Месть

— Да, но если врачи говорят, то…

— Он нормальный парень, никакого психического расстройства у него нет. У нас глаз наметанный. Какие мы тогда психиатры, если нормального человека от психа отличить не сможем. Вранье стопроцентное!

— Но зачем это ему нужно? — удивилась Мильда.

— Ну как зачем, — усмехнулась Аглая. — Тут уже политика. Не хочешь — заставим, не можешь — научим… Уезжать нам надо, Мильда! И чем скорее, тем лучше!

— А куда? — не поняла Мильда. — Ты хочешь к родителям, в Смоленск?

— Если б можно было к родителям… — вздохнула Аглая. — Да я бы на Сахалин, в тайгу сбежала! Только разве скроешься от него? Он тебя на дне моря сыщет!..

— Кто? — не поняла Мильда.

Аглая не ответила. Докурив папироску, прикурила от нее вторую. Мильда с тревогой смотрела на нее.

— Ты ешь, ешь, не обращай на меня внимания!

Аглая закусила губу и, сдерживая слезы, вышла из комнаты. В комнату заглянула девочка лет пяти в розовом платьице и розовых башмачках. Наклонив головку, она вежливо поздоровалась с Мильдой и с любопытством взглянула на нее черными бусинками глаз. Девочка была так похожа на Аглаю, так обворожительно хороша, что невозможно было не залюбоваться ею. Не увидев мамы в гостиной, маленькая принцесса, как тотчас окрестила ее Мильда, важно удалилась.

— Катя, иди поиграй с Павликом! — послышался голос Аглаи из коридора. — Павлик, достань Кате карандаши и дай тетрадь для рисования. А ты нарисуй нам с тетей Мильдой разных зверюшек и потом придешь покажешь, хорошо?

— Хорошо, мамочка, — трогательно ответила Катя.

Аглая вернулась, прикурила старую потухшую папироску. Заметив тревожный взгляд Мильды, она улыбнулась.

— Ты видишь, какой психоз? Вот тебе и невропатологи! Они просто не оставят нас в покое. И придумают такой изощренный вариант, что мы и двух слов сказать друг другу на прощание не успеем. Надо бежать! Куда угодно, уезжать за границу, хоть в Африку! Там хоть какая-то есть надежда на спасение. И сама понимаешь, не ради себя, ради них, — Аглая кивнула в сторону коридора, откуда доносились детские голоса.

— Но кому и зачем надо убивать вас? — снова спросила Мильда.

— Тебе Сергей Миронович что-нибудь рассказывал?

— Нет. Я пыталась из него что-то вытянуть, он твердит одно: тебе лучше об этом ничего не знать. Поэтому я и не понимаю.

— Он прав, Мильда. Об этом лучше ничего не знать. Он боится за тебя.

— Но что здесь за тайна? — ничего не понимая, рассердилась Мильда. — Какие-то страсти-мордасти! Приезжает грузин, передает приветы, привозит корзину с фруктами и вдруг хочет вас отравить. Ведь должна же быть причина, если он не сумасшедший?!

— Он не сумасшедший, и причина есть. Но Сергей Миронович прав: ее лучше не знать, иначе и ты можешь оказаться в опасности. Я скажу тебе лишь одно, чтоб поставить точку в этом разговоре: я думаю, надеюсь, что Сергей Миронович и его подчиненные в ОГПУ очень не хотели отпускать этого Гиви в Грузию. Ведь можно было проверить его на вменяемость у нас или в другом институте. И результат был бы один: этот Гиви Мжвания вменяем. И тогда его пришлось бы судить и давать срок. Но те, кто его посылал, боялись, что он заговорит, и придумали эту историю с психбольницей. Так вот Сергей Миронович не хотел выпускать этого Гиви. Но его заставили отдать мерзавца-красавца. Заставили! А теперь подумай, кто может заставить Кирова это сделать?

— Но кто его мог заставить? Он теперь секретарь ЦК, выше этой должности не бывает!..

— Видимо, есть еще выше, — прошептала Аглая.

— Кто? Сталин? — вырвалось у Мильды.

— Я этого не слышала, а ты не говорила! — отрезала Аглая.

— Но они друзья…

— Все! — оборвала Аглая. — Я умоляю тебя, поговорим о чем-нибудь веселом! Куда ты ездила в командировку?

— В сторону Луги, где я жила…

— И что ты там делала?..

— Где? — не поняла Мильда.

— В командировке, где же еще?

— Я… — Мильда смутилась и пожала плечами.

Врать она совсем не умела, а говорить правду не могла. Но Аглая уже забыла, о чем спрашивала. Она выпила вина, закурила, с шумом выпуская дым и неподвижно глядя в одну точку. Глаза ее блестели, и она была такая хорошенькая, с тонким, нежно очерченным контуром смуглого лица, темно-карими глазами и чувственным красивым ртом, что Мильда залюбовалась ею.

«Если б я была такая красивая, — подумала она, — и такая умная, то наверное бы…» — она запнулась, потому что глаза Аглаи снова подернулись влажной пеленой, и слезинка скатилась по щеке.

Аглая, заметив растерянный взгляд Мильды, улыбнулась.

— Родителей жалко, они старенькие уже, а я у них одна, их так жалко бросать. Папа еще в 1905 году ходил с красными флагами, он не поймет, проклянет, не выдержит такого моего предательства, — проговорила она и расплакалась. — Извини, я… — Аглая вытащила платок. — Дети не должны видеть мои слезы, я не должна распускаться, не должна, не должна, я твержу себе эти слова каждый день и никак не моту взять себя в руки. Никак! Сапожник без сапог! Извини!..

Она снова вышла в ванную. Мильда, оглядев такой вкусный стол, заставила себя съесть бутерброд с паштетом, тонкий кусочек ветчины и две шоколадные конфеты из большой красивой коробки. Потом взяла еще две и спрятала их в сумочку: для детей. Допила вино и поднялась. Вернулась Аглая.

— Нет-нет, я тебя не отпущу! Извини меня, я больше так не буду! — решительно заявила Аглая. — Еще пельмени, чай с тортом — все по полной программе! Не уходи! — умоляюще проговорила Аглая, и Мильда села на место.

— Я хотела бы попросить тебя… Мне очень нужно минут на десять — двадцать встретиться с Сергеем Мироновичем, если он, конечно, сможет выбрать время, я хотела бы с ним посоветоваться. Скажи: просто спросить совета. Это очень важно сейчас для нас. Я понимаю, что он и без того уже очень много сделал для нашей семьи, но скажи, я буду вечно молить Бога за него и за его близких, потому что…

Аглая не выдержала, закрыла лицо руками и разрыдалась. Мильда подошла к ней, обняла за плечи, Аглая резко развернулась и, плача, упала ей на грудь.

— Я поговорю с ним, попрошу его, он встретится с тобой, обязательно встретится, — прошептала Мильда. — Все будет хорошо, вот увидишь, все будет хорошо!..