Завершившие войну

***

Саша заставила себя проспать четыре часа, чтобы руки не дрожали. Через силу плотно позавтракала. Оделась в просторное домашнее платье — в большом внутреннем кармане свободно помещался траншейный нож. Быстро вынимать его из ножен Саша училась последние два дня.

Когда стре́лки “Танка” показали без четверти два, вышла из малой гостиной. Дежурил сегодня Никодим. Это было неплохо, Саша числила его далеко не самым опытным и ловким среди своих охранников. Вооружен он был маузером, и это тоже оказалось удачно. К маузерам Саша была куда привычнее, чем к наганам.

— Никодим, здравствуй! В библиотеку пойдем?

— И тебе не хворать! В библиотеку так в библиотеку.

Спросила Саша из вежливости, по дому она перемещалась свободно, и охранник обязан был сопровождать ее. Никодим, кажется, обрадовался возможности размять ноги.

Зазвонили колокола Храма Христа Спасителя, созывая гостей к венчанию. Саша и Никодим глянули в окно — людей у храма отсюда не видать, только купол, ослепительно сияющий в солнечном свете.

В библиотеке Саша поставила на место томик Ницше и пробежала взглядом по корешкам на соседней полке. Для виду — что бы она сейчас ни взяла, прочесть уже не успеет. Подвернулось сочинение некоего Николая Федорова, “Бессмертие как привилегия сверхчеловеков”. Любопытно, и брошюра небольшая совсем… увы, не до чтения теперь.

— Никодим, ты обедал уже? — спросила Саша по пути назад в свои комнаты.

— Угу…

Он, разумеется, знал, что Саша — бывший красный комиссар и опасна. Им всем это говорили. Но за месяцы, проведенные у Михайлова и здесь, она не доставила охране ни малейших хлопот, неизменно была приветлива и покладиста. Никому не устроила неприятностей, хотя как любовница начальника ОГП могла с легкостью. Ее держали за перебежчицу, давно и плодотворно сотрудничающую с властями, одну из первых в очереди на амнистию. Пашка проболтался как-то, что смены с ней считаются у огэпэшников все равно что отдыхом.

Звон прекратился, только с минуту угасал отзвук. Венчание началось. До взрыва оставался ровно час.

— Что на обед сегодня?

— Уха и картошка с подсолнечным маслом.

Тебе никогда не стать физически сильнее среднего мужчины, говорила Аглая, потому в бою придется быть подлой.

— Знатно! — Саша обернулась в дверях гостиной, словно только припомнила что-то. — Никодим, а ты из замоскворецкого отделения?

— Ну! А чего?

— О, про вас же в “Московских ведомостях” вчера писали, видал?

— Да ладно!

— Зайди, сыщу тебе газету сейчас.

Подходящую статью Саша подобрала вчера. Это было несложно — какие-нибудь панегирики доблестным служащим ОГП выходили в печати каждый день.

Никодим без опаски вошел в малую гостиную. Саша кивнула ему на приставленный к столу стул, положила перед ним газету и постучала пальцем по статье.

— Да нет же, это не про нас, — протянул Никодим разочарованно через пару минут. — Это про кремлевское отделение… Ишь, лезут повсюду, вечно как награды получать, так они первые, а в деле их не видать чего-то…

— Точно тебе говорю, дальше там про вас. На другой полосе, верно.

Никодим взял газету в обе руки, облокотился о стол и принялся искать упоминание о себе. Саша тихо подошла сзади и полоснула его ножом.

Она выбрала горло, поскольку не была уверена в своей способности с первого удара вогнать нож между ребер, а попытка только одна. Расчет оправдался: Никодим потянулся не к маузеру, а к ране, сжимая ее края. Из взрезанной гортани не шел крик, только сипение. Кровь залила газету, стол, стул, светлый паркет. Саша метнулась к двери, плотно закрыла ее. Теперь все зависело от того, услышит ли кто-то шум агонии. Но агонии не случилось. Никодим затих через несколько секунд, уронив голову на окровавленную газету, где ничего о нем не было написано.

