударялся, — честно ответил я и машинально потер ушиб на затылке.

— Оно и видно, — саркастично фыркнула девушка, спешно достала мобильник и после пяти нервных кликов ноготком по экрану, мне в лицо ткнули статьей.

Руки Анны Зверевой ощутимо дрожали, отчего прочесть что-либо было решительно невозможно, и я невозмутимо выхватил телефон из рук девушки.

На телефоне была открыта статья под заголовком: «Соколовы. История грандиозного предательства». Мой взгляд тут же заинтересованно скользнул ниже, но чем дальше я читал статью, тем более нелепой она казалась.

Нет, написано очень складно, красиво.

От истории основания рода и великих родовых подвигов в разведке, изгнания рода из столицы и до возвращения молодого княжича Омского в Санкт-Петербург, сразу после которого Рюриковичи начали умирать, цесаревна была похищена, а молчавшие десятилетия внешние враги активизировались у границ.

Череда домыслов была точечно подкреплена реальными фактами и фотографиями, отчего история казалось цельной и правдивой. Стройно, наглядно и практически неопровержимо.

Если бы не последний абзац, который в красках пояснял как я, используя положение лицеиста и купленное место на «турнире» содействовал вопиющему акту терроризма, из-за которого погибло четыре сотни поданных империи. И подано так, что у невольного читателя возникает четкая картинка в голове, будто я самолично убивал каждого из этих четырех сотен бедолаг, что не смогли защитить свои жизни на поле боя.

Венцом же истории был подробный некролог некого майора внутренней безопасности царского лицея Великанова Ивана Аркадьевича, который героически погиб при попытке задержать «самого опасного преступника в империи со времен восстания Оболенских».

— Лихо завернул Артурчик, — уважительно покачал я головой и вернул телефон владелице.

— Еще есть репортаж, интервью и десяток статей поменьше в газетах разной степени ангажированности, — сухим поминальным голосом добавила Анна Зверева с замогильным тоном.

— И все такие же подробные? — уточнил я из любопытства.

Автор статьи явно не ссылается на источник, но абсолютно очевидно, что это Холмский в тесной связи с еще десятком Рюриковичей и прихлебателей поменьше. Даже Долгорукого умудрился притянуть на свою сторону, приписав убийство его родича в список моих «заслуг» перед отечеством.

Не напрямую, но между строк это вполне отчетливо читается.

И ведь крыть мне нечем.

Статьи и репортажи это еще не обвинения, а просто ровно сложенные домыслы, которые очень быстро сформируют нужное Артуру Холмскому мнение народа. А любые мои попытки высказаться будут звучать как оправдание, только закапывая меня еще глубже.

Да и кто мне позволить выступить. Риторика в статье вполне однозначная.

— Да, — холодно ответила Анна Зверева на мой вопрос после короткой паузы, — вот зачем ты полез в этот треклятый дом?! — ничуть не сомневаясь в правдивости написанного вскинула руки Зверева.

Фотографии со спутника. Видео и фотоматериалы выслеживания, и даже слитая запись аудиозвонка Майора своему начальнику Холмскому служили неопровержимым подтверждением моей виновности.

Ублюдок действовал наверняка, даже несколько кадров во время самого боя успел сделать.

— Чтобы выманить и поймать Майора, — равнодушно ответил я.

— Как бы было хорошо если бы у тебя получилось… — скорбно выдохнула Анна Зверева.

— Так у меня и получилось, — пожал я плечами.

— Мертвые не дают показаний, — осуждающе покачала головой Зверева, с грустным взглядом, коим одаривают собаку перед тем, как усыпить за то, что она посмела укусить слишком влиятельного человека.

— Это да, — протянул я, — но конкретно этот еще живой.

— Кто живой? — вскинулась Анна Зверева.

— Майор, — доверительно произнес я и, призадумавшись, добавил, — если его государь еще не казнил, конечно.

— Стой, стой, стой, — замотала головой Зверева и с такой силой ткнула пальцем в экран телефона, что он треснул, — тут написано, что он погиб в бою с тобой!

— Верь больше, — отмахнулся я, — без руки, без сознания, без совести, но живой…

— Правда, если уж совсем честно, мертвым он тоже был, — припомнил я момент, когда после неудавшейся атаки и опустошения источника, вшитый внутрь организма яд мгновенно хлынул по венам Майора и остановил сердце бедолаги.

Но мои ветровые потоки достаточно долго поддерживали питание кислородом мозга неудавшегося самоубийцы, чтобы Феликс успел выгнать всю зараженную кровь, заменив ее своей.

Регенерация гвардейцев при исполнении это что-то с чем-то, а уж как лихо здоровяк управлял внутренними кровяными потоками живого организма… настоящий талант. Семь раз запускал сердце техниками водника, матерился, злился, извинялся, но за полтора часа управился и пациента не убил.

— Но как же видео… фото… снимки со спутника… звонок… — ошарашенно хлопала глазами Анна Зверева, — в статье даже покадровая кардиограмма есть и восстановленная хронология боя с точным, вплоть до секунды, временем смерти!

— Клинической смерти, — уточнил я важный момент и глянул на часы, — биологическая же зависит уже не от нас, а от государя, которому мы живое тело и передали на пути в аэропорт.

— Мы?

— С Феликсом же.

— И он живой? Его не казнили?! — искренне удивилась Зверева.

— За что?

— Ну… за это! — кивнула она на треснутый телефон, — ты приехал в аэропорт без Феликса, без сознания, и на имперской машине! Тебя отнесли на кресло личного самолета государя, пристегнули и приказали стюардессам ценой своей жизни доставить тебя в столицу и глаза с тебя не спускать… а Эмилию и Алекса заперли в носовой части!

— Так я просто устал, — вздохнул я, — спать хотелось жутко. А Феликса государь себе в телохранители забрал, и, в знак извинения, предоставил свой самолет и гарантии безопасности, вот, — методично пояснил я и чем дальше я говорил тем более жутким становилось лицо Анны Зверевой.

Странная реакция на хорошие новости.

— Устал он значит… — едва слышно проговорила Зверева медленно поднимаясь на ноги, — поспать тебе захотелось…

— Сигнал пристегнуть ремни горит, — заботливо напомнил я и показал пример как это делается.