Лубянская империя НКВД. 1937–1939

Отдел номер двенадцать

Начнем издалека. На показательном процессе 1938 г. (Бухарин и другие, в том числе Ягода и его личный секретарь Буланов) в ходе своих показаний «Буланов стал описывать специальную лабораторию по ядам, основанную будто бы Ягодой под его личным наблюдением. Буланов заявил, что Ягода «исключительно» интересовался ядами. Сейчас распространено мнение, что подобная лаборатория могла существовать на деле (до революции Ягода был фармацевтом)»20.

«Токсикологическая лаборатория была создана в 1921 году при Председателе Совнаркома В.И. Ленине… и именовалась «Специальным кабинетом»… Научно-исследовательские работы по тематике лаборатории проводились специалистами Института биохимии, возглавляемого академиком Бахом»19. Обратимся к показаниям отца от 31 мая 1939 г.

«В середине 1937 г… я был назначен начальником 12 отдела, т. е. отдела оперативной техники. В состав отдела по распоряжению Ежова были переданы некоторые отделения… в том числе специальная химическая лаборатория на Мещанской улице. До перехода… в состав 12-го отдела руководителями этой лаборатории были сотрудники НКВД… Серебрянский и Сыркин. Начальником лаборатории был назначен мною инженер-химик Осинкин…

По заданию зам. наркома комкора Фриновского задачей лаборатории должно было быть;

Изучение средств диверсионной работы, снотворных средств, ядов и методов тайнописи для целей оперативной работы. По распоряжению Фриновского был также установлен порядок пользования указанными средствами для оперативной работы… оперативный отдел, который желал для своих целей получить, например, снотворное средство, мог его получить только с санкции наркома или зам. наркома — начальника ГУГБ. Этим отменялся ранее существовавший порядок, по которому средствами лаборатории могли пользоваться… по усмотрению начальника лаборатории…

При передаче лаборатории в ведение 12-го отдела выяснилось, что в ее составе было всего 2 научных работника, оба беспартийных, и что никакой серьезной разработки средств для оперативной работы не велось. В связи с этим при помощи аппарата ЦК ВКП(б) были получены 3 научных работника — инженер Осинкин и доктор Майрановский, оба члены партии и еще один комсомолец, фамилии его не помню. Кроме того, для работ в лаборатории были использованы заключенные проф. Либерман по зажигательным средствам и инженер Горский по отравляющим веществам.

По просьбе спецгруппы Серебрянского и с разрешения Фриновского велась разработка химического средства, способного быстро воспламенить сырую нефть. Эту работу вел заключенный профессор Либерман, опыты производились на опытной станции Пожарного управления по шоссе Энтузиастов.

По заданию иностранного отдела в лице бывшего начальника отдела Слуцкого и с разрешения Фриновс-кого велась разработка снотворного средства. Работу эту вел указанный выше сотрудник комсомолец.

По заданию того же иностранного отдела и с разрешения Фриновского велась разработка яда. Работу эту вели сотрудники Щеголев и доктор Майрановский.

Непосредственное руководство лабораторией, а также хранение и выдача средств, с разрешения руководства наркомата, т. е. Ежова и Фриновского, были возложены мною на моего зама капитана Алехина, у которого хранились также и ключи от шкафов лаборатории. Помню, что ко мне обратились Алехин и начальник лаборатории Осинкин с вопросом о том, что в работе лаборатории имеются уже некоторые результаты и что необходимо обязательно проверить на опыте действие подготовленных лабораторией зажигательного средства для нефти, а также действие снотворного и яда.

Мною было это доложено зам. наркома Фриновско-му, который разрешил испытание зажигательного средства, что и было произведено при моем участии на опытном поле Пожарного управления. Что касается снотворного и яда, Фриновский, помню, сказал мне, что он поговорит с Ежовым и даст ответ. Через некоторое время Фриновский мне сообщил, что имеется указание Ежова на испытание указанных средств на осужденных к высшей мере и что Цесарскому, нач. 1-го спецотдела, Ежовым дано соответствующее указание. На мой вопрос Цесарский подтвердил это. Мною было поручено Алехину осуществить опыт в двух или трех случаях, договорившись с Цесарским о времени и месте. Опыты были произведены под руководством Алехина и при участии доктора Майрановского и составлены соответствующие акты. По данным этих актов помню, что в двух или трех указанных случаях опыты дали смертельный исход. Кто именно намечался для совершения опыта, сказать не могу, так как этот выбор из числа осужденных к высшей мере находился в ведении исключительно Цесарского, у кого я фамилий не спрашивал, и который мне и, насколько помню, Алехину также этих фамилий не называл. Опыты, как указано выше, были заактированы, подписаны Алехиным и доктором Майрановским и доложены Фриновскому. В бытность мою начальником 12-го отдела, т. е. в течение 5–6 месяцев, припоминаю, что таких опытов было 2 или 3. Инициатива их постановки и мотивировка их необходимости принадлежала инженеру Осипкину, доктору Майрановскому и капитану Алехину. Непосредственно руководил опытами капитан Алехин. Насколько припоминаю, в бытность мою начальником 12 отдела ни одного случая выдачи какому-либо отделу или сотруднику яда для оперативных целей не имело места. Припоминаю только один случай, когда начальник иностранного отдела обратился за получением для нужд иностранной работы яда, но с определенностью сейчас не могу сказать, был ли ему этот яд выдан или нет. Опытов по отравляющим средствам, разрабатывавшимся инженером Горским, при мне никаких не велось».

Прежде чем продолжить тему 12-го отдела ГУГБ (с июня 1938 г. — 2 спецотдел 1 управления НКВД), представим Алехина Михаила Сергеевича: 1902 г. р., еврей, урож. г. Кирово, майор гб, к моменту ареста (13 сентября 1938 г.) работал врио нач. 2 спецотдела. Давний чекист, в 20-е годы служил на Украине, и с тех пор его имя связывают с «неформальной» группой Евдокимова. В частности, к делу приобщены поступившие из НКВД УССР до ареста Алехина партийные документы о его «троцкистских выступлениях» в 1923 г. По показаниям отца «…Алехин часто и резко возмущался непримиримостью партии к бывшим в далеком прошлом троцкистам, указывая, что их либо арестуют, либо создают штрафной режим».

Приговорен к ВМН (высшая мера наказания — расстрел) 21 февраля 1939 г.

Алехиным вместе с Заковским 17 февраля 1938 г. был отравлен в кабинете Фриновского начальник иностранного отдела (ИНО) ГУГБ А.А. Слуцкий11. (Кончину Слуцкого объяснили естественными причинами и похоронили его со всем подобающим почетом. Через некоторое время он был объявлен врагом народа.)

Далее цитируем выписку из протокола допроса Алехина от 2 ноября 1938 г.

«О Серебрянском

а) Работой Серебрянского в свое время лично руководил Ягода и кроме Ягоды и Буланова никто отношения к делам Серебрянского не имел. Вся работа была сосредоточена вне здания НКВД, на даче Серебрянского и в здании где-то у Арбата…

б) В организованную Серебрянским лабораторию были вложены огромные средства, в том числе и в валюте. Однако, когда в 1937 г. эта лаборатория была передана в отдел Оперативной техники, я при приеме ее обратил внимание на следующие странные обстоятельства.

Во-первых, все оборудование и химикалии (в том числе яды) были закуплены исключительно в Герма-нии, хотя значительную часть можно было закупить либо в Англии, либо в других странах, так как такая массовая закупка была явно неконспиративной.

Во-вторых, штат лаборатории состоял из 20 человек обслуживающего персонала и 3-х научных сотрудников, из которых 1 работал по совместительству, а 2-й без высшего образования.

2 или 3 сотрудника, в том числе комендант, оказались бывшими белыми, ввезенными из-за границы, где они сотрудничали с Серебрянским.

В третьих, оказалось, что с точки зрения проведенной научно-исследовательской работы лаборатория представляет собой буквально пустое место, вопреки широковещательным заявлениям Серебрянского. Ни проверенных ядов, ни снотворных, ни зажигательных веществ, ни методики диверсионной техники, ни самой этой техники, т. е. решительно ничего, кроме заграничных препаратов и токсикологической литературы, которой нельзя доверять, — в наличии не оказалось.

На меня при приеме эта картина произвела впечатление либо чистого вредительства, либо близорукости, соединенной с очковтирательством.

в) После передачи лаборатории и увольнения секретаря ее — жены заместителя Серебрянского — Сыркиной, работавшей там вопреки общепринятым правилам, и всех белых, Серебрянский начал эту работу по насаждению в лабораторию агентуры — в буквальном смысле слова.

Так например, секретарь лаборатории Тихонова Ольга Николаевна, переведенная на работу из комендатуры НКВД, человек, который ни по своему развитию, ни по другим данным не мог привлекать внимания, — почему-то вызвала большой интерес к себе со стороны Сыркиной…, которая стала ее снабжать билетами в театр, встречаться с ней и т. д.

Научный сотрудник Щеголев, Валерий Дмитриевич, начал привлекаться Сыркиным или Серебрянским к игре в преферанс, сопровождаемой расспросами.

Сам Серебрянский неоднократно обращался с такими же расспросами и ко мне, интересуясь, что сделано нового, причем ни одного раза он не мог дать санкционированного руководством задания, которое обуславливало бы этот интерес.

Более того, в бытность С.Б. Жуковского начальником отдела Серебрянский был приглашен на испытания патрона для зажигания нефти, пришел в восторг от результатов и попросил рецепт. Ему было предложено обратиться к Народному комиссару. Для этого надо было, конечно, представить конкретные предложения. После этого Серебрянский больше о патроне не разговаривал. Аналогичный случай был и с новой рецептурой тайнописи.

г) Летом этого года в отдел поступило для перевода заявление на немецком языке. Посмотрев его после перевода, я увидел, что автор заявления — немец, член партии, секретный сотрудник Серебрянского, обвиняет его в том, что он ведет нелегальную работу в Германии так, что это оказывается прямо на руку Гестапо.

Заявление очень обширное, конкретное, с фамилиями и фактами. Из всего его содержания, кроме вышеуказанного, помню описание одного предприятия, на которое Серебрянский послал людей, вопреки указаниям, что это комбинация Гестапо, и эти люди погибли…

Считаю необходимым сообщить следствию, что между мной и Серебрянским существовала личная неприязнь, обусловленная моим ироническим отношением к его работе, моей линией поведения во время приемки лаборатории, а также немотивированной антипатией».

Отвлечемся на Серебрянского, уж очень уникальна его судьба: быть приговоренным к ВМН (высшая мера наказания) и через месяц выйти на свободу. Пользуемся Справкой.