Саша не зря приучала прислугу к тому, что ценит уединение. Еду сюда приносили только по звонку, и без надобности никто возле их с Щербатовым частных комнат не ошивался. Глянула на “Танк”: оставалось десять минут на приведение себя в порядок. Стараясь не наступать в кровь, сняла с Никодима кобуру маузера. Прошла через спальню в ванную. Скинула на пол перепачканное платье. Отвернула латунный кран, умыла лицо и руки, вытерлась пушистым полотенцем. Сменная одежда была приготовлена заранее: широкая в шагу юбка-амазонка и темная блузка под горло. Высокие ботинки были уже на ней.

Маузер, нож и кобура легко поместились в самую объемную из ее дамских сумочек, скорее напоминающую небольшой саквояж. Вера, когда дарила ее, сказала, что уважает Сашин характер, потому подбирает для нее практичные вещи. Там уже лежал конверт с тремя сотнями рублей — бухгалтерия ОГП начислила ей жалование даже за дни, проведенные в пыточном подвале, так уж работает бюрократия. Больше ничего брать с собой Саша не стала. Ни документов, ни драгоценностей, кроме “Танка”, у нее не было, а прочее только мешало бы.

Две минуты до выхода. В эти комнаты никто не должен был зайти, а вот вне их каждая лишняя минута увеличивала риск. Саша глянула в зеркало, проверяя, не осталась ли где кровь. Все чисто. Лицо чуть бледнее обычного, но сосредоточенное и спокойное.

Прихватила из ванной полотенце. Возле порога малой гостиной бросила его на пол и тщательно вытерла ботинки, чтоб не оставлять в коридоре кровавые следы. На пути в левое крыло встретила одну из горничных и приветливо улыбнулась. Девушка в ответ чуть поклонилась. Скверно, прислуга знает, что Саше не положено ходить без охранника даже по дому; но авось не станет влезать в господские дела, не ее это печаль…

За дверью детской Саша наткнулась на первое, чего не предусмотрела. Навстречу ей из кресла поднялась полная пожилая женщина.

— Не входите, — громко прошептала она. — Краснуха заразна! Очень опасная для вас болезнь…

Сиделка! Конечно же, к больным детям вызовут сиделку, почему она об этом не подумала!

Саша выхватила маузер и зашипела:

— Лицом к стене! Молчать! Заорешь — пристрелю.

Сиделка охнула, побледнела и забормотала что-то — молитву, верно — но послушалась. Саша распахнула дверь в спальню:

— Солдаты, подъем! Три минуты на одевание!

Дети — кроватку Насти перенесли в комнату мальчиков — разом отбросили одеяла. Выглядели они и правда жутковато, все в красной сыпи. Лекарство доктора Громеко сработало как надо. Оставалось только надеяться, что, как он и обещал, вреда здоровью оно не причинит.

Одежда и обувь для бегства были приготовлены заранее. Саша отбирала самые крепкие, неброские, практичные вещи. Пока дети быстро и тихо одевались, Саша лихорадочно соображала, как поступить с сиделкой. Стрелять нельзя, услышат. Перерезать горло? Второй раз это проще. Но убивать непричастного человека на глазах у детей… Ради того ли она все делала? Связать? Нельзя выпускать маузер из рук, а дети не справятся, да и времени нет.

Была — не была. Саша подошла к трясущейся женщине и со всей силы ударила ее рукоятью пистолета по затылку. Люди опытные умели бить, чтобы не проломить черепа, но пришибить человека на час-другой. Сашу именно так привезли в Рязань год назад; ее потом две недели выворачивало и она почти ослепла, но выжила. Вот только самой ей оглушать людей прежде не доводилось, так что пришлось положиться на удачу.

Женщина глухо застонала и тяжело осела на пол. Авось не поднимет тревоги — Саша глянула на “Танк” — в ближайшие четыре минуты, больше-то им не надо!

— Уходим!

Возле поворота в вестибюль они оказались без двух минут три. Пост охраны — за углом, в дюжине шагов.

Саша примкнула кобуру к маузеру — так пистолет обращался в подобие винтовки. Руки не дрожали, но сейчас рисковать нельзя; вдобавок училась стрелять она, когда у нее было еще десять пальцев. Теперь оставалось только ждать и надеяться, что в Храме Христа Спасителя все идет по плану. Иначе она погубит Князевых и погибнет сама ни за грош.

Взрыв должен произойти ровно в три.

Минутная стрелка мучительно медленно подползла к верхнему делению.

Тишина.

Дети были подготовлены, что главное в эти минуты — не издавать ни звука. Но даже само дыхание их казалось предательски шумным.

Две минуты четвертого.

Уборка в этой части дома производилась утром, после прислуга старалась без нужды здесь не ходить. Гостей не ждали — все были на свадьбе. Риск, что кто-то появится по неожиданному делу, невелик. Но с каждым мгновением увеличивается. Саша вытерла об юбку вспотевшие ладони.

Пять минут четвертого.

— Матерь божья, какая ж тоска, — протянул один из охранников у входа.

— И не говори, — лениво ответил другой. — Ребята все на празднике, а ты торчи тут, как проклятый… И ничего не происходит.

Семь минут четвертого.

Саша заставила себя дышать ровно. Теперь она уже ничего не может исправить, может только сохранять сосредоточенность, чтобы не пропустить…

Взрыв ударил по ушам. Стены содрогнулись. Витражное стекло осыпалось цветным дождем.

Оружие наизготовку. Пять быстрых широких шагов. Не смотреть туда, куда, забыв про бдительность, зачарованно уставились охранники. Смотреть — стрелять — им в спины. Первому — и тут же второму.

Оба упали лицами вперед. Первый еще попытался опереться на руки и приподняться, но рука соскользнула в хлещущей из раны крови.

— Мамочка, — прохрипел он. — Мама…

Саша выстрелила ему в затылок, оборвав предсмертную мольбу. Тут же, для надежности — второму, хоть он и не двигался.

— Ключи! — заорала Ваньке, перекрикивая звон в ушах.

Гвоздь в караулке, где висели ключи от входных ворот, они высмотрели давно. Жаль, возможности потренироваться отпирать замок не было, но Ванька много раз наблюдал, как это делает охрана.

Только тогда Саша позволила себе быстро глянуть в сторону храма. В облаке пыли и дыма на месте центрального купола зиял провал, ощерившийся зубцами.

Работа сделана.

Дети уже бежали по мраморным ступеням вниз, к дверям. Ванька сжимал в кулаке ключи. Саша догнала их и распахнула перед ними створки. Ветер донес пыль от взорванного храма, дышать сделалось тяжко.

И тут в глубине дома заголосила женщина:

— Дети, дети! Она увела их! Спасайте детей!

Чертова сиделка. Чертова гуманность. Саша ведь знала, что не умеет оглушать надежно!

До ворот — сотня шагов через двор, по широкой, отменно простреливаемой аллее. И надо еще отпереть замок.

И неизвестно, осталась ли в доме еще охрана. В каморке слева от лестницы кто-то мог быть, а могло и не быть никого. Раз на раз не приходился. Саша голову сломала, пытаясь придумать, как можно выяснить это заранее, но так и не придумала.

— На выход! Бегом! Меня не ждать!

В эти слова она вложила весь свой опыт командования, всю решимость, всю злость. Каждый день на протяжении месяцев она повторяла Князевым, что солдат обязан выполнять приказ командира. Даже если нарушение приказа кажется более осмысленным, храбрым, правильным выбором. Приказ прежде всего.

На долю секунды в голубых глазах Ваньки мелькнуло сомнение, но тут же исчезло. Он побежал к воротам, за ним Федька, державший Настю за руку.

Саша не могла позволить себе смотреть им вслед. Вернулась в дом, замкнула за собой дверные створки. Взяв маузер наизготовку, побежала через вестибюль, чтобы занять позицию на пересечении с коридором. Опоздала совсем чуть-чуть — на углу влетела в Пашку